Слух Матушки Уайборн, подслушивающей у двери Малиновой спальни уловил скрип кровати, характерный для нее при возлежании совокупляющихся тел, крик удовлетворенной девушки, и она довольно прищелкнула пальцами. Гип-гип, ура! Девочке удалось-таки уломать гордого, неприступного графа Кэррингтона, теперь он покорно исполняет ее любовную прихоть. Матушка Уайборн торжествовала, в ней заговорила женская солидарность. В течение долгих лет сначала она, потом девушки из ее заведения служили покорными игрушками для мужской похоти. Мужчины привыкли с видом владык мира приходить в ее дом, и за один соверен самый уродливый и отталкивающий из них мог забрать самую прелестную ее девочку для своих омерзительных утех, а они все должны были при этом приветливо улыбаться своим клиентам. Теперь Ханна Уайборн чувствовала себя в какой-то мере отомщенной при мысли о том, что самый представительный и гордый из ее клиентов теперь сам послужил товаром и средством для удовлетворения женского желания. Вот потешатся ее девушки, когда она утром расскажет им о такой новости.
А Альфред Эшби вовсе не чувствовал себя униженным, прижимая к своей груди спящую Мейбелл после страстных объятий. Она спала глубоким сладким сном, который свойствен людям с чистой, незапятнанной совестью, и граф Кэррингтон наслаждался сознанием того, что держит в своих объятиях самое прелестное существо в мире. Впервые в жизни он полюбил, полюбил тогда, когда после многочисленных скоротечных любовных увлечений уже потерял всякую надежду испытать это упоительной чувство. Как он теперь досадовал от того, что по горло увяз в одной политической интриге, и теперь не имеет возможности посвятить свою жизнь Мейбелл, поскольку взял на себя обязательства перед своими товарищами.
Он сегодня утром должен был отправиться в Голландию для тайной встречи с Джеймсом Стюартом, герцогом Монмутским. Лорд Эшби со вздохом сожаления бережно уложил спящую Мейбелл на кровати и, одевшись, вышел в коридор. Матушка Уайборн уже поджидала его на лестнице, чтобы собственноручно вручить ему кошель, в котором были сто фунтов. Граф Кэррингтон еле удержался от того, чтобы не рассмеяться ей в лицо. Он видел ее насквозь, мог читать все ее мысли как в раскрытой книге, и теперь он понимал, что его старую добрую знакомую Ханну Уайборн распирает от злорадства при виде лорда, продавшегося женщине за деньги. Что ж, он не захотел лишать ее этого маленького удовольствия, и с подобающей случаю торжественностью открыл кошель и медленно пересчитал деньги у нее на глазах. Хотя Ханна Уайборн часто раздражала его своей алчностью и нелепыми претензиями на то, чтобы казаться леди из высшего общества, он все же был по-своему привязан к своей бывшей любовнице, посвятившей его в тайны женской плоти, и по возможности всегда старался поддерживать ее в ее противостоянии с жестоким миром.
На самом деле граф Кэррингтон уже не так остро нуждался в деньгах, как пять дней назад. Половину суммы лорд Эшби отыграл в карты, вторую половину его кредитор согласился подождать до возвращения кораблей Ост-Индской кампании со слоновой костью. Альфред Эшби вложил в них свои средства, и если экспедиция вернется с удачей, то он должен стать весьма состоятельным человеком. Он верил, что удача и на этот раз не отвернется от него, и главное, что его теперь заботило, это безопасность Мейбелл Уинтворт.
Альфред Эшби оставил Мейбелл свою карету, которая должна была доставить ее домой, а сам занял у Ханны Уайборн ее верховую лошадь. При въезде в Сити он остановился возле дорогого цветочного магазина и купил для своей возлюбленной большой букет роз за сто фунтов. В начале ноября голландские розы стоили умопомрачительно дорого, один фунт штука, но графу Кэррингтону ничего не было жалко для Мейбелл.
Мейбелл получила розы с посыльным почти сразу же, когда вернулась в дом своей тетушки Эвелин. Маркиза Честерфилд и ее отец еще не вернулись с бала герцогини Портсмутской, и девушка имела полную свободу любоваться прекрасными белыми розами, в которых затаился розовый отсвет зари. Мейбелл нашла записку от графа Кэррингтона, когда нежно перебирала белые розы по одной, готовясь поставить их в большую вазу. Затаив дыхание, Мейбелл развернула ее и прочитала следующее:
«Дела вынуждают меня покинуть Лондон, но я постараюсь поскорее вернуться, чтобы снова встретиться с вами, дорогая Мейбл. Альфред Эшби, граф Кэррингтон».
