Благодаря принятым мерам предосторожности Альфред без особых происшествий доехал до Дарлингтона. Он не стал задерживаться в этом городе; желание видеть любимую женщину было слишком велико, чтобы согласиться отложить желанное свидание с нею из-за комфорта постоялого двора, и граф Кэррингтон поехал дальше. В поместье Уинтвортов его не ждали, — он не посчитал нужным предупредить о своем приезде — и немногочисленные обитатели поместья занимались своими повседневными делами, не догадываясь о том, какой важный гость собрался нанести им визит. Альфред быстро миновал парадное крыльцо и вошел в главный холл. Там он застал только Арабеллу, которая играла с большим сенбернаром. С рождением маленького Карла хлопот у старой Дженни прибавилось, а сил убавилось. Она взяла себе в помощницы юную Алису из деревни, а добродушный пес Клауд сделался мохнатым нянем Арабеллы, зорко следящим за тем, чтобы девочка не покидала безопасных пределов дома. Стоило любопытной малышке подойти к входной двери, так он тут же аккуратно хватал ее зубами за атласную юбочку платья и тащил обратно.

При виде дочери у Альфреда екнуло сердце. Он быстро подошел к ней и крепко прижал к своей груди, не желая выпускать ее из своих объятий. Арабелла узнала этого красивого господина, который любил ее целовать и дарить красивые игрушки, поэтому она не испугалась его и доверчиво прижалась к нему в свою очередь. Клауд было зарычал на незнакомца, потом, видя, как его маленькая хозяйка привечает этого мужчину, успокоился и улегся на свои передние лапы.

— Белла, где твоя мама? — спросил Альфред у девочки, когда с первыми поцелуями и объятиями было покончено.

— Она в гостиной на втором этаже, — охотно объяснила малышка, и Альфред, поставив дочь на ноги, отправился искать Мейбелл.

Мейбелл сидела возле самого окна в глубоком кресле, медленно делая стежок за стежком на своей вышивке. Трудно было узнать прежнюю юную жизнерадостную красавицу в этой угасшей молодой женщине с темными кругами под глазами. Она была нездоровой и душевно надломленной; ей казалось, она очутилась в некоем страшном мире, где не было ни одного знака, указывающего ей путь к спасению.

Как не старалась Мейбелл, ей все не удавалось привести в порядок дела своего поместья. Чтобы поправить материальное положение леди Уинтворт достала из тайника драгоценности своей покойной матери и заложила их у ростовщиков в Дарлингтоне. На вырученные деньги она купила тонкорунных овец, рассчитывая заняться их разведением. Овечки дали неплохой приплод, но те долги, которые Мейбелл была вынуждена сделать в самом начале своего хозяйствования, не давали ей подняться и накапливались все больше и больше. Молодая хозяйка поместья Уинтвортов без конца просила своих заимодавцев об отсрочке выплаты долга. В начале зимы заболел ее маленький сын, и ей нечем было заплатить за лечение мальчика доктору Саймону Харви. К счастью, доктор Харви оказался отзывчивым человеком, и по собственной инициативе он стал часто приезжать в поместье, чтобы следить за состоянием ослабевшего от болезни ребенка. Да и здоровье молодой матери Карла внушало ему опасение.

После Рождества Мейбелл настиг очередной удар. Ее посетил судебный исполнитель, назвал общую сумму долга и предупредил ее, что если она до весны не расплатится по счету или не договорится со своим кредитором герцогом Мальборо, то все ее имущество будет спущено с молотка. Девушка окаменела, когда узнала, сколько она должна — десять тысяч фунтов!!! Занимая по мелочам, она даже представить себе не могла, что вместе с процентами ей придется отдавать такую огромную сумму. Ей просто негде было взять такие деньги, ростовщики не согласились бы ей одолжить целое состояние без соответствующего залога и надежного поручителя. Несколько ночей Мейбелл не спала, мучительно размышляя о том, что ей делать. Она не могла допустить, чтобы ее дети и верные слуги остались без крыши над головой, и оказались обреченными на бесправие и нищету. Теперь Мейбелл горько жалела о том, что в состоянии предродовой эмоциональной неуравновешенности она резко говорила с герцогом Мальборо и сделала его своим недоброжелателем. Конечно, она могла бы обратиться за помощью к Джорджу Флетчеру, но сумма долга была слишком велика, чтобы просить об ее уплате даже лучшего друга. Постепенно девушка пришла к выводу, что ей следует отправиться в Лондон и там просить герцога Мальборо о снисхождении. Если же она потерпит неудачу, тогда она отправится к Джорджу и спросит у него хотя бы совета, что ей следует предпринять. Все-таки он, как мужчина, лучше разбирается, как следует поступать в случае финансовых затруднений.

Мейбелл решила ехать в столицу уже на следующий день, но на сердце у нее было тяжело; она предчувствовала, что ничего хорошего ей эта поездка не сулит. Она с трудом водила иголкой по шелку, словно даже иголка с ниткой представляла для нее неподъемную тяжесть, и силы с каждой минутой душевных мук все больше покидали ее. Моул прижался к ее левому боку, и его усатая морда выражала неподдельную тревогу за нее. К этому времени кот уже совсем ослеп, но он лучше всех зрячих каким-то шестым чувством чувствовал, когда его любимой хозяйке становится особенно плохо и спешил к ней, желая согреть ее своим теплом.

Альфред смотрел на застывшее, бледное как мел, лицо страдающей молодой женщины, и раскаяние все больше мучило его. Он бросился к ее ногам и дрожащим от волнения голосом произнес:

— Боже, что я сделал с тобою, любовь моя! Прости, если можешь, прости меня!

Мейбелл вздрогнула и с недоумением посмотрела на своего возлюбленного. Она совершенно не ожидала его увидеть, и на минуту ей показалось, что от длительных переживаний ее начали посещать галлюцинации.

— Фред, что ты делаешь здесь? — тихим, неуверенным спросила она, все еще не веря в его присутствие рядом с собою. Она считала его навсегда потерянным для себя, словно их разлучила могила.

Альфред взял ее руки в свои и стал осыпать их жаркими поцелуями.

— Я не могу жить без тебя, любимая моя Мейбл! Надеюсь, еще можно вернуть все обратно и возродить нашу любовь, — шептал он, не имея в себе смелости посмотреть в ее прекрасные серые глаза и увидеть в них отказ.

Сильные, любящие прикосновения графа Кэррингтона привели Мейбелл в чувство. Ее голова закружилась от радости, а ее сердцу стало больно от того невероятного счастья, на которое она уже давно перестала надеяться.

— Фред, постой, а как же твоя невеста мисс Мэллард? — все еще сомневаясь, спросила она. — Разве ты не должен жениться на ней?

— Я желаю жениться только на тебе, Мейбелл! Мисс Мэллард связала свою судьбу с другим джентльменом, и я совершенно свободен, — твердо сказал граф Кэррингтон, и тут его голос дрогнул. — Конечно, я прошу твоей руки, если ты не увлечена другим мужчиной. В своих письмах ты очень тепло отзывалась об Флетчере.

— Ах, мы с Джорджем просто друзья, — поспешно сказала Мейбелл. — Я люблю Джорджа только как своего друга.

— В таком случае нет преград, которые разделяют нас, моя любовь, — облегченно вздыхая, произнес Альфред Эшби. — Но я так виноват перед тобою, что, боюсь, это омрачит наши отношения. Я поступал как бесчувственный эгоист по отношению к тебе…

Но Мейбелл умоляющим жестом прижала свою ладонь к губам своего любимого.

— Ни слова больше, Фред, я не желаю слышать, что ты чем-то виноват передо мною, — нежно произнесла она. — Своим новым предложением о браке ты полностью искупил свою вину передо мною, если она была, и я с радостью стану твоей женой!

Альфред Эшби восторженно прижал любимую к своей груди. Мейбелл, как всегда, отнеслась к нему с пониманием, добротой и великодушием, которых он мало заслуживал. Трудно было определить, кто в этот момент был более счастлив — он или она. Их сердца бились в унисон, и, ему казалось, — все беды, его и Мейбелл, остались позади.

Дверь открылась, и в гостиную поспешно вошла горничная Мейбелл. Она явно собиралась что-то сказать, но, увидев свою госпожу в объятиях графа Кэррингтона, запнулась и растерянно проговорила: