‎А он — как будто специально вызывал это чувство.

‎День прошёл в напряжении.

‎Он проверял каждый пункт её работы, вносил правки, говорил коротко:

‎«Исправить», «Слишком мягко», «Необъективно».

‎Иногда даже не поднимал взгляд, просто диктовал замечания ровным голосом, будто читал текст с экрана.

‎К обеду Марина уже не чувствовала пальцев.

‎Она вышла в коридор, чтобы перевести дыхание.

‎Секретарь Лена посмотрела на неё с сочувствием.

‎— С ним все через это проходят, — сказала она тихо. — Только не принимай близко.

‎— А он всегда такой?

‎— Хуже был. Потом стало… просто ровно. Как будто ему всё равно.

‎Марина кивнула.

‎«Всё равно…» — почему-то зацепилось это слово.

‎Вечером Александр снова позвал её в кабинет.

‎— Садитесь, — сказал он, не поднимая глаз от бумаг. — Вы уверены, что понимаете, как строится групповая динамика?

‎— Думаю, понимаю.

‎— Думаете — или знаете?

‎Она подняла взгляд.

‎— Знаю. Но если я где-то ошибаюсь, вы можете объяснить, а не просто указывать на недостатки.

‎Он медленно отложил ручку и посмотрел прямо на неё.

‎— Объяснять — это часть работы. Но я не обязан нянчиться со взрослыми людьми.

‎— Я не ребёнок, — спокойно ответила она. — И не прошу нянчиться. Просто прошу обратную связь, а не приказ.

‎Молчание.

‎Он смотрел на неё долго — так, что стало не по себе.

‎В его взгляде не было ни злости, ни мягкости — только холодная усталость.

‎— Вы слишком эмоциональны, Марина, — наконец сказал он. — Это мешает видеть суть.

‎— А вы слишком отстранённый, — вырвалось у неё. — Это мешает видеть людей.

‎Он чуть приподнял бровь.

‎— Осторожнее, Марина.

‎Она опустила глаза, осознав, что сказала вслух.

‎— Простите. Просто… вы слишком давите.

‎— Давление формирует характер, — ответил он спокойно. — Возможно, вам этого не хватает.

‎— А может, наоборот, слишком много таких, кто давит, — тихо сказала она.

‎Он ничего не ответил.

‎Минуту они просто молчали.

‎В коридоре кто-то смеялся, за окном кружил снег.

‎И только между ними — воздух, натянутый, как струна.

‎Александр, наконец, встал.

‎— Рабочий день окончен. Можете идти.

‎Она встала тоже, сжала папку в руках.

‎— До завтра.

‎Когда дверь за ней закрылась, он выдохнул.

‎Только тогда понял, что весь разговор говорил тише, чем обычно.

‎И что внутри осталось странное чувство — не злости, а тревоги.

‎Как будто эта женщина видит в нём то, чего он сам избегает.

‎А Марина шла по коридору и думала:

‎«Он не злой. Просто разучился чувствовать. Но почему мне не всё равно?»‎

‎День начинался обыденно — серое небо, город без цвета, холодный воздух.

‎Марина шла на работу, сжимая термос с остывшим кофе.

‎Всю ночь снился детский дом — длинные коридоры, тихие шаги воспитателей, плач за стеной.

‎Сны, от которых просыпаешься с комом в горле, как будто кто-то зовёт, а ты не можешь ответить.

‎«Опять это… Господи, да отпусти же уже», — устало подумала она, натягивая шарф.

‎На кухне — тишина. Пустая чашка, телефон на столе.

‎Сообщение от бывшего мужа:

‎ «Документы готовы. Подпиши сегодня, не затягивай.»

‎Она уставилась в экран. Пальцы побелели.

‎Сколько прошло? Год? Два?

‎А боль всё равно отзывается.

‎Она стёрла сообщение, как будто стирая кусок прошлого, и вышла.

‎В центре всё шло, как всегда, чётко и холодно.

‎Александр уже был на месте — за столом, с папкой документов, в идеальном порядке.

‎Он не любил хаос. В нём было слишком много от прошлого, которое он когда-то не смог контролировать.

‎Когда Марина вошла, он не сразу поднял глаза.

‎— Отчёт готов? — спросил он, не глядя.

