Однажды его вызвал его заказчик — уже знакомый зам по воспитательной работе.

Но на этот раз в кабинете он был не один. У окна стоял мужчина в штатском и, сложив руки на груди, смотрел в зарешеченное окно.

Он не был похож на сотрудника исправительного учреждения.

— С тобой хотят поговорить.

Рашпиль молча ждал, что будет дальше.

— Я, пожалуй, удалюсь, — зам по воспитательной части вышел из комнаты.

Человек у окна оказался комитетчиком. Он коротко представился, обращаясь к Рашпилю по имени и отчеству, а потом изложил цель своего приезда.

Рашпиль зарекомендовал себя как надёжный исполнитель. И те, кто посылал заказы, готовы ходатайствовать о его условно-досрочном освобождении.

Для этого нужна формальность — согласие Рашпиля на сотрудничество.

Комитету нужны люди из среды заключённых, умеющие выполнять деликатные поручения. Нужно будет пару раз в год заезжать в зоны и решать проблемы.

Вместо оставшихся восьми — пять лет условного срока. Конечно, больше никакой самодеятельности — с прошлой жизнью нужно завязать.

Если Рашпиль не допустит никаких эксцессов и проколов, то по окончании пятилетнего срока он снова свободен, как ветер.

Предложение показалось Рашпилю заманчивым. Он согласился.

Всё шло отлично. За первый год его лишь однажды заселили в одну из зон для уборки «дерьма».

Как всегда, он справился с заданием без особых затруднений.

Но потом произошло событие, перевернувшее всё вверх дном.

Валька попал на неудачного партнёра по игре. Будучи шулером, сам попался на крючок и проиграл крупную сумму.

Не сумел вовремя расплатиться и поплатился. Вальку нашли на берегу пруда на третий день после исчезновения.

Он якобы утонул, но Рашпиль прекрасно понимал, что ему помогли.

Желание отомстить за единственного родного человека ослепило Рашпиля.

Он перестал выходить на связь с Комитетом и бросился искать убийц своего брата.

Заказчика он нашёл быстро. Игровой мир очень тесен, и о случае с Валькой долго говорили в шулерских кругах.

Никто не узнал, как выпал из окна с одиннадцатого этажа тот, кто из-за денег нанял убийцу брата.

А вот с самим исполнителем было сложнее. Он к тому времени уже отбывал свой четвёртый или пятый срок в зоне, откуда бежал Рашпиль несколько дней назад.

— Как же ты сумел попасть туда? Не думаю, что ты так запросто можешь выбрать место, где собираешься отбывать наказание? — спросил я Рашпиля, прикидывая в уме, сколько у него ушло на это лет. Выходило, что примерно лет двенадцать, а то и пятнадцать.

— Всё было не так просто. Комитетчики, бляха-муха, перестали мне доверять. А без них попасть в ту зону было нереально.

— Мне пришлось до хрена лет доказывать, что я из-за брата ушёл с радаров. Короче, только после кое-какого дела они перекинули меня в Оренбург.

— И что, нашёл того, кого искал?

— Об этом история умалчивает, — Рашпиль довольно сложил руки за голову и потянулся, — ну что? Как вам моя житуха? Ты теперь понял, кто такой уборщик?

История, рассказанная в лицах и подробностях, действительно могла впечатлить кого угодно.

Особенно она подействовала на Алису, потому что, насколько я понял, та изначально встречалась с Валентином.

Судя по её выражению лица, она до сегодняшнего дня не знала, чем занимается Рашпиль.

Даже не догадывалась, с кем имела дело.

Она задумчиво смотрела на дорогу. Я заметил, что во время рассказа на её щеках то вспыхивал румянец, то кожа бледнела, как снег.

Это особенно проявлялось в моменты упоминаний о брате Рашпиля.

— Так понял или нет?

Мне не хотелось отвечать на вопрос Рашпиля.

— Я понял, кто такой уборщик. Немного не понял другое.

— И чё ты не понял?

— Ты вчера мне рассказывал про отношение среди воров и арестантов. Расписывал, какие они благородные и справедливые. Что есть понятия.

— Ну и чё?

— Выходит, что это всё ерунда? Нету между вами людского? Вот твоя профессия — яркое тому свидетельство, что нет никакой арестантской солидарности. Что нет правды между вами ворами. Кто сильнее — тот и прав.

