— Что же нужно Эвелