— Пух! — я сделал жест стволом, будто сдуваю дым после выстрела, — ну что же, таким мразям не место в нашей стране, скатертью дорога. Вам тоже, Микеле Джорджио.

Он выдохнул. Но справился с эмоциями. Видно, их хорошо тренируют в «Опус Деи» или как там их папская спецслужба называется.

— Вы, ваши люди не понимаете, что отвергаете. Вы никогда нормально не жили. Вы никогда не знали достатка, а тем более изобилия. Не смотрите на меня с таким презрением.

— Презрением? Не будьте тщеславны. Много чести. Насчёт изобилия: как только мы начинаем жить в достатке, приходят подобные вам и пытаются отобрать этот достаток. А заодно грабануть наши церкви и музеи.

— Александр, вы имеете право на своё мнение. Но очень хорошо, что не все думают так, как вы. Люди хотят свободы слова, честных судов…

Я оборвал его на полуслове.

— Ага. Ты контрабандой вывозишь чемоданы с ворованными иконами, расскажи мне про честные суды и демократии.

— Но мы сейчас помогаем друг другу, не так ли? Вы принимаете мою помощь с этим вашим другом.

— Помощь? Не смешите мои тапочки, как говорят у нас в Одессе. У нас помощь — это когда люди помогают друг другу бескорыстно. То есть бесплатно. Знаешь такое слово? Дождался бы я от тебя помощи, если бы ты не был заинтересован в информации об иконах, которую ждёшь от Рашпиля. Хотя я понимаю, как наивно это звучит.

— Это просто бизнес. Кстати, как так получилось, что КГБ сотрудничает с киллером?

— Меньше знаешь — лучше спишь, сеньор Микеле.

Покататься на итальянской машине у меня получилось раньше, чем я ожидал.

Мы с Рашпилем ехали на юг по трассе М4 на «Лянче», принадлежащей итальянскому торгпредству.

Трасса вела на Ростов-на-Дону. Машина привлекала внимание не только своими красными номерами «Т011023», но и необычным дизайном.

Конечно, создатели этого авто постарались и сделали его удобным и для водителя, и для пассажира.

Четырёхместное переднеприводное купе с двухлитровым движком на механике набирало сотню за девять с небольшим секунд.

Салон, отделанный белой кожей и велюром, стеклоподъёмники, казавшаяся немного космической панель приборов — всё сразу стало привычным. Удобные боковые зеркала «Виталони».

Белая «Лянча Гамма», которую Рашпиль отжал у итальянца, несла нас на юг. Он не только забрал этот автомобиль, но и заставил отогнать на окраину наш зелёный «Москвич».

— Чё, как тебе тачка?

— Можно было бы что-то поскромнее взять.

— Не-не, настоящие уборщики только на таких и ездят.

— Номера слишком видные.

— Зато ни одна собака не остановит. И мы при параде, пусть ростовские очкуют.

— Что-то удалось узнать про Алису?

— А как же! Она на хате у Жоры Ростовского, того самого, что икону в залог предлагал.

Он посмотрел на меня испытующе. Не найдя в моём взгляде страха и волнения, улыбнулся и кивнул.

— Мы бы с тобой были хорошими подельниками.

Я скептически посмотрел в его сторону и промолчал.

— Не нравится слово «подельник»? Можно меня назвать напарником, как у ментов. Мне разницы нет. Знаменский и Томин? А как тебе?

— Нет уж, спасибо.

— А что так? — не унимался Рашпиль. — Мы, можно сказать, оба сейчас на органы впахиваем. Делаем за них работу. Девку похитили? Похитили! Иконы тоже. Боремся с ростовской преступностью. Так что всё честно.

Его глаза горели, как у шаловливого юнца.

Я не очень понимал, как он может в себе совмещать личность матёрого уголовника и подростка.

— И после нашего приезда преступность исчезнет навсегда?

— Ну, типа того, расчистим поляну, так сказать!

— Это вряд ли.

— Почему? Ты во мне сомневаешься?

— В тебе нет…

Я кое-что знал о Ростове-на-Дону. Я посмотрел на часы, затем на спидометр. Времени у нас было достаточно.

