‎По правилам центра никто не имел права входить в кабинет во время сессии — это считалось нарушением конфиденциальности.

‎Вмешательство означало, что специалист не контролирует процесс.

‎Такое могло обернуться выговором, проверкой, даже отстранением.

‎Марина понимала, что теперь её будут обсуждать.

‎Но не ожидала, насколько тяжело будет смотреть в глаза коллегам.

‎Каждый взгляд — будто тонкий укол: жалость, осуждение, равнодушие.

‎Александр узнал обо всём в тот же день.

‎Кто-то упомянул об инциденте между совещаниями.

‎Он только коротко кивнул, но внутри сжалось.

‎«Переход границ. Слабое место. Но почему мне не всё равно?»

‎Поздно вечером, собирая документы для командировки, он на секунду задержал взгляд на папке с её фамилией.

‎Рука почти потянулась открыть — но он закрыл шкаф.

‎«Нет. Не сейчас.»

‎Марина возвращалась домой в полупустом автобусе.

‎Свет из окна падал на запотевшее стекло, отражая её лицо — усталое, без выражения.

‎Телефон в руке дрожал от уведомлений — сплетни уже успели дойти до чата сотрудников.

‎«Не справилась. Опять срыв.»

‎Она отключила звук и прижала лоб к холодному стеклу.

‎Город за окном был будто другой — тихий, чужой.

‎И впервые за долгое время ей не хотелось возвращаться домой.

‎А где-то далеко, на другом конце города, Александр сидел в машине у светофора.

‎Фары резали снег. Он знал, что завтра улетает.

‎И почему-то — впервые за долгое время — ему не хотелось уезжать.‎

‎Утро Александра

‎С самого утра день не задался.

‎Снег лип к ботинкам, телефон звенел без конца, а замдиректора прислал отчёт с пометкой «срочно».

‎Он не любил это слово — оно пахло хаосом.

‎Александр терпеть не мог хаос.

‎На столе — холодный кофе, распечатки, красные пометки на полях.

‎Он отвечал на письма, просматривал отчёты, слушал коллегу по громкой связи, но мысли всё равно ускользали — к утреннему разговору с главврачом:

‎ «Александр Сергеевич, вас вызывают в Алма-Ату. Семинар, встреча с инвесторами. Вы — лицо центра».

‎Он потер переносицу.

‎Семинары, цифры, имена — всё смешалось в одно гулкое должен.

‎Когда-то это придавало смысл, а теперь вызывало только раздражение.

‎Он не спал вторую ночь подряд.

‎Один сотрудник — в отпуске, у другой — нервный срыв, и, вдобавок, жалоба на Марину.

‎Он читал отчёт и понимал, что ищет оправдания.

‎Зачем? Она просто сотрудница. Пара месяцев в штате.

‎Но где-то глубоко в груди колол нерабочий вопрос — *почему мне это не безразлично?*

‎Он закрыл ноутбук, накинул пальто и вышел.

‎До вылета оставалось два часа.

‎Желудок ныл от голода.

‎«Поем где-нибудь по дороге. Хоть раз без совещаний.»

Утро Марины

‎Автобус трясся на колдобинах, окна запотели.

‎Запах мокрой одежды, чужие голоса, тяжёлое дыхание.

‎Марина прижимала к груди сумку, будто спасательный круг.

‎Телефон завибрировал.

‎Рабочий чат:

‎ «Клиентка Крыловой обвинила центр в неэтичном поведении».

‎Она закрыла экран и отвернулась к окну.

‎Сердце ухнуло вниз.

‎Когда автобус миновал знакомую остановку, Марина не выдержала — вышла раньше.

‎На углу — кафе с мягким светом и запахом свежих булочек.

‎Там всегда было тихо.

‎«Хоть немного передышки…»

‎Внутри — тепло, приглушённая музыка, пара студентов за ноутбуками.

‎Марина выбрала столик у окна, сняла пальто, заказала чай.

‎Пальцы дрожали, когда она размешивала сахар.

‎Стук ложки о керамику напоминал сердцебиение — ровное, но усталое.

Дверь звякнула.

‎На пороге появился мужчина в сером пальто, с шарфом, присыпанным снегом.

‎Она узнала его сразу.

‎Александр.

‎Он заказал кофе на вынос, но, заметив её, замер.

