Вот так безнаказанно он убил человека впервые. За первым произошло второе.

Там же в интернате. На этот раз всё было спланировано вместе с тем самым воспитателем.

Он убрал очередного отморозка, который пытался наводить тюремные порядки и насиловать вновь прибывших.

В жертвы он выбирал себе младше по возрасту, самых слабых и забитых.

Конечно, Рашпиль согласился на это дело не просто так. Его могли продержать в интернате до совершеннолетия. А могли бы отпустить через месяц.

Как так? Легко. В подобных местах свои законы. Объявить дисциплинарные взыскания — как два пальца об асфальт.

А это повод запретить освобождение и перевод в детский дом.

«Был бы человек, а повод найдётся», как говорится. При Рашпиле никого не освободили из интерната, но он верил своему куратору, и тот не обманул.

Дело было сделано. Рашпиль вырубил одним ударом, а потом столкнул «чёрта» из слухового окна чердака, располагавшегося на третьем этаже учебного корпуса.

Тот обустроил там себе что-то типа апартаментов.

Куратор тщательно убрал следы за Рашпилем.

Комиссия установила, что произошёл несчастный случай. Снова он вышел сухим из воды.

Когда Рашпиль думал о произошедшем, то поймал себя на мысли о том, что ему легко совершать убийства.

Никаких угрызений совести, никаких мертвецов, приходящих во снах.

Сон у Рашпиля был безмятежный и чистый.

Между первым и вторым преступлением он продолжал упорно тренироваться, отжимался и подтягивался при первой возможности. Делал уголки, выходы, подъём-перевороты на турнике.

Бегал лучше всех на уроках физкультуры.

Куратор сдержал своё слово не сразу. Но всё же принёс бумагу о переводе в детский дом.

За время пребывания в интернате закончилось следствие, прошёл суд. Рашпиля дважды вывозили на заседания суда.

На суде он давал новые показания и говорил, что на самом деле отчим отступился и напоролся на гвоздь сам.

В сарае был один. Брат с матерью были в доме.

Про рубашку сказал, что очень испугался вида крови, поэтому и спрятал.

Рассмотрев обстоятельства дела и материалы следствия, судья пришёл к выводу, что отчим умер в результате несчастного случая.

Через полтора года Рашпиля перевели в один из детских домов на Урале, пообещав, что дадут возможность разыскать брата.

К тому времени он возмужал и повзрослел. Ему уже стукнуло пятнадцать, и он чувствовал себя взрослым и самостоятельным.

Ему казалось, что после суда и комиссий все эти истории со смертью отчима, двух воспитанников остались в прошлом, но однажды он сделал для себя неприятное открытие.

Шлейф «отцеубийцы» ещё долго преследовал его.

Несмотря на отсутствие судимости, в детдоме его всё равно поставили на учёт в детскую комнату милиции.

Инспектор по делам несовершеннолетних, лейтенант Кошкин пригласил Рашпиля на беседу в кабинет завуча, предоставляемый для таких случаев.

— Проходи, не бойся, не съем, — сказал инспектор, когда Рашпиль постучался и заглянул в кабинет.

Кошкин сидел за столом и читал личное дело. Рашпиль увидел на обложке свою фамилию.

— А я и не боюсь, чего мне бояться?

— Эк какой храбрый. А я бы на твоём месте побаивался бы.

— Чего это?

Лейтенант представился.

— Будем теперь работать вместе.

— Это как?

Словно оправдывая свою кошачью фамилию, веснушчатое лицо лейтенанта с широкими скулами напоминало морду кота. То ли из мордвы, то ли из татар. Его узковатые глаза, казалось, сверкали жёлтым цветом.

Хитроватый взгляд говорил о том, что добра от этого человека ждать не стоит.

— Ну вот тут написано, что ты добровольно помогал администрации и педагогам интерната, дисциплинирован, любишь спорт и ещё кое-что.

— И что?

— Что-что. Нам такие люди нужны. Вот что. Будешь мне сообщать обо всех движениях и течениях в детдоме. Кто с кем, почему. Не только про вас, шалопаев, но и про педагогов. Понятно?

