Герцогиня Мальборо тоже не в лучшем настроении отправилась отдыхать в свои апартаменты. Она не разлюбила своего неверного супруга, но разочаровалась в нем настолько, что он перестал занимать в ее сердце первое место. Отныне главной страстью ее жизни стала политика, и после воцарения королевы Анны ее подруга леди Сара Черчилль правила Англией в течение многих лет. Свое влияние на королеву она использовала не только в личных интересах, но и для поддержки партии вигов, идеология которой была ей близка. Муж Сары Джон Черчилль (сам он был умеренным тори) называл ее «прирожденным вигом». Сара разделяла позицию вигов по всем основным вопросам: престолонаследие (после смерти Анны Стюарт английский трон должен был занять правитель Ганновера протестант Георг), веротерпимость, продолжение войны до победы над католической Францией. Герцогине импонировало стремление вигов ослабить мощь Франции и таким образом обеспечить безопасность Англии и протестантской веры на века.

Сара всегда подчеркивала, что ею двигало не эгоистическое желание самоутвердиться, а забота о благе государства. Она упрекала тори, которых иначе как глупцами не называла, в предательстве интересов родной нации.

В комедии французского драматурга Эжена Скриба «Стакан воды» лидер оппозиции партии тори лорд Генри Болингброк с неприкрытым восхищением отзывался о своей политической противнице леди Черчилль: «Какая великолепная ненависть, она возбуждает во мне дух соревнования! Она целит высоко и метко! Она больше генерал, чем ее муж, герцог Мальборо, в ней больше ловкости, чем в нем ума, больше честолюбия, чем в нем жадности, и она больше королева, чем ее государыня… Она как ребенка ведет за руку ту, которая держит скипетр».

Реальный Болингброк, не обладающий французской галантностью, без обиняков называл ее «фурией» и «чумой», не желая прощать «неистовой герцогине» ее политической мощи, при которой всем остальным игрокам на парламентском поле отводилась роль статистов. Преданность герцогини Мальборо вигам, в конце концов, поссорила ее с королевой Анной, но при Ганноверах она снова восстановила свое безграничное влияние на внутренние политические дела страны. Благодаря своему незаурядному уму, железной воле и душевной твердости эта выдающаяся женщина могла не только сыграть видную роль в истории своей страны, когда представительницы слабого пола были лишены юридических прав, но также добиться, чтобы муж хранил ей супружескую верность. Последнее обстоятельство являлось для ее современников не менее удивительным, чем ее небывалый для дочери незнатного дворянина взлет к вершинам власти и почета.

После дуэли Альфреда Эшби и Джона Черчилля репутация графини Кэррингтон была восстановлена. Сплетники прикусили свои злые языки, опасаясь, что их постигнет участь поверженного герцога Мальборо; и для молодой жены министра финансов снова радушно распахнулись двери всех лучших домов Лондона. Королева Мария, поняв, что она поспешила осудить леди Эшби, вняв лживым наветам, вернула Мейбелл свое расположение. Невозможно верить в распутство женщины, муж которой так самоотверженно и горячо за нее заступается, особенно если этот муж — гордый и высокомерный граф Кэррингтон.

Мейбелл снова почувствовала себя счастливой и беззаботной девчонкой, такой, какой она была, когда в первый раз отправилась в Лондон в сопровождении отца и тетушки Эвелин, чтобы удачно выйти замуж. Можно сказать, она имела на это право, потому что осуществились ее самые смелые и дерзкие мечты. Ей удалось выйти замуж за мужчину, которого она обожала; у нее были любимые дети, к которым она была привязана всеми фибрами своей души. Положение графини Кэррингтон обеспечивало ей место в рядах высшей аристократии страны, а богатство и влияние ее мужа нашло признание даже у ее придирчивой тетушки Эвелин. Что еще требовалось для ее женского счастья? Подружек побольше, да занятных увеселений, которых в избытке предлагала английская столица.

В отличие от жены Альфред был не столь удовлетворен жизнью. Ему до смерти надоела бумажная рутина министерства финансов, хотелось настоящего мужского дела и схватки с врагами Англии. В это время испанцы возобновили вооруженные попытки захватить часть заморских владений англичан, и граф Кэррингтон имел разговор с королем Вильгельм на предмет достойного отпора извечным соперникам своих соотечественников. Кроме того, Альфреду не нравилось, что молодые придворные щеголи слетались на его очаровательную жену как мухи на мед. Он был зрелым мужчиной, научившимся преодолевать жизненные соблазны, а его дорогая Мейбелл осталась слишком доверчивой и увлекающейся натурой, и лучше всего ее было увезти на другой конец света от греха подальше.

Король согласился с доводами своего друга, но обещал ему назначить его губернатором Ямайки, если тот найдет себе достойного преемника на посту финансового министра. Альфред уже имел на примете своего толкового заместителя лорда Рассела, который также отличался кристальной честностью, и все же для принятия окончательного решения он хотел посоветоваться с Мейбелл, желая знать, как его молодая жена отнесется к таким резким переменам в их жизни. Если же она слишком привязана к спокойному и комфортному существованию в Лондоне, то про Ямайку придется забыть.

В конце августа за завтраком Альфред осторожно завел разговор о своих намеченных планах.

— Любовь моя, возможно нам придется предпринять дальнее путешествие по океану, — задумчиво произнес он. — Король Вильгельм возлагает на меня ответственное поручение защитить от испанцев целостность наших заокеанских владений в Вест-Индии и назначает губернатором острова Ямайка. Нам нужно все взвесить «за» и «против» прежде чем решиться принять такое лестное, но опасное предложение.

К его облегчению, Мейбелл с энтузиазмом поддержала эту идею. Они были родственными натурами, — Мейбелл, как и ее муж Альфред, любила яркую, насыщенную новыми событиями жизнь и тяготилась однообразным монотонным существованием.

— Жизнь на Ямайке — какая прелесть! — воскликнула она и восторженно захлопала в ладоши. — Моряки рассказывают, что это самое красивое место на земле, поистине райский уголок. Фред, я уже хочу попасть туда! Какой ты молодец, что задумал такое предприятие.

Мейбелл не боялась ни встречи с пиратами на море, ни войны с испанцами, ни бунтов негритянских невольников. Она верила в своего мужа, и полагала, что ее любимый Альфред из любого испытания с честью выйдет победителем.

Ее слова окончательно склонили Альфреда сменить свой образ жизни и в доме Кэррингтонов начались приготовления к длительному плаванию по Атлантическому океану. Он и Мейбелл решили, что возьмут с собой также младших детей и любимых животных. Доктор Харви согласился жить с ними на Ямайке в качестве их домашнего врача, а вот личная горничная Мейбелл Летти предпочла остаться в Англии, к большому огорчению своей хозяйки. Но девушка нашла личное счастье в лице молодого сержанта тауэрской стражи, и не могла согласиться расстаться со своим любимым.

За два дня до отплытия граф Кэррингтон со своей женой поехал на лондонскую пристань Ботольф посмотреть, как идет снаряжение его трех кораблей, отправляющихся на Ямайку. На набережной царила сильная суматоха. У пристани одновременно разгружались четыре корабля, в то время как другие суда стояли на рейде, ожидая, когда освободится место у причала. Каравеллы и галеоны со всего мира привозили из Америки табак, сахар и ароматный ямайский ром, доставляли из Ближнего Востока шелк и пряности, набивной ситец и перец из Индии, чай и фарфор из Китая. Небольшие речные суденышки, теряющиеся на фоне белопарусных красавцев, снабжали столицу углем из Ньюкасла.

Казалось, здесь яблоку негде было упасть. На пристани были моряки, которые столько лет провели на море, что ходили переваливающейся походкой, по которой их легко можно было узнать. Широкоплечие загорелые грузчики катили бочки или таскали по трапам огромные деревянные ящики и скрепленные металлическими обручами тюки. Уличные торговцы назойливо предлагали всем прохожим свой товар, от них не отставали нищие различных возрастов и внешности. Там были озорные оборванные мальчишки, для которых пристань являлась лучшим развлечением в их жизни, старые инвалиды и раскрашенные проститутки, легко ловящие клиентов среди моряков, долго пробывших в море без женской ласки.