Провинция всегда недолюбливала Москву. Его взгляд был неприязненным, хотя он старался спрятать его за натянутой улыбкой.

Совсем другое дело — Алиса.

— Вы тоже из Москвы?

Ветерок трепал её локоны на лбу. Она улыбалась инспектору в ответ.

— Да. Из Москвы.

— Домой?

— Ага.

— А откуда едете?

— Из Уфы, товарищ инспектор, — не моргнув глазом, соврала Алиса.

Видно, я её недооценивал. Милиционер теперь расслабился и разулыбался. Наверное, он ждал другого ответа.

— Чем помочь? Вы спрашивали про помощь?

Гаишник приосанился, начал поправлять ремень и волосы под форменной фуражкой.

Явный признак того, что он хотел ей понравиться. Женское обаяние начало действовать с опозданием.

— Инспектор, монтировка есть? Мне механики не положили в багажник. Вот иди и не ругайся.

— А что, отвёрткой нельзя?

— Отвёрткой не хочу. Тут можно поцарапать — вид сразу будет не тот у машины. Так есть монтажка?

Он медленно отвёл взгляд от Алисы и беспечно протянул мне свои ключи от машины.

— В багажнике посмотри.

Ой-ой, ну всё, утёр мне нос. Гордыня — худший из грехов, так, кажется, говорят. Перед Алисой рисуется. Типа, кгбшник у мента на побегушках.

Он переключился на беседу с моей попутчицей.

Я взял ключи как ни в чём не бывало и отправился к его машине.

Я потом не раз благодарил его за эту спесь, потому что, как только я открыл багажник, в салоне милицейской «копейки» раздалось шипение, и по рации передали ориентировку на нас троих.

Она достаточно точно описывала нашу троицу. Рост, возраст, цвет глаз. Единственное упущение — ни слова про машину.

Из этого я сделал вывод, что транспортные менты решили не связываться с комитетскими. История со студентом сыграла в этом не последнюю роль.

Но долго так продолжаться не могло — у любого везения есть лимит. Я решил, что мы поедем без остановки до самого Горького.

Я посмотрел в сторону нашей машины. Кропоткин вовсю флиртовал с Алисой, она отвечала ему тем же.

Найдя монтажку, я остановился у открытого водительского окна. Незаметно протёр ключи носовым платком, убирая свои отпечатки.

Затем, делая вид, что кладу ключи на сиденье, я быстрым движением приглушил уровень звука рации в «Жигулях».

Вернулся к «Волге», достал из салона резиновый коврик и положил его у пробитого колеса. Не все умеют аккуратно снимать колпаки на «Волге» — при всей кажущейся простоте это не такое уж плёвое дело.

С монтажкой слетают на раз. Но надо знать правильное место.

Необходимо цеплять возле щёк диска. На диске три щеки.

Две из них находятся примерно на одинаковом расстоянии от ниппеля.

Смотришь, где находится ниппель, примерно отмеряешь расстояние до ближайшей щеки.

Цепляешь монтажкой ровно посередине и плотненько дёргаешь.

Коврик нужен, чтобы не поцарапать колпак, когда он слетит с диска.

— Вон ты какой хитрый! — сказал инспектор Кропоткин, когда увидел, как колпак приземлился на середину коврика.

Надеюсь, что он не заметил, как я оттирал ключи и уменьшал громкость его радиостанции.

Алиса завела беседу о тяжёлой работе госавтоинспекции, пьяных водителях и авариях на дороге.

Кропоткин оказался довольно болтливым и минут за десять вывалил море историй на эту тему.

Я же взмок, снимая пробитое колесо и ставя запаску. Но вовсе не от тяжёлой работы, а потому что хорошо понимал: остановись инспектор на пару минут позже, всё могло кончиться иначе.

Минут через пять запаска стояла на месте, я вытирал тряпкой руки от грязи и пыли.

Очарованный Алисой милиционер понял, что пора прощаться. В последний момент он решился задать собеседнице вопрос:

— Просто хотел поинтересоваться, вы вместе?

Алиса немного растерялась. Я тут же пришёл ей на помощь.

— Мы вместе, коллеги. У Алисы есть жених, а то бы я… ухх! Сам бы приударил.

— А, понятно, понятно. Тоже из КГБ?

— Стажёр, но это большой секрет, — быстро нашлась что ответить Алиса.

— Так, что сердце девушки занято. Увы и ах.

