Мальчики резво обогнали их. У Эда в руках был пойманный кролик, а Луи застенчиво сунул Мейбелл собранный для нее букет полевых цветов.

— Надо же, мой сын может поучить меня хорошим манерам. Ведь этот букет должен был преподнести вам я, мисс Уилоби, — приятно удивился поступку младшего сына граф Кэррингтон.

Мейбелл только посмеялась его словам, и от смущения спрятала свое зардевшееся лицо в душистом облаке цветов.

Так, беседуя, они постепенно вошли в сад, и не заметили, как к воротам поместья подъехала карета, из которой вышла графиня Сара. Но она, увидев своего мужа и компаньонку в саду, поспешила к ним, чтобы рассказать последние новости о состоянии миссис Вуд.

На какое-то время графиню Сару плотно обступили, скрывая из вида, ветви деревьев, обремененные наливающимися плодами, когда перед нею предстала беседка, благоухающая шиповником и жасмином, компаньонка и ее муж уже были в ней, увлеченно о чем-то беседуя.

Графиня Сара застыла на месте: жесты графа Кэррингтона и девушки, при обращении друг к другу были настолько доверительными, что не верилось в то, будто совсем недавно они были едва знакомы. Прогоняя внезапно возникшее подозрение словно болезненное наваждение, Сара собралась с силами, и подошла поближе к этой паре, желая окончательно убедить себя в своем заблуждении на их счет.

Сквозь шелест листвы до нее донесся голос Альфреда, ласково уговаривающий девушку:

— Доверься мне, дорогая. Скоро мы будем связаны с тобою навеки, так прояви хоть немного той смелости, с какой ты год назад буквально ворвалась в мою жизнь и наполнила ее собою.

— Я не могу ответить вам на чувство, пока мы находимся в доме графини Сары, — защищалась от него девушка.

— Но мы не в доме, мы находимся в саду, где нас видит только луна, — с этими словами Альфред Эшби припал с поцелуем к губам Мейбелл и этим сразу полностью подчинил себе ее волю. Девушку охватила столь сладостная истома, что она ни о чем не думая всецело отдалась своему поцелую с графом Кэррингтоном.

При виде этой сцены с глаз графини Сары словно упала пелена. Она схватилась за свое раненое сердце, но пересилив себя, выступила вперед и спросила со страданием в голосе:

— Гортензия, скажи, это мой муж — отец твоего ребенка?

Мейбелл охнула от неожиданности, и отступила от графа Кэррингтона. Но Альфред Эшби даже в этот тягостный для себя момент не отпустил ее руки, и твердо заявил жене:

— Да, Сара, Арабелла — это моя дочь. Мужайся, дорогая, сейчас нам предстоит с тобою не самый легкий разговор в нашей жизни, но надеюсь, мы с честью завершим его. Милые леди, прошу вас, пройдемте в дом.

С этими словами он взял обеих дорогих его сердцу женщин под руку, и повел их по садовой дорожке к старинному зданию. На пути Мейбелл принял бить от волнения сильный озноб, и граф Кэррингтон при входе в дом сразу вызвал к себе экономку, чтобы она позаботилась о его возлюбленной. Сара держалась лучше, но ее лицо покрыла такая смертельная бледность, что Альфред Эшби поспешно налил ей бренди, чтобы немного привести ее в чувство.

Между супругами состоялся очень тяжелый и продолжительный разговор, после которого Сара проплакала весь остаток ночи. Граф Кэррингтон, нахмурясь, прислушивался к рыданиям, которые доносились из спальни его жены и не знал, как ему унять ее душевную боль. Прежде он не мог подумать, что их интересы так сильно разойдутся, что станут диаметрально противоположными друг другу. Он готов был отдать за Сару свою жизнь, но невольно стал виновником самого тяжелого в ее жизни горя. Потеряв всякий сон, граф Кэррингтон мерил шагами длинный коридор, и эта мучительная ночь казалась ему такой же бесконечной, как и отчаяние его жены. Но утро прервало душевные терзания лорда Эшби появлением в его кабинете заплаканной, но удивительно спокойной Сары.

— Ты прав, Фред, прежде всего мы должны думать о благополучии нашего сына, наследника рода Эшби, — сказала она. — Я подам на развод с тобою, и будь что будет!