Мы давно проехали Воронеж, и до конечной точки оставалось примерно двести километров.

Поэтому я сделал для Рашпиля небольшой экскурс в историю ростовского блатного мира.

Вот уже более ста пятидесяти лет Ростов-на-Дону с Одессой попеременно делили звание криминальной столицы если не всей России, то русского Юга точно.

Получив возможность развиваться за счёт портов и перевалки огромного потока грузов, города быстро разрастались.

Тёплый климат, плодородная земля, обилие рыбы в Дону привлекали всё новых и новых переселенцев.

В отличие от старомодных и чопорных городов средней полосы, портовые «мама» и «папа» были открыты для всех приезжих, невзирая на их веру и национальность.

Имперская босота вперемешку с разорившимися крестьянами, разночинцами, подёнщиками, отставными солдатами, иногородними, бурлаками, бродягами, нищими, погорельцами, беженцами, инородцами потянулась в Ростов и Одессу.

Население прибавлялось и быстро богатело. А раз богатело, то было что красть.

В Ростове-на-Дону, образовавшемся на месте Темерницкого порта и таможни, а позже крепости Святого Дмитрия Ростовского, воровали всё, что плохо лежит.

Грузы, лошадей, телеги, бельё, невест, кошельки, само собой деньги, драгоценности и даже землю.

Сохранились музейные данные о том, что один из ушлых и прожжённых пришлых купцов по фамилии Кива соорудил себе хату на окраине города, захватив городскую землю.

Купив брёвна и строительный лес на ростовской лесной бирже (она же местная пилорама), он возвёл жильё себе и своей семье за ночь — без разрешения города.

Его примеру последовали ещё несколько человек. Двое или трое.

Городская управа сразу не заметила, что произошёл самозахват. Люди успели там обжиться. Начались судебные тяжбы. Через пару лет суд постановил захватчикам заплатить штраф, но незаконные постройки по какой-то причине не снесли.

Когда люди увидели, что хаты Кивы и его последователей стоят, самозахват принял стихийную форму.

Место, где внаглую, нахально строились без разрешения и документов на землю, стали называть Нахаловкой.

Вскоре в этом районе насчитывалось более пятисот хат и халуп, притом что в городе было зарегистрировано не более двух тысяч жилых строений.

По Ростову прошёл слух, что земля, на которой появилась Нахаловка, не принадлежит городу. И хлынул ещё больший поток людей. К концу 1883 года в районе незаконно проживало более четырёх тысяч человек.

Город рос. До революции появились два самых «блатных», «босяцких» района — знаменитая Богатяновка и Старый базар, который тогда был новым.

Рай для людей «благородной» уголовной специальности — карманников.

Там же собирались местные торбовщики, воровавшие огромные тюки с телег, обладавшие недюжинной силой и выносливостью. Попробуй, пробеги стометровку с мешком на плечах!

Тут обитали целые кланы домушников, преступников, обворовывающих жилые дома и квартиры.

На Богатяновке появились подпольные питейные заведения, притоны, игорные дома. Там жили герои криминального мира, и стояла тюрьма. Впрочем, она и сейчас на своём месте.

Людей воровского ремесла было много. Южная специфика, связанная с продажными полицмейстерами, позволяла им чувствовать себя вольготно благодаря взяткам.

Сформировались определённые правила поведения и внутренние законы, регулирующие взаимоотношения между блатными и полицией.

Появились семейные династии, где азы и секреты ремёсла передавались из поколения в поколение.

Ростов-на-Дону приобрёл славу города — кузницы криминальных кадров.

С приходом революции всё поменялось. Временным правительством была объявлена всеобщая амнистия, и поток уголовников хлынул на свободу.

Опустели не только тюрьмы, но и сахалинские, забайкальские рудники.

Вернулись в том числе и ростовские уголовники.

По улицам бродили тысячи людей прямо в арестантской одежде, порою даже с белым или жёлтым ромбом — «бубновым тузом» — на спине. Так помечали каторжан, чтобы конвойным было легче видеть издалека.

Объявив амнистию, власти столкнулись с невиданной до той поры волной преступлений. В городе началась вакханалия убийств, грабежей и краж.