— Жаль, жаль. Я бы составил тебе конкуренцию, поборолся бы за руку и сердце.

Я развёл руками в стороны.

— Против любви не попрёшь. Спасибо за помощь.

— Да пустяки. Может, вас сопроводить?

— Нет, всё в порядке, не переживайте. Ключи на сиденье.

— Как знаете, моё дело предложить. На въезде в Ульяновск сбавляй скорость, там наши с радарами стоят.

Я похлопал по нагрудному карману, напоминая ему про корочку.

— Но всё равно спасибо, что предупредили.

— Ах да. Чего это я? Совсем забыл. Ну, счастливого пути.

— Ещё раз спасибо.

Он вразвалочку подошёл к своей машине, сел, завёлся и залихватски стартанул, подняв тучу пыли.

— Вылезай, ты там жив, Рашпиль?

— Все уехали? Волки позорные!

— Уехал. Он был один.

— Ну ты крут, бродяга. Я аж на измену присел. Думаю, доигрался Рашпиль в спички-попочки. Уважение тебе. Я, может, чё про тебя лишнего и наболтал, не со зла. От души. Ты пацан крепкий, не фуфел какой-то.

— Чего?

— Доверять тебе можно, говорю.

— Мне твоё воровское доверие до лампочки. Доедем до места и как в море корабли.

— Да, чё ты разоряешься? Чё ты про доверие между сидельцами знаешь?

— Знаю, что вы никому не доверяете, значит, и вам нельзя доверять.

— Так, я тебе уже говорил: если ты лох или вшиварь какой, то да, обуют тебя. Как пить дать, обуют. Но если ты свой в доску, то никто не станет тебе фуфло гнать и задвигать.

Я с сомнением посмотрел в зеркало.

— Чего-то мне не особо хочется быть «своим в доску» для тебя, Рашпиль.

— Хочешь не хочешь, а выходит, что ты мне свой. Мог сдать же? На раз, а? Но не сдал! Потому что мы с тобой уже кореша. Ты пойми, я чё на тебя наезжал — время нужно, чтобы человека узнать. Кто ты? Что ты?

— Хорошо, хоть признал, что был не прав. И на этом спасибо. Только я тебе не кореш.

— Да ладно тебе, не серчай. Говорю же, не со зла. А насчёт доверия кто спорит? На воле это даже хорошо, что не доверяешь. Если не доверяешь, то заранее не даёшь себя объегорить.

— Так мне тебе верить или нет?

— Ты пацан правильный, не лох. Поэтому можешь мне верить.

— Ты меня в свои-то кореша не рано записываешь?

— Говорю же — ты не лох. Ты даже не представляешь, какие бывают спецы лохов разводить. По нескольку раз на одной и той же теме обувают терпил. То есть граждан. Рассказать тебе?

Я вспомнил совет Евдокии. Дорога долгая, пусть рассказывает.

— Валяй, если охота.

— Звали того моего кореша по-нашему Авдей Одесса, в миру Овадий Мойшевич Зильбертруд.

— Почему Одесса? — спросила Алиса.

— Тут, как раз, всё просто: он из одесских евреев, много их среди нашего брата. Считай, вся феня, то есть блатной язык, построен на их иврите или идише, шут их разберёт.

Так вот, он, Авдей, царство ему небесное, уже лет десять как нет его с нами, был непревзойдённым мастером втираться в доверие. Любому мог на ухо присесть и привет. Прощайте ваши кровные. Строил такие хитроумные комбинации, что обирал граждан не по одному разу. Точнее, даже они сами ему несли.

— Да, прям настоящий герой, — усмехнулся я. Но Рашпиль не оценил мой юмор и строго нахмурился.

— Ты погоди осуждать. Не суди, да не судим будешь, как говорит народная пословица.

— Библия.

— Ну или Библия. Он не всех обувал, только самых богатых и жадных граждан, незаслуженно пользующихся благами. А трудовой народ не трогал.

— То есть Робин Гуд из Одессы? И всё награбленное отдавал бедным?

— Ну да. То есть нет, бедным не отдавал, азартный был и баб любил. Всё спускал на карты и марух. Такой был Робин Гуд.

— Почему был?

Авдей, получивший тюремное прозвище Одесса, обладал несколькими недюжинными талантами.

Во-первых, он умел запудрить мозги продавщицам в магазине так, что они давали ему в долг выпивку, закуску и курево.

А надо отметить, что это были не румяные гимназистки, а прожжённые жрицы Дефицита — бога советской торговли.