Всё у него в жизни было отлично. Жена по европейским меркам охренительная красавица, машина «Мерс» 116-й… Слава, любимое ремесло актёрское, деньги, загранкомандировки. Зачем наркота?

Скорее всего, бухло, оно многих талантливых людей у нас сгубило.

Да и не только у нас. Вон Джек Лондон в «Ячменном зерне» о своём алкоголизме рассказывал. Хемингуэй тоже.

Ладно, в сторону лирику. Что бы делал волк в моём случае? Правильно, бежал бы в сторону. Я сбрасывал скорость и вглядывался в поля, через которые шла трасса на Москву.

Вот она, грунтовая дорога! Волки не пересекают красные флажки, а гонщики пересекают.

«Я из повиновения вышел, за флажки — жажда жизни сильней! Только сзади я радостно слышал удивлённые крики людей».

Я съехал на дорогу, идущую через колхозные угодья. Менты за мной.

Этот путь привёл нас в Гороховец с другой стороны. Мы ворвались, как ветер, в промзону.

Судя по несущемуся нам навстречу лоб в лоб милицейскому «УАЗику», менты успели передать по рации, что мы объехали заслон.

Выбор у меня был невелик, и я с заносом въехал на территорию судоремонтного завода через въезд на проходной.

— Что будем делать? — таким же безразличным тоном спросил меня Рашпиль, увидев, как две «Волги» влетели за нами, а «УАЗик» встал поперёк, перегородив выезд.

— Что делать, что делать? Муравью… а дальше каждый знает.

Я езжу кругами по территории завода. Используя технику управляемого заноса, я практически не сбавляю скорость и лихо маневрирую.

Испуганные люди разбегаются, прижимаются спинами к стенам строений.

Две ментовские машины сзади сначала пытаются взять меня в «коробочку».

На одном из поворотов следующая за мной догонялка не справляется с управлением, врезается в металлическую опору электропередач, замирает.

Из-под капота начинает валить белый пар.

Сирена жалобно замолкает.

Второй милицейский экипаж продолжает попытки перегородить мне проезд, но всё тщетно.

После нескольких безуспешных попыток они просто едут за мной и требуют в матюгальник остановиться.

— Походу, нас обложили, Сантей, — комментирует Рашпиль.

— Походу, помолчи! — отвечаю я и, набирая скорость, направляю машину в открытые ворота деревянного сарая, стоящего прямо рядом с проходной.

Это склад.

Доски, которыми обшит сарай, потемнели от дождей и времени, кое-где на уровне грунта видна гниль.

Сараю не меньше сорока лет. Решаю идти на таран.

Чёрная «Волга» влетает внутрь, тень в помещении будто поглощает машину в следующее мгновенье.

Морда сносит всё на своём пути. В сторону летят щепки и обломки досок.

Даже не хочу представлять, как изуродована спереди машина.

«Утёха» пробивает сарай насквозь, разнося в труху противоположную стену. Мы выскакиваем на свободную улицу на большой скорости.

С трудом вписываюсь в поворот, тяжёлую машину ведёт юзом. Перегазовка, зад сильно заносит, но мне удаётся выровнять.

Сзади какой-то грохот. Вижу в зеркало, что часть крыши сарая медленно складывается внутрь, поднимая тучи пыли.

— Охренеть, ты разнёс весь Гороховец к ядрёной фене! — Рашпиль говорит почти так же равнодушно.

«Почти» означает, что я слышу в его интонации едва уловимые нотки восхищения и облегчения.

— Очень надеюсь, что не расфигачил радиатор к хренам собачьим.

Смотрю на стрелку датчика температуры двигателя. Стоит как вкопанный на месте. Есть надежда, что система охлаждения движка цела.

Иначе мы далеко не уедем.

Прохожие на улицах города останавливаются и провожают нашу побитую «Волгу» взглядами.

Поколесив немного по городу, наконец, нахожу нужное направление и выезжаю на Московскую трассу уже с противоположной стороны Гороховца.

Ментов нигде не видно. Наверное, они ищут нас в городе.

Теперь до Коврова прямая дорога.

— Нужно где-нибудь перекантоваться и поменять машину, — Рашпиль наконец-то расслабился.

— Согласен, но сначала найду жучок.

Я полез в бардачок и достал атлас автодорог.