Это обещание возлюбленным новой встречи вскружило голову девушке. Мейбелл восторженно прижала розы к своей груди и засмеялась. Ее счастье было таким большим и необъятным как присланный Альфредом Эшби букет роз.
Глава 5
С момента расставания с лордом Альфредом Эшби прошла всего неделя, однако Мейбелл начало казаться, что она не видела его целую вечность. Сначала она думала, что он даст ей знать о себе через два-три дня. Путешествие графа Кэррингтона представлялось ей чем-то вроде загородной поездки, из которой скоро возвращаются. Но, по мере того как проходили дни, Мейбелл начинала подозревать, что трудности, поджидающего ее возлюбленного в затеянном им путешествии гораздо более сложны, чем она думала вначале. И это нагоняло на нее тоску и глубокую печаль.
Еще Мейбелл тревожили неутешительные вести из поместья Уинтвортов. Как она и догадывалась, слуги плохо присматривали за тетушкой Гортензией, и она серьезно заболела в плохо отапливаемом помещении, ее мучил жестокий кашель. Лорд Уинтворт, когда узнал о болезни своей младшей сестры, заявил, что падшая в глазах общества и во мнении своей семьи особа не заслуживает того, чтобы о ней тщательно заботились. Мейбелл стоило огромного труда уговорить отца послать столичного врача лечить заболевшую тетю Гортензию и в поместье Уинтвортов поехал известный столичный врач Сэмюэль Джонс.
В воздухе столицы как никогда прежде со дня воцарения Карла Второго витала напряженность. Приближался момент официального объявления наследника престола, с чем были определенные трудности, поскольку Карл Второй и его супруга Екатерина Португальская детей не имели. Претендентов на английский трон было два — младший брат короля Яков, герцог Йоркский, и старший из внебрачных сыновей Карла Второго Джеймс Скотт, герцог Монмут, от его любовницы Люси Уолтер. Большинтсво англичан склонялись к кандидатуре Монмута. Им не нравился мрачный, нелюдимый, не скрывающий своей склонности к католицизму Яков, и они надеялись, что Карл Второй узаконит своего старшего внебрачного сына. Ходили упорные слухи, что до возвращения Карла Второго в Англию король был тайно женат на Люси Уолтер, но самим Карлом Вторым этот факт отрицался. И король объявил официальным наследником трона своего младшего брата. Он любил своего сына, но свой королевский долг он видел в укреплении власти монарха и возвращении в Англию католической веры, что мог совершить только герцог Йоркский, всецело разделяющий его политические взгляды.
Лондонская Биржа и великосветские салоны — эти главные рассадники новостей — гудели, как потревоженные ульи. Все понимали, когда герцог Йоркский станет королем, права Парламента будут ограничены, а последователи протестантской веры будут преследоваться как при Марии Кровавой. Отец Мейбелл, убежденный протестант, ходил словно в воду опущенный, и горько жаловался на несправедливость судьбы. Все это не могло не произвести угнетающего впечатления на Мейбелл, вдобавок ее тревожило, что герцог Йоркский, став официальным наследником трона, вдруг перестал скрывать свою склонность к ней. На прошлом балу он заставил Мейбелл танцевать с ним все танцы, и вдобавок сделал ее своей постоянной партнершей за карточным столом. Эти недвусмысленные знаки внимания будущего хозяина Уайтхолла к Мейбелл отпугнули от нее всех потенциальных женихов, которые до этого роились возле нее словно пчелы. Лорд Уинтворт и тетушка Эвелин не знали, как им воспринимать внимание герцога Йоркского к Мейбелл. С одной стороны, им льстило внимание августейшей особы, с другой — не судьбу королевской фаворитки они желали для Мейбелл. Всех удивляло новое увлечение герцога Йоркского, поскольку до этого он славился странным вкусом — делал своими избранницами женщин, лишенных внешней красоты. Его жена Анна Хайд, дочь графа Кларендона, его любовницы Арабелла Черчилль и Екатерина Седли были женщинами грубыми и некрасивыми. Сам Яков объяснял свой выбор тем. что полностью он не может унять свою грешную плоть, и усмиряет ее непривлекательностью предмета греха. Психологически странные предпочтения Якова объяснялись также тем, что сам он был очень некрасив, и понимал, что красавицам он не может нравиться. Между тем, Яков желал взаимности в любовных отношениях, и рассчитывал, что некрасивые женщины будут к нему более благосклонны. Исключение он сделал лишь для Мейбелл. В ее присутствии он забывал о своей некрасивости и оживал душой, любуясь ее нежным обаятельным обликом. А сама Мейбелл мечтала оказаться как можно дальше от герцога Йоркского. Ее пугал этот мрачный стареющий принц с недобрым взглядом, хотя она всячески старалась скрыть свое нерасположение к нему внешней почтительностью.