— Не только сильнее. Кто умнее и сильнее — тот и прав. Я тебе что вчера сказал? Ты плохо слушал.

— Что?

— Что вор вора не обманет. Невыгодно ворам друг друга обманывать. А лохов — милое дело. Обман в воровском мире — это всегда большой риск нарваться. Обман в вашем мире — это всегда способ поживиться. Но так ты ничего и не понял.

Рашпиль вдруг захохотал противным голосом.

— Чего я не понял? — я посмотрел.

— То, что ты лохом был, лохом и останешься.

— Ты хочешь сказать, что три часа вешал мне лапшу на уши?

Рашпиль заливался ещё больше, ему было смешно. Он хватался за живот.

— А ты, разинув рот, слушал и верил. Да если бы я тебе рассказывал, что летал в космос вместо Гагарина, ты, наверное, слушал с таким же видом. Ха-ха. Без лоха — жизнь плоха.

Он был очень доволен собой. Считал, что шутка удалась на славу.

Ублюдок.

А я тоже хорош! Действительно, развесил уши. С чего я взял, что урка нуждается в исповеди. Что он способен раскрыть душу.

И правда, смешно — я ни разу его не прервал из чувства такта.

Теперь у меня не было никакой уверенности в том, что в его рассказе присутствует хотя бы капля правды.

Что он способен раскрыть душу. Я очень злился на себя.

Только бы не показать ему эту злость. Поэтому я собрался с силами, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.

— В любом случае спасибо тебе.

— Это ещё за что?

— За поучительный урок, что тебе нельзя доверять. Ну и фантастическую историю. Ты помог скоротать время в дороге, — я взглянул на карту и указатели, — до Горького осталось пятнадцать километров.

— Не за что, обращайтесь. Я тебе и не такого напоём, да, Алиска?

Хочет посеять недоверие к девушке. Логично. Она же рассказывала, что сначала встречалась с братом.

Если его история — ложь, то слова Алисы тоже вполне могут оказаться неправдой.

Я взглянул в зеркало заднего вида. За нами уже километров тридцать ехала «Шестёрка» с четырьмя парнями в салоне.

Машина вела себя довольно странно. Она будто ждала нас, стоя на обочине, а потом поспешно пристроилась сзади в идущий поток.

Хоть я и слушал рассказ, но пару раз решил проверить свои подозрения.

Я ускорялся, обгоняя поток, иногда нарушая правила и выезжая на встречную полосу движения. А потом сбрасывал и еле тащился, предоставляя другим автомобилям возможность обогнать себя.

«Шестёрка» неизменно держалась на одну-две машины позади.

— Чё там? — спросил Рашпиль, заметив мои сомнения, и резко обернулся.

— Да ничего особенного, — ответил я равнодушным тоном.

Скоро пост ГАИ на въезде в город — там и проверим окончательно.

Рашпиль пытался отгадать, за какой машиной я слежу сзади, но не сумел.

— Что там? Бензин-то у нас ещё есть? — Рашпиль зондировал моё настроение. Он немного напрягся.

Я посмотрел на приборную панель.

— До места хватит. А дальше мне нужно будет заправиться.

— Заправимся. Не волнуйся.

С чего бы мне волноваться? С того, что я теперь знаю, что нельзя верить ни единому его слову? Что мы снова враги?

А он хитёр. Ему удалось усыпить мою бдительность и втереться ко мне в доверие. Будь начеку, Каменев — ещё ничего не закончилось.

Впереди показалась шайба из стекла и бетона с круглым козырьком.

Пост стоял на возвышающемся основании, а милиционеру сверху было хорошо видно трассу в обе стороны.

Никаких признаков усиления. Ещё два гаишника тормозили грузовой транспорт и проверяли товаросопроводительные документы.

— Чё, мне нырять в укрытие? — заволновался Рашпиль.

— Как хочешь. Теперь уже, как у вас говорят, без мазы. Хочешь — ныряй, а хочешь — нет.

Я прибавил газа, выехал на обгон и включил цветомузыку и звуковое сопровождение.

Милиционеры на посту тут же обернулись, приосанились, увидев московскую «догонялку». Взяли под козырёк.