— Поищи где-нибудь деревеньку, подальше от трассы и поближе к лесу.

Проехав километров десять, я припарковался сразу за ближайшей автобусной остановкой.

Осмотрев повреждения, я пришёл к выводу, что масштаб бедствия не так уж и велик.

Я ожидал увидеть «Волгу» без морды, но, к моему удивлению, у нас был немного вмятин спереди и разбита одна левая фара. Бампер и решётка радиатора стояли на месте.

Открыв без труда повреждённый капот, я заглянул в моторный отсек.

«Утёха» прошла боевые нагрузки с честью. На движке ни царапины.

Потом я быстро нашёл радиомаячок. Проводки и тёмный металлический блок были незаметно закреплены под аккумулятором.

Вырвав корнем, размахнулся и выкинул его подальше.

Теперь нужно было избавиться от «Волги».

— Что там? Есть что-нибудь подходящее?

Рашпиль протянул атлас и указал пальцем на один из населённых пунктов.

— Пойдёт?

— Пойдёт, поехали.

— Сожжём в лесу?

— Нет, дым будет виден издалека. Спрячем.

Мы стояли на берегу небольшого лесного озера и смотрели, как вода полностью поглощает чёрный кузов «Волги», послужившей нам верой и правдой.

Через минуту на водной глади, в месте, где мы затопили «Утёху», исчезли последние пузырьки и небольшие водовороты.

— Пошли, пока нас никто не заметил.

— Жалеешь, что со мной связался? — спросил Рашпиль, — ты так смотрел на машину, будто подругу хоронил.

Мой спутник, не дожидаясь ответа, развернулся и зашагал по просёлочной дороге ко мне спиной.

— Я жалею об одном, что в тот день упустил этого гада, который выкрал Алису, — ответил я и зашагал за ним.

Он как бы невзначай бросил через плечо вопрос:

— А что? Ты на неё глаз положил?

Рашпиль не останавливался и шёл по просёлочной дороге ко мне спиной.

Он бросил через плечо вопрос:

— А что? Ты на неё глаз положил?

Он произнёс это с такой лёгкостью, будто спросил закурить.

Никакого подвоха, никакой агрессии. Сам факт того, что он двигался первым в уязвимой позиции, говорил о том, что он не собирается сейчас серьёзно выяснять отношения.

— А что у тебя с Алисой?

— Быстро учишься?

— В каком смысле?

— Как на зоне у блатных. Отвечаешь вопросом на вопрос. Понял в каком смысле?

— Давно хотел у тебя спросить, Рашпиль, то за манера у вас такая — вопросом на вопрос отвечать?

— Обычная манера, тюремная, — но всё же остановился и повернулся ко мне, — один отвечает, второй спрашивает. Кто спрашивает — тот круче.

— Тогда ты так и не ответил, что у тебя с Алисой?

— Тебе-то что?

— Ну как что? Твоя же девушка. Вроде как между нами стоит, а вроде и нет. Я никак не могу разобраться. Она вроде с тобой, а вроде и не с тобой.

— Нужна она тебе? Забирай. Заберёшь? Только с прицепом она. Ладно, завязывай с этим базаром.

— С каким ещё прицепом?

— Пацан у неё от Вальки, от брательника моего.

— Ребёнок?

— Ну, да? Заберёшь?

— Подожди, а где он?

— С бабкой. С матерью моей. В надёжном месте.

— Ты же сказал, что ваша мама…

Он оборвал и не дал мне договорить:

— Сам знаю, что сказал. В моей профессии не должно быть родни. Один должен быть уборщик, чтобы не могли на него давить. Ни блатные, ни менты. Что рожу скривил?

— Ну при живом-то человеке…

— А она потому и живая, что я ей справку о смерти первым делом справил, и новые документы. Даже Алиска толком сейчас не знает, где они. А знала, не сказала бы. Маруха она совсем неглупая. Или проболталась всё же?

— Мне она ничего не сказала.

Теперь понятно. Алиса зависела от зэка, потому что сын, племянник Рашпиля, находился на попечении у его матери. Вот почему она тогда сказала, что не может говорить.

Молчала, потому что Рашпиль на крючок подсадил. Она ради сына дня него всё что хочешь сделает.

— Так что, берёшь? Или как про пацана узнал, сразу в отказку пошёл? Что, не хочешь с Рашпилем родниться?