‎Мгновение — и воздух между ними будто сгустился.

‎Ни улыбки, ни холода. Только немой вопрос:

‎«Ты держишься?»

‎Он подошёл.

‎— Можно? — коротко кивнул на стул напротив.

‎Она ответила таким же коротким кивком.

‎Он снял перчатки, поставил стакан.

‎Снег на его рукавах таял, оставляя тёмные пятна.

‎Молчание между ними оказалось странно спокойным.

‎— Слышал, сегодня у тебя непростой день, — сказал он.

‎— Это мягко сказано.

‎— Хочешь рассказать?

‎— А это имеет значение?

‎Он посмотрел внимательно, чуть нахмурившись.

‎— Иногда — да. Чтобы не застревать.

‎Она провела пальцем по краю чашки.

‎— Клиентка сорвалась. Сказала, я холодная, будто не слушаю. А я просто… боялась сказать лишнее.

‎— Боялась ошибиться?

‎— Скорее — задеть.

‎— И всё равно задела.

‎Марина опустила глаза.

‎— Видимо, да.

‎Он откинулся на спинку стула, задумчиво глядя в пар над кофе.

‎— Мы не можем быть для всех спасением, — тихо произнёс он. — Иногда человек приходит не за помощью, а за подтверждением своей боли.

‎— А если он уходит с ненавистью?

‎— Значит, не был готов услышать.

‎Он говорил не как руководитель — как человек, который сам не раз обжигался на чужой боли.

‎Голос у него был немного охрипшим — в нём звучала усталость, не показная, а настоящая.

‎— У вас вылет сегодня? — спросила она.

‎Он кивнул.

‎— Через час.

‎— И всё равно зашли в кафе.

‎— Я не железный. Хотел просто… тишины.

‎Она улыбнулась — едва заметно, но тепло.

‎— Тогда мы встретились вовремя.

‎Он посмотрел на неё дольше, чем следовало.

‎Будто хотел что-то сказать — но передумал.

‎Поднялся, надел пальто.

‎— Марина, — короткая пауза. — Не сдавайся.

‎Он ушёл. ‎Дверь звякнула, и холодный воздух ворвался в кафе. Марина смотрела на кружку с недопитым чаем.

‎«Он сказал — не сдавайся. Но если я просто устала быть сильной?"

‎День пролетел как в тумане.

‎Бесконечные отчёты, короткие разговоры, натянутые взгляды коллег.

‎Никто прямо не обвинял, но тишина в коридоре стала гуще, чем обычно.

‎К вечеру она решила пройтись пешком.

‎Снег повалил крупными хлопьями, воздух стал колким и сухим.

‎Каждый вдох обжигал горло, но идти на автобус казалось невыносимо.

‎Она шла, чувствуя, как под ногами скрипит ледяная крошка, а мороз щиплет кожу.

‎«Просто пройтись. Проветриться. Всё пройдёт.»

‎На остановке ветер поднялся сильнее.

‎Он врывался под воротник, резал щёки, пронизывал пальцы.

‎Марина сунула руки глубже в карманы, но холод будто проходил сквозь ткань.

‎Шум улицы сливался с гулом в голове.

‎Где-то вдалеке проехала машина, фары на секунду осветили её лицо — усталое, с потускневшими глазами

‎«Я справлюсь… просто устала.»

‎Она кашлянула, почувствовала лёгкое головокружение и ускорила шаг.

‎Мороз уже пробирался в лёгкие, в горле першило.

‎Когда дошла до дома, пальцы не слушались, ключ едва повернулся в замке.

‎Ночью её бросало то в жар, то в озноб.

‎Она списала всё на усталость.

‎Но утром, едва открыв глаза, поняла: сил нет даже подняться.

‎Сначала был звук.

‎Глухой, далёкий, будто кто-то постукивал по стеклу изнутри сна.

‎Потом — свет, размытый и резкий.

‎Марина открыла глаза, но мир сразу поплыл.

‎Потолок будто качался.

‎Голова ныла, в ушах звенело, тело было тяжёлым, словно его кто-то выжал изнутри.

‎Она попыталась повернуться — и боль в горле пронзила остро, как лезвие.

‎Простыла, — мелькнуло в сознании, но даже мысли давались с трудом.