— Вы меня с кем-то спутали, гражданин начальник. Я стукачом не был, и становиться им не собираюсь, — отрезал подросток, давая понять, что решение окончательное и обсуждению не подлежит.

Рашпиля оскорбило подобное предложение. «Ты хоть понимаешь, мент поганый, с кем разговариваешь?»

— Ты мне ваньку не валяй, из интерната просто так никого и никогда не переводят. Раз тебя перевели, значит, у администрации была весомая причина.

— И какая же это причина, разрешите поинтересоваться, гражданин начальник?

— Ты мне тут это прекрати, вопросы свои накидывать. Здесь я задаю вопросы! — разъярился инспектор Кошкин, — ты понял?

— Да уж, как не понять, понял. Спрашивайте. Чего хотели?

— Ты мне расскажи, как ты отчима своего так удачно замочил, что тебе всё сошло с рук.

— Отчим был пьяный. В сарае споткнулся о чурку, упал, напоролся на гвоздь, умер.

Рашпиль смотрел на инспектора с презрением. В голове промелькнула мысль, что была бы возможность завалить Кошкина — убил бы.

Да вот ситуация неподходящая была.

— Я ещё раз повторяю, просто так из интерната не переводят. Значит, ты сотрудничал. Не пойму, чего ты упираешься?

— С кем сотрудничал? О ком вы? О чём вы говорите? Не понимаю.

Кошкин ничего не знал о произошедших смертях, понял Рашпиль, значит, бояться нечего.

Воспитатель уже ни за что не признаётся. Сам пойдёт под расстрел. А Рашпилю ничего не будет, он на момент совершения преступлений ему не было четырнадцати.

— Я не знаю, как тебе удалось выбраться из интерната, но так и быть, ты меня разозлил. Я это узна́ю. Вот тогда мы с тобой поговорим. А пока садись, бери лист бумаги и пиши список всех, кого знаешь в детдоме. В том числе всех педагогов.

— Не буду, не имеете права заставлять, гражданин начальник. Я вам не стукач. Других поищите, гражданин начальник.

Спокойно ответил Рашпиль, не теряя чувства собственного достоинства.

— Я тебе покажу, гражданина начальника! — заорал Кошкин, но на крик в комнату вбежала завуч.

— Что у вас происходит? — она беспокойно переводила взгляд с Рашпиля на Кошкина.

— Ты ещё пожалеешь, ой как горько пожалеешь! Свободен! — на Рашпиля смотрели два кошачьих глаза, наполненные ненавистью.

Рашпиль этих угроз совершенно не боялся. Ему теперь вообще ничего не было страшно.

Он сожалел только об одном.

Его единственной проблемой было то, что братьев разлучили перед отправкой в интернат.

И Рашпиль не знал, в каком детдоме находится Валька.

Когда он входил в кабинет завуча, то очень надеялся, что можно будет получить сведения о Вальке через инспектора.

А теперь хрен там.

В самом детдоме никто из педагогов не горел желанием помогать Рашпилю в этом вопросе.

Парень имел дурную репутацию, несмотря на положительную характеристику из интерната.

Все, кто были знакомы с личным делом Рашпиля, почему-то пребывали в уверенности, что братья вдвоём разделались с отчимом.

Никто не хотел их воссоединения. Тут с одним Рашпилем бы справиться. А вдвоём с братом они целая банда.

Рашпиль решил искать брата сам.

Они с Валькой нашлись после окончания обучения в детдомовской школе. Сколько ни писал в РОНО и всякие инстанции писем — ответы не приходили.

А может, и приходили, но педагоги прятали или уничтожали письма. У Вальки тоже не было никаких сведений о брате — он даже не знал, что Рашпиля перевели из интерната в детдом.

Пока Рашпиль находился в детдоме, Кошкин всё это время не успокаивался. Инспектор писал запросы в интернат до тех пор, пока не сопоставил те два случая с прибытием и убытием Рашпиля.

А позже стал писать рапорты начальству, чтобы поднять старые дела и отправить их на повторную проверку. Но, видимо, никто из начальства не посчитал это перспективным или по каким-то другим причинам не желал посылать дела на доследование.

Скорее всего, никто не хотел портить статистику или что-то вроде того.