Через несколько минут священник Вуд скорбно возвестил Мейбелл и собравшейся дворне:

— Молитесь, добрые люди! Душа нашей любимой госпожи Сары покинула сей бренный мир.

Слуги начали рыдать и готовиться к предстоящим похоронам. Мейбелл тоже ничего не видя по дороге от своих слез пошла вслед за священником, чтобы в его доме повидаться с детьми. Мальчики засыпали ее тревожными вопросами, а маленькая Арабелла плакала и звала Сару. Мейбелл взяла дочь на руки и попробовала было ее успокоить, но малышка не унималась. Мейбелл сама чувствовала себя испуганным, потерянным ребенком перед лицом всесокрушающего горя, которое их постигло, но она постаралась успокоиться и взять себя в руки, понимая, что теперь все слуги ждут распоряжений от нее.

Следующие несколько дней прошли для Мейбелл как в тумане. Обитатели Гринхиллса похоронили тело Сары в семейном склепе Кэррингтонов, и в горести вернулись к своим повседневным делам. Мейбелл распорядилась выдать денежную помощь пострадавшим от набега драгун фермерам, а также снова подготовиться к поездке детей в Бристоль. Но сама она чувствовала, что не сможет отправиться вместе с ними в дом на Марш-стрит. Ее сердце все сильнее жгло горе и негодование на убийц Сары Эшби, и Мейбелл объявила священнику Вуду, что она отправляется в Лондон к королю Якову за правосудием.

— Его величество должен знать, какие преступления совершаются в нашем крае его именем! Уверена, он тогда покарает виновных, — твердо сказала Мейбелл, не догадываясь о том, что сам Яков Второй приказал своим слугам проявлять крайнюю жесткость к лицам, замешанными в мятеже Монмута.

Напрасно священник Вуд и управляющий Кэррингтонов отговаривали ее от этого рискованного намерения. Мейбелл окончательно решила попытаться прекратить гонения на мятежников, а также наказать убийцу Сары Эшби — капитана Руперта Дрейфуса. Она отдала свою карету слугам, сопровождающими детей в безопасный Бристоль, а сама выбрала себе самого выносливого верхового коня, намереваясь пересесть в наемный экипаж на ближайшем постоялом дворе.

Мейбелл весь день гнала своего коня мимо холмов и пустынных полей, почти не останавливаясь на своем пути. Перед ее глазами неотступно стояли те жуткие картины, которые ей пришлось наблюдать в недалеком прошлом — кровавая расправа над пленными сторонниками Монмута; измученное лицо графини Сары, на котором даже после смерти застыл отпечаток невыносимого страдания; горе и отчаяние жителей западных графств, ставших жертвой произвола королевских драгун. Сердце девушки готово было разорваться от этих ужасных воспоминаний, и от волнения она совсем утратила чувство времени, замечая лишь по положению солнца пору дня своего нелегкого пути. Миля пролетала за милей, а Мейбелл думала о том, что она имеет немалое влияние на короля Якова, и она просто обязана явиться к нему и постараться остановить тот жестокий беспредел, который нынче царил в Западной Англии. Девушка перебирала в уме те доводы, которые она смогла бы привести королю для смягчения участи мятежников, и настолько увлеклась этим занятием, что вовсе не чувствовала усталости.

Но так как все на свете имеет обыкновение подходить к концу, закончились и силы Мейбелл. Она остановилась поздним вечером в деревушке Хитстон на постоялом дворе «Лев и корона», где позволила себе короткий ночной отдых в достаточно комфортном номере для знатных постояльцев.

Утром Мейбелл спросила у хозяина постоялого двора, крепко сбитого мужчину средних лет, есть ли среди его постояльцев лица, направляющиеся в Лондон.

— А как же, имеются, леди. Они как раз завтракают в столовой, — ответил тот.

Мейбелл поспешила вниз и, по описанию хозяина постоялого двора, легко нашла нужных ей людей. Пожилой адвокат Бенджамин Прайс и его дородная супруга Анна возвращались в столицу после визита к своим провинциальным родственникам, и они были очень рады попутчикам, помогающим им скоротать далекую дорогу. Мейбелл легко договорилась со своими новыми знакомыми об проезде в их карете, и приготовилась вместе с ними отправиться в путь через час. Своего коня она оставила на постой с условием, что его заберут присланные ею слуги.

