‎Александр закрыл дверь, аккуратно повернул замок, и какое-то мгновение просто стоял, прислушиваясь к её дыханию.

‎Она села к окну, сложив руки на коленях. Плечи чуть дрожали — то ли от холода, то ли от того, что внутри всё ещё отзывалось воспоминанием.

‎Он не стал говорить ничего лишнего. Просто присел рядом.

‎Несколько секунд — тишина. Только ровный стук колёс, мерный, как дыхание кого-то большого и спокойного.

‎Марина смотрела в окно, но глаза её были расфокусированы.

‎— Я не люблю замкнутые пространства, — тихо сказала она. — С детства. В детдоме, когда было страшно… нас запирали в спальне, пока не успокоимся.

‎Он не ответил. Просто рядом положил ладонь на сиденье, почти касаясь её руки.

‎Она заметила — и не отодвинулась.

‎Тогда он медленно, неуверенно коснулся её пальцев.

‎Контакт — почти невесомый.

‎Но в этом было больше, чем во многих словах.

‎Она не посмотрела на него. Только чуть сильнее сжала руку, будто ища опору.

‎Он держал. Молча, спокойно, позволяя ей самой решить, сколько в этом должно быть близости.

‎Тепло её кожи было мягким, живым. Его пальцы, чуть шершавые от привычки держать ручку или чашку, осторожно провели по её ладони, словно он проверял, всё ли в порядке.

‎— Ты дрожишь, — сказал он.

‎— Уже меньше, — ответила она. — Просто… не ожидала.

‎Он кивнул. Несколько секунд просто молчал, не отпуская.

‎— Я не должен был отпускать тебя одну, — тихо сказал он, глядя в пол.

‎— Ты не обязан… — её голос дрогнул. — Это я сама пошла.

‎Он глубоко вдохнул, задержал дыхание и только тогда решился поднять глаза.

‎Она повернулась к нему, их лица оказались слишком близко.

‎Так близко, что можно было почувствовать тепло дыхания, запах её волос — слабый, едва уловимый, но почему-то родной.

‎Марина чуть улыбнулась — впервые за весь день.

‎— Спасибо, Александр Сергеевич, — шепнула она. — Если бы не вы…

‎Он качнул головой.

‎— Не надо «спасибо». Просто будь осторожнее.

‎Он всё ещё держал её руку. Пальцы медленно двигались — не как жест сочувствия, а как будто он боялся отпустить.

‎Она почувствовала это.

‎И впервые не отстранилась.

‎— У вас руки тёплые, — вдруг сказала она.

‎Он хрипло усмехнулся:

‎— Странно. Обычно — холодные.

‎Марина посмотрела прямо в него. Взгляд мягкий, без тени страха.

‎— Значит, сегодня — исключение.

‎Они оба улыбнулись.

‎Тишина вновь заполнила купе, но теперь в ней не было неловкости.

‎Только что-то тихое, почти домашнее, словно они уже давно знали друг друга и просто молчали вместе.

‎Он медленно отпустил её руку, хотя пальцы ещё долго помнили тепло.

‎— Отдохни, — сказал он. — Завтра длинный день.

‎Она кивнула.

‎— А вы?

‎— Ещё немного поработаю. Не спится.

‎После долгого молчания Марина глубоко вдохнула, плечи её дрогнули.

‎— Останьтесь, — тихо сказала она. — Просто… не уходите пока.

‎Александр удивился. В её голосе не было просьбы, только усталость и что-то детское, беззащитное.

‎Он кивнул:

‎— Хорошо. Я останусь.

‎Они сидели напротив, разговаривая тихо, вполголоса.

‎Марина рассказывала о детских привычках, о том, как не могла уснуть без света. Он — о дороге, о городах, где когда-то работал, о людях, которые приходили и уходили.

‎Разговор длился долго, как будто никому из них не хотелось ставить точку.

‎Со временем её голос стал тише, слова — короче.

‎Она сидела, облокотившись на спинку спального места, потом постепенно склонила голову вбок.

‎Александр не сразу понял, что она заснула.

‎Он посмотрел на неё — спокойное лицо, ровное дыхание, мягкий свет из окна скользит по щеке.

‎На губах невольная улыбка.

