Гонки — это что-то среднее. Это и работа, и удовольствие, куда примешивается риск и осознание постоянной смертельной опасности.

Каждый гонщик знает, что может погибнуть, когда он едет на предельных скоростях.

Это как плавание в открытом море, кишащем акулами, в котором ты умудрился не потерять самообладание, доплыть из точки «А» в точку «Б» и выжить. Вот что такое для меня гонки.

Но как всё это объяснить этой красивой девочке, чтобы не звучать пафосно и глупо?

— Для меня гонки — это риск и скорость. Я с самого детства очень люблю машины. У соседа был старенький белый «Москвич», он иногда давал мне посидеть за рулём этой машины, с выключенным двигателем, конечно.

Алиса смотрела на меня с горящими глазами. А я продолжал:

— Я брался за баранку, издавал звук работающего мотора и представлял, что я веду самую красивую и мощную гоночную машину. Знаешь, такую, из фильмов и журналов, с открытыми колёсами и овальным радиатором. Одноместная, похожая на сигару, где шлем гонщика торчит за стеклом.

— Поняла, поняла.

— И вот я представлял, как несусь на этой машине, как стрела, по гоночной трассе, обгоняю соперников, поднимаю тучи пыли, когда вхожу в поворот. Скрипит резина, ревут двигатели, а у финиша мою машину красного цвета встречает красивая девушка вроде тебя.

Алиса засмеялась. Её смех был настолько приятным, что я позабыл обо всех дурацких выходках Рашпиля.

— Потом я стал интересоваться всем, что имело отношение к машинам и автоспорту в особенности. Много читал, помогал отцу с ремонтом в гараже. Ездил на автодромы, смотрел соревнования. Познакомился с ребятами из одной команды, попросился к ним, но они меня не взяли. Тогда я угнал у них гоночную машинку.

Её глаза расширились от удивления.

— Ты угнал?

— Да, ещё и разбил её вдребезги. Случайно, конечно. Но мне повезло — команда взяла меня на поруки, я должен был отработать ущерб, работая автослесарем на автобазе.

— Какая у тебя насыщенная жизнь! Что потом?

— Да, это точно. Поработал слесарем, я до хрена чего знаю про двигатели, помогал, улучшал, вносил рацпредложения.

— Ого, так ты ещё и изобретатель?

— Нет, это сильно сказано. Просто многое прочитал и изучил. Потом мне стали понемногу доверять машину. Сначала я ездил на полигоне, испытывал наши тачки перед соревнованиями.

— Тачки?

— Ну, автомобили, машины. Мы их называем тачками.

— Наши как увидели результат на полигоне — я одного мастера спорта подчистую уделал в тренировочном заезде. Так случилось, что другой гонщик в команде разбился и не мог больше выступать. Мне предложили поучаствовать в гонках. Поучаствовал, победил. Вот так примерно я стал гонщиком.

После того, что произошло между нами этой ночью, Алиса и так смотрела на меня по-особенному. Теперь её глаза были полны восторга.

Всё это время я следил за реакцией Рашпиля, но он будто не замечал перемены, произошедшей с Алисой, или делал вид, что не замечает.

Он вёл теперь себя так, будто не имел к ней никакого отношения.

— Да-а-а, — мечтательно протянула Алиса. — И какой только русский не любит быстрой езды?

— А я тебе скажу, какой, — неожиданно подключился к беседе Рашпиль.

— Какой?

— А тот, что сидит рядом с тобой. А, Сантей? Если ты такой крутой и быстрый, то чего же мы плетёмся еле-еле?

Он снова пытался меня раздразнить, но на этот раз я отнёсся к его словам совершенно спокойно.

— Потому что нет необходимости гнать. Эта машина не предназначена для гонок по просёлочным дорогам. Она слишком тяжёлая для этого. Ехать быстро по такой дороге — значит, гробить подвеску.

— А разговоров-то было: спецзаказ, «догонялка». Чё с подвеской-то будет?

— На этой «Волге» стоит пятилитровый движок, он тяжелее стандартного на пятьдесят килограмм. Соответственно, и подвеска под такой мотор идёт усиленная, но всё равно её легко убить на ямах и колдобинах.

— Отговорки это всё. Так и скажи, что ссышь быстро ехать. Ты и на трассе не особо гнал.