‎— Почти, я подправляю детали…

‎— «Почти» — это не результат, — ровно ответил он. — Нам нужны точные цифры, не эмоции.

‎— Но это отчёт по психологической работе, Александр Сергеевич. Здесь не всё измеряется числами.

‎Он наконец поднял взгляд.

‎Холодный, прямой, без намёка на раздражение — но в этом взгляде чувствовалась власть.

‎— Мы не можем основываться на чувствах, Марина. Клиенты — это ответственность, а не поле для сочувствия.

‎— А без сочувствия они не откроются, — сказала она чуть резче, чем хотела.

‎Тишина.

‎Он встал.

‎— Вы часто спорите с руководством?

‎— Только когда уверена, что права.

‎— Тогда докажите это в отчёте. — ‎Его голос стал ещё тише. — Но сначала научитесь слушать.

‎Марина опустила глаза, чувствуя, как в груди поднимается обида.

‎— Я не обязана быть безмолвной, если вижу ошибку, — вырвалось у неё.

‎Он резко повернулся.

‎— Осторожнее, — сказал спокойно. — Вы не знаете, с кем спорите.

‎Она подняла глаза — в них дрожала злость и боль.

‎— А вы не знаете, каково это — когда не можешь выдохнуть, — прошептала она.

‎И ушла, хлопнув дверью.

‎Дверь захлопнулась.

‎Александр остался стоять, глядя на неё несколько секунд — потом медленно опустился в кресло.

‎Всё было до ужаса знакомо: вспышка, спор, холод.

‎Он закрыл глаза и глубоко вдохнул.

‎«Импульсивная. Горячая. Типичная эмоциональная реакция защитного типа…»

‎Профессиональная часть его мозга тут же анализировала ситуацию, разбирая по слоям — эмоция, защита, уязвимость.

‎Но другая часть — та, которую он давно научился заглушать, — просто чувствовала.

‎«Не может выдохнуть…»

‎Эти слова застряли в голове.

‎Он даже тихо повторил их вслух — будто пробуя на вкус.

‎Когда-то он сам не мог выдохнуть.

‎Когда держал руку у кровати матери, и сердце её замерло в паузе между вдохом и выдохом.

‎Тогда он решил — не чувствовать, не позволять.

‎Чтобы боль не парализовала. Чтобы можно было помогать другим.

‎С тех пор дыхание стало контролем.

‎Любая эмоция — инструмент.

‎Но сегодня что-то пошло не по плану.

‎Слова Марины будто прорвали внутреннюю плотину.

‎«Не вздумай к ней привязываться. Не повторяй ошибок.»

‎Он снова вернулся к столу, заставляя себя работать.

‎Но пальцы не слушались.

‎Он набрал сообщение, короткое и деловое:

‎ «Не забудьте отчёт. И… если нужно время — возьмите.»

‎Он не знал, зачем написал вторую фразу.

‎Просто не смог стереть.

‎И это раздражало его сильнее, чем весь спор.

‎Марина шла по улице. Ветер бил в лицо, снег цеплялся за волосы.

‎Где-то внутри всё ещё дрожало — от слов, от обиды, от усталости.

‎Она чувствовала себя выжатой, как будто все силы ушли на то, чтобы не расплакаться у него на глазах.

‎Дома, в маленькой кухне, было тихо.

‎На столе лежали документы о разводе.

‎Марина взяла ручку, поставила подпись.

‎Рука дрожала.

‎Телефон завибрировал.

‎Сообщение от Александра.

‎Она прочитала — и вдруг почувствовала, как по щеке скатилась одна слеза.

‎Не от обиды, не от жалости — от неожиданности.

‎«Если нужно время…»

‎Он не обязан был это писать.

‎И всё же написал.

‎Как будто понял.

‎Она улыбнулась — устало, но впервые за долгое время искренне.

‎Поставила чайник, открыла ноутбук.

‎И села дописывать отчёт — не потому что обязана, а потому что хотела доказать себе, что всё ещё может быть сильной.

‎За окном снег ложился густо, будто кто-то сверху решил: ‎пора закрыть прошлое белым, чистым слоем.

В центре стоял запах кофе и бумаги.

‎День шёл как обычно — консультации, отчёты, звонки.

‎Но для Александра — ничего не было как обычно.

‎Он ловил себя на мысли, что замечает её.