‎Александр сидел, не в силах отвести взгляд от Марининого лица. Он чувствовал, как его сердце бьётся быстрее, когда она, казалось, погрузилась в мир сладких снов. Мягкий свет, пробивающийся через окно, играл на её щеках, подчеркивая нежные черты и создавая атмосферу уюта, которую он так ценил.

‎Он медленно наклонился ближе, чтобы лучше рассмотреть её. Губы, слегка приоткрытые в безмятежной улыбке, манили его. Внутри него разгоралась борьба: желание поцеловать её, почувствовать тепло её губ, и страх разбудить. Он не хотел нарушать этот момент, этот хрупкий покой, который окутывал их.

‎Собравшись с мыслями, он осторожно провёл пальцами по её волосам, чувствуя их мягкость и нежность. Каждый локон словно говорил о том, как она была ему дорога. Он хотел запомнить этот миг — её спокойствие, её доверие, её красоту в этом тихом вагоне, уносящем их в неизвестность.

‎Александр снова посмотрел на её губы и, не в силах устоять, наклонился ещё ближе. Он едва коснулся её губ своими губами, словно боясь, что это может её разбудить. Это было нежно, почти невесомо, как лёгкий ветерок, проходящий сквозь листву. Он закрыл глаза, впитывая момент, и, когда открыл их, увидел, как она слегка шевельнулась, но не проснулась.

‎Вдохнув глубоко, он решил, что этого недостаточно. Он осторожно укрыл её одеялом, чтобы защитить от холодного воздуха, который иногда пробирался в вагон. Его руки, как будто сами по себе, аккуратно поправили одеяло, обнимая её, словно стараясь защитить от всего мира.

‎Он снова посмотрел на неё, и в этот момент понял, что даже если она спит, он был готов ждать, готов быть рядом, пока она не проснётся, и, возможно, когда это случится, они смогут продолжить разговор, который ещё не закончился.

‎Ночь текла медленно, поезд гудел вдалеке, а в голове не отпускала мысль:

‎«Все во мне изменилось… из-за неё».‎

Поезд гудел, словно убаюкивая. За окном скользили редкие огоньки станций, и в купе царила почти нереальная тишина. Марина уснула неровно — словно тело отдыхало, но душа не могла успокоиться.

‎Сон пришёл внезапно.

‎Она стояла в длинном, узком коридоре. По стенам — старые, облупившиеся обои, в окне метель, детские голоса будто звали её по имени. Она шла босиком, ступая по холодному полу, и чувствовала, как под ногами скрипят доски.

‎С каждым шагом становилось темнее.

‎За спиной — тихий детский смех, потом плач. Она обернулась — и увидела себя маленькой, в старом платьице, стоящей у окна. Девочка смотрела прямо в глаза взрослой Марине и шептала:

‎ — Ты обещала меня не оставлять…

‎В этот момент в окно ударил резкий порыв ветра, и всё вокруг словно рухнуло — пол, стены, голоса. Она закричала и, не чувствуя дыхания, рванулась вперёд — и проснулась.

‎Резко.

‎С криком.

‎Вся в холодном поту.

‎Александр подскочил — он сидел напротив, не спал, просто читал. За секунду оказался рядом.

‎— Марина… — голос его был низким, тихим. — Тише. Всё хорошо. Это сон.

‎Она дрожала, глаза бегали по купе, будто не могла понять, где находится.

‎Он осторожно коснулся её плеча, потом чуть сильнее обнял, притянув к себе.

‎— Слышишь? Всё, ты здесь. — ‎Он говорил шёпотом, почти неосознанно, и каждая фраза ложилась на неё мягко, как тёплое одеяло.

‎Она всхлипнула, пальцы судорожно вцепились в рукав его рубашки.

‎— Там… — прошептала. — Там было темно… я опять слышала их…

‎— Всё в прошлом, — ответил он, не отпуская. — Никто не сможет тебя тронуть.

‎В её дыхании было что-то ломкое, живое. Постепенно дрожь утихала.

‎Он почувствовал, как её голова опустилась ему на грудь, а сердце под ладонью стучит быстро-быстро.

‎И вдруг — странное ощущение. Словно где-то глубоко внутри что-то щёлкнуло, освободилось. Он не думал, не рассуждал — просто держал её.

‎Мягкий свет фонаря за окном коснулся её лица — бледного, уставшего, но теперь спокойного.

‎Александр невольно задержал взгляд на её ресницах, на линии скулы, на губах.

‎Он впервые позволил себе подумать: "Как же она красива…"