Ни один мускул не дрогнул на лице Альфреда Эшби — графиня Сара держалась так величаво, с таким царственным достоинством, что он не мог поддаться душевной слабости, хотя испытывал сильное желание пасть к ее ногам и молить ее о прощении. Им же нужны силы для того, чтобы выдержать все грядущие испытания судьбы, и они не могли позволить себе дать душевную слабину.

Граф Кэррингтон почтительно поблагодарил жену за принятое ею решение, после чего супруги созвали в холл всех слуг. Им было объявлено, что их господа разводятся, а Мейбелл следует почитать как следующую жену графа Кэррингтона. Мейбелл тоже присутствовала при этом объявлении, и с упавшим сердцем она видела, что никто этой новости не рад. Девушку кольнуло тревожное предчувствие, что для нее тоже начинаются трудные дни.

Желая поскорее воплотить свои планы в жизнь, граф Кэррингтон в тот же день отправился в столицу, несмотря на то, что хлынул сильный дождь, грозящий превратить деревенские дороги в непроходимую топь. После его отъезда Мейбелл начала чувствовать себя очень неуютно в Гринхиллсе, который сделался для нее чуть ли не родным домом. Графиня Сара сделалась чрезвычайно холодна к девушке, и больше не звала ее разделить с нею одиночество по вечерам. Хозяйка поместья даже не заговаривала с Мейбелл лишний раз, и обращалась к ней только в случае крайней необходимости. Слуги приняли сторону своей любимой, несправедливо обиженной госпожи, и тоже сделались недоброжелательными по отношению к Мейбелл. Сыновья графа Кэррингтона недоумевали, как им теперь относиться к девушке, которую их отец при всех назвал своей невестой и их будущей мачехой. Только гувернер мальчиков, месье Жермонт, был по-прежнему любезен с Мейбелл из-за свойственной французам галантности, особенно когда ее предметом была столь юная и привлекательная особа как Мейбелл Уинтворт.

Всеобщая неприязнь окружающих не могла не произвести тягостного впечатления на чуткую девушку, и Мейбелл сделалась столь печальной и подавленной, что доброе сердце Сары Эшби дрогнуло. Подумав, графиня также поняла, что с ее стороны неразумно портить отношения с будущей женой Альфреда, и тем самым вносить раздор в семью. Поэтому она окончательно смирилась со своей судьбой, и попыталась возродить прежние доверительные разговоры со своей юной соперницей. Право, на Мейбелл было трудно сердиться, она была так прелестна, что ей хотелось простить буквально все — и обман, и ее удачливость в любви. Мейбелл с радостью пошла на примирение и была столь предупредительна с графиней Сарой, что та снова душевно привязалась к ней. Жена Альфреда Эшби даже с грустной улыбкой призналась Мейбелл в том, что если уж ей суждено расстаться с любимым мужем, то Мейбелл будет самой лучшей ее преемницей, и ей уже не так тяжело думать о разводе, как прежде, ведь она искренне желает счастья им обоим.

Окончательно приняв решение уступить своего мужа удачливой сопернице, Сара стоически начала ждать новостей из Лондона о своем бракоразводном процессе. Но он двигался чрезвычайно медленно, одно слушание сменялось другим поистине с черепашьей скоростью. Несмотря на то, что иск был подан от имени графини Сары и граф Кэррингтон изъявлял желание удовлетворить все требования своей супруги, церковный суд тщательно и дотошно вникал во все подробности супружеской жизни четы Эшби. Графу Альфреду и графине Саре нужно было доказать, что в течение долгого времени они не поддерживали интимных отношений, прежде чем развод мог быть передан на утверждение Парламента. С этой целью допрашивались также слуги и служанки разводящихся супругов. Наконец все бумаги были переданы в парламент, и Альфред Эшби обратился за помощью к старинному другу своего отца, влиятельному маркизу Эдварду Китченеру, прося, чтобы тот повлиял на решение присяжных к его выгоде.

Маркиз Китченер, сдерживая возмущение, принял Альфреда Эшби в гостиной своего роскошного лондонского особняка, и когда они остались наедине, без обиняков высказался, что он думает о бракоразводном процессе молодого человека.