— По-твоему, кто не гонит — тот не русский? Ехать быстро надо, если от этого зависит твоя жизнь или исход соревнований. А сейчас — зачем расходовать и без того драгоценный бензин? На больших скоростях — больший расход.

— Я за бензин отвечаю. На трассу выедем — выжмешь максимум? Покажешь, на что твоя хвалёная «Волга» способна? Или опять напустишь дыма? Вон, кстати, и трасса.

Он указал на полоску дорожного полотна в нескольких сотнях метрах по курсу, по которой ехал грузовик.

Впереди перпендикулярно грунтовой дороге шла трасса на Ульяновск.

— Посмотрим.

Но гнать не пришлось. Стоило мне выехать на асфальтовое полотно, как я тут же услышал характерные хлопки, и машину потянуло вправо.

— Что это? — встревоженно посмотрела на меня Алиса.

— Похоже, пробили колесо, — ответил Рашпиль.

Я кивнул и съехал на обочину. Так и есть — прокол. Включил аварийку и остановился.

— Вот и погоняли. Пошли, поможешь, — бросил я через плечо Рашпилю, но тот не шелохнулся.

Он сидел, обернувшись, и вглядывался в даль сквозь заднее стекло.

— Нет уж, лучше я побуду в машине, — Рашпиль быстро юркнул в своё укрытие.

Я посмотрел в ту же сторону.

В километре позади с горочки спускалась милицейская машина. Она ехала в нашем направлении.

— Зашибись, только этого не хватало. Приехали. Запрягайте, хлопцы, коней! Выходим, Алис.

Мы с девушкой выбрались из салона. Я открыл багажник и стал доставать запасное колесо.

— Ничего не бойся, смело показывай паспорт, если спросят, вовсю строй глазки, улыбайся и общайся. Твоя задача — очаровать ментов, пока я буду менять колесо. Остальное — на мне.

— Поняла.

— А ты сиди там тише воды, ниже травы. Не вздумай вылезать.

Я постучал по металлической пластине между багажным отсеком и укрытием Рашпиля.

— Лады, — донёсся его приглушённый голос.

Я вытащил колесо и покатил его к правому переднему крылу.

Метров за двести над крышей милицейской «копейки» загорелась «люстра».

Синие проблесковые маячки сигнализировали нам о приближении — на пустой дороге других машин не было.

Секунд через десять-пятнадцать гаишная машина съехала на обочину и остановилась в пяти метрах позади нас.

Из оранжевой «копейки» с тёмно-синей полосой на борту вышел инспектор, надел на голову фуражку и обратился с приветствием:

— Здравия желаю!

— Здравия желаю, лейтенант Кропоткин, — представился милиционер. — Что у вас случилось?

— Да вот, пробили колесо, — я сидел на корточках и крутил домкрат.

— Вы нам поможете? — Алиса наивно захлопала глазами и заулыбалась.

Но инспектор ответил не сразу. Он покосился на московские номера. Внимательный, гад. Чары Алисы пока не действовали.

— Проездом у нас?

— Служебная командировка, — ответил я, кряхтя и не оборачиваясь.

Милиционер заглянул в открытый багажник, потом обошёл машину вокруг, исподтишка заглядывая в салон. Никого не обнаружив, он переместился вдоль капота. Мы встретились взглядами.

На его лице играло сомнение. Я перестал крутить ручку подъёмного механизма, встал, полез в нагрудный карман за корочкой.

Засветив тиснёные золотом буквы и герб Советского Союза, я раскрыл удостоверение.

Эти три буквы всегда производили неизгладимое впечатление, сродни магическому действию.

Почти все граждане нашей необъятной Родины, включая сотрудников МВД, менялись в лице, бледнели или краснели, приосанивались.

Инспектор, увидев название КГБ СССР, не стал вчитываться в звание, должность и фамилию с именем.

Он разглядывал Алису, стоящую рядом со сложенными руками на груди, и думал, как удачнее задать свой вопрос. Я его опередил.

— А девушка путешествует со мной. Документы предъявить?

— Да нет, всё в порядке, — но в его голосе всё ещё чувствовалось сомнение.

Межведомственная конкуренция между МВД и КГБ только набирала обороты, но было и так понятно, что менты в области недолюбливают комитетчиков. А тем более столичных.