В назначенный час путешественники в полном составе вышли во двор, где их уже ожидала четырехместная карета, в которую запрягли коней разной масти. Дамы сели в карету первыми. За ними, кряхтя, взобрался адвокат Прайс, а последним к ним присоединился линкольнширский врач Колин Дрейк, закутавший свое горло, не смотря на летнюю жару, плотным платком. Компания подобралась весьма разношерстная, ни один путешественник ни в чем не походил на другого. Адвокат Бенджамин Прайс был весьма жизнерадостным человеком, который так и сыпал шутками различного рода. Его жена Анна Прайс трепыхалась, как курица при малейшем признаке опасности, угрожающей ее спокойствию, но она весьма гордилась своими золотыми браслетами с зелеными лазуритами и выставляла их напоказ при каждом удобном случае. Доктор Колин Дрейк постоянно отыскивал и находил причины для своего недовольства жизнью, а также весьма трепетно относился к собственному здоровью. Завершала картину юная искательница приключений леди Мейбелл Уинтворт, которую ее новые знакомые развлекли настолько, что ее душевные переживания несколько утихли.

Два дня путешествия прошли без особых приключений, но на третий, по мере приближения к столице, доктор Дрейк заметно забеспокоился и сказал супруге адвоката.

— Вы бы спрятали свои драгоценности, миссис Прайс. Не нужно привлекать на постоялых дворах взоры злодеев, стремящихся поживиться за чужой счет. Всем известно, возле столицы орудуют разбойничьи шайки, а у нас нет надежной охраны, способной защитить в случае их нападения.

— Может не стоит так драматизировать, мистер Дрейк? — спросила Мейбелл. — Я несколько раз приезжала в столицу, но в глаза не видела ни одного разбойника.

Врач отрицательно покачал головой в ответ на ее слова и зловеще сказал:

— Раньше времена были более спокойными, леди Уинтворт. Но сейчас, когда королевская армия находится на усмирении мятежа Монмута, столичные разбойники распоясались, чувствуя отсутствие твердой узды. Особенно бесчинствует банда Черного Босуэлла, и говорят, — все кареты без надежной охраны становятся его добычей.

Анна Прайс испуганно охнула и поспешила спрятать свои любимые браслеты, жалобно при этом причитая. Муж принялся ее успокаивать, но женщина была слишком напугана словами доктора Дрейка. Мейбелл же понадеялась, что слова чересчур осторожного врача являются сильным преувеличением, но ей тоже стало не по себе при мысли, что они могут стать жертвой ограбления дерзкими разбойниками.

Карета покатилась дальше по тряской лесной дороге. Ее швыряло и подбрасывало на рытвинах и ухабах, колеса то и дело задевали корневища деревьев или наезжали на небольшие камни. Мейбелл, утомленная монотонностью езды, попыталась было заснуть, но при такой неровной дороге это было невозможно. Оставалось только надеяться на скорый конец пути, который должен был принести облегчение всем путешественникам.

Через час начало уже смеркаться, и за окном деревья стали выступать неясными призраками из окружающего их вечернего сумрака. Дорога сделалась более ровной, и Мейбелл незаметно для себя самой начала дремать. Но прежде чем она успела окончательно погрузиться в сон, карета остановилась так резко, что грузная Анна Прайс чуть не скатилась с сидения на пол, но была вовремя подхвачена ловкими руками своего мужа.

— Что случилось? — встревоженно спросила Мейбелл у своих спутников. Ответом ей было испуганное молчание. Тогда девушка попыталась что-то рассмотреть в темноте, обступившей их карету — фонарь экипажа слабо освещал лишь небольшой участок дороги.

Совсем рядом грохнул выстрел, кто-то громко выругался и резко дернул дверь кареты. В проеме возникла темная высокая фигура, обдав сидевших в экипаже пассажиров запахом немытого тела и дешевого бренди.

— Добрый вечер, господа! — разбойник слегка приподнял шляпу. — Пожалуйте из кареты и доставайте денежки, драгоценности и все подряд, что найдется.