Такой поворот смутил бы кого угодно.

— А сам-то что? Сам что не берёшь?

— Мне, Сантей, нельзя семью иметь. Тут же все сгинут. Да и какой из меня хахаль. Сегодня здесь, завтра на Югах отдыхаю, послезавтра на Северах. А баба она как цветок, её постоянно поливать подарками и шпилить надо. Как кошку. Иначе завянет. Нет, эта жизнь не по мне, не пара я ей.

Было странно слышать этот поток откровенности.

— Так ты же вроде раньше с ней…

Он снова оборвал на полу слове.

— То было раньше, а то теперь. Там всё по глупости получилось. До сих пор жалею, не знаю, как матери в глаза смотреть. После смерти Вальки она сама не своя ходила. Выпили как-то ну и схлестнулись по пьяни. Как назло, мать узнала.

Я промолчал. Ничего себе, исповедь «убийцы».

— Я поэтому тебе и сказал, завязывай с этим базаром. Надо сначала её вытащить. Было или не было неважно. Это всё в прошлом. Надо жить настоящим. Что сегодня у тебя. А Алиску я тебе не отдам. Передумал. Всё! Меняем пластинку.

— Что там у тебя с плечом?

Я увидел, что рана под повязкой снова начала кровоточить.

— Нормалёк!

— Надо бы перевязать.

— До деревни потерплю.

Теперь мы лежали на сене в сарае. Рашпиль был прав, деревенское население готовилось к выходным, нас никто не заметил.

Сарай использовался как склад кормов для скотины и одновременно как гараж для «Москвича».

Ядовито-зелёный 408 стоял и поблёскивал фарами.

Насколько мы поняли из подслушанных разговоров, хозяева двора, где стоял наш сарай, уехали на субботу и воскресенье в город торговать на рынок с соседями.

Рашпиль проявил недюжие навыки выживания. Мы ничего не ели со вчерашнего дня, и чувство голода неприятно отдавало холодком в области солнечного сплетения.

Он очень быстро нашёл в курятнике яйца и картошку. В сарае — кастрюльку и кипятильник. Вода стояла в кадке во дворе возле сарая.

— Я бы курятиной тебя угостил, да только шума много будет. Соседи спохватятся могут. Нам это сейчас ни к чему. Яиц завались, ешь хоть десяток.

Он протянул в кулаке варёное яйцо, чтобы «побиться».

— Обойдёмся тем, что Бог послал, — я стукнул вторым яйцом и вышел победителем в этой мини-схватке. У Рашпиля смялась верхушка скорлупы.

— Давай, другую сторону, — он быстро перевернул свой «снаряд».

— Боевая ничья, — моё яйцо тоже оказалось разбитым.

— Поедем на этом драндулете? — сказал он, обтирая руки об себя после еды.

— Ну, во-первых, это не драндулет, а довольно заслуженная машина. На таких наши неплохо гоняли на ралли «Лондон — Сидней» и «Лондон — Мехико». А во-вторых, нам нужен неприметный автомобиль. Нужно выезжать сегодня в ночь.

Я подошёл, поднял капот и осмотрел машину. Ключи болтались тут же, в замке зажигания.

Интересно, что тут совсем не боялись угонов.

— Почему в ночь?

— Если хозяева уехали на рынок, то вернутся не раньше воскресного вечера. Значит, машину никто не хватится. Нас никто не будет искать на «Москвиче». Они будут шерстить чёрные «Волги».

— Толково. Я тоже думаю, что нам лучше сняться раньше.

— Из-за ростовских?

— Нет, пока я не появлюсь, они её пальцем не тронут. Они хоть и ублюдки, но люди воровские, с понятиями. Уходить надо, потому что кто-нибудь наверняка наткнётся на следы от чугунки твоей.

— Чугунки?

— Колымаги в озере.

Он был прав: непосвящённым только кажется, что в лесу в центральных областях никого не бывает.

На самом деле даже в тайге постоянно ходят люди. Охотники, рыбаки, лесники.

— Я посплю немного, всю ночь ехать.

— Валяй, я покараулю.

Дождавшись поздней ночи, когда деревенская жизнь замерла, а население полностью отошло ко сну, мы засобирались в дорогу.

Тихо выкатили «Москвич» из сарая, а потом и за ворота, которые я аккуратно затворил за собой.

Чтобы никто не хватился и не забил тревогу, всё должно было выглядеть так же, как и до нашего прихода.

Совсем по-тихому уйти не получилось. На нас протяжным лаем заходились собаки.

Я ждал, что кто-нибудь из местных выглянет в окно или выйдет на крыльцо.

Но, к счастью, деревня безмятежно спала.

Машина завелась с полтычка.

Мне казалось, что двигатель громогласно затарахтел на всю округу. Но я быстро понял, что причина моего беспокойства — в деревенской ночной тишине.

У «Москвича» были отлично отрегулированы клапана, и сердце машины работало даже тише обычного.

Не рискнув включать фары, я тихонько вывел «Москвич» из деревни.

На небе не было ни облачка.

Луна светла так ярко, что я различал каждый бугорок на просёлочной дороге, ведущей к трассе.

Рашпиль довольно быстро уснул. Впереди ещё пять часов дороги.

Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как мы отмахали ещё двести восемьдесят километров и пересекли границы Московской области.

В Москву мы въехали без затруднений, на постах нами совсем не интересовались.

В ранний час сонные гаишники проверяли водителей фур и товаросопроводительные документы.

Как я и предполагал с самого начала, неказистый зелёный «Москвич» с владимирскими номерами не привлекал внимания.

— Чо? Уже приехали? Москва? — Рашпиль так же неожиданно проснулся, как и уснул. Он протёр глаза и спросил: — Который час?

— Почти пять.

Я раздумывал, куда дальше ехать. На это Рашпиль ответил сам:

— Так, давай на Смолянку.

— А что там? Адрес есть?

— Посольство Италии. Я покажу дорогу. Мне там надо кое-кого повидать.

— Ты не мог бы посвятить меня в свои планы? А то как-то не хочется снова втёмную. Меня так уже Комиссаров один раз попробовал использовать.

— Ладно-ладно. Не суетись. Есть там один типчик, итальянец. Он все дела с антикваром обделывал. Надо его напрячь, чтобы он нам помог.

— Не тот ли это человек, которого ты отпустил перед тем, как…

— Он самый. Он подогреет нас воздухом и подгонит волыну.

Увидев на моём лице непонимание, перевёл:

— Поможет с деньгами и оружием.

— Рашпиль, надо искать другие варианты.

— Чем тебе этот не нравится?

— За всеми посольствами наверняка следит КГБ, это раз. Ватикан не станет тебе помогать, это два.

— «Раз» я беру на себя, не ссы, Сантей, у меня там точка есть. А насчёт Ватикана не понял. Почему это они не станут помогать?

— Разве не понятно? Ты убрал антиквара. Это их канал. Я думаю, они с удовольствием отплатят тебе той же монетой. Они наши враги.

Рашпиль весело засмеялся. К нему будто вернулось чувство юмора.

— Я же говорю — ты умный парень. Просто зелёный ещё. Ты не понимаешь, что Ватикану насрать на антиквара, прости меня, Господи. Таких антикваров у итальянцев завались. Ватикану важно что?

— Что?

— Иконы! Ему важно знать, где иконы. А кроме комитета и ростовских только я знаю, куда ведут ниточки.

— Уверен, что они не сдадут тебя, как только получат информацию?

— А кто им просто так собирается её отдавать? За информацию надо платить. Поехали.

Мы подъехали на улицу Веснина и припарковались за пару домов от посольства Италии на противоположной стороне. Уже светало.

На чистом московском тёмно-синем бархатном небосводе всё ещё виднелись звёзды и луна.

Хотя улицы освещались электрическими фонарями, но в подворотнях было темно.

— Вон тот дом, пошли, — Рашпиль кивнул головой.

Мы вышли из машины и направились к строению с осыпавшейся местами штукатуркой и забитыми досками окнами.

Оно было на реставрации, я определил это по покосившемуся строительному забору вокруг здания.

Проскочив в небольшую дыру между досками, мы тут же нырнули в арку, ведущую во двор.

— Не отставай, только тихо, смотри под ноги, — Рашпиль двинулся к ближайшему подъезду и отворил скрипучую дверь.

Пожав плечами, я последовал за ним. В нос ударил запах сырости и неустроенности.

Почти в полном сумраке мы поднялись вверх по подъездным ступеням.

Через некоторое время глаза привыкли к темноте. Слабый свет с улицы пробивался сквозь щели в заколоченных окнах. Его было достаточно, чтобы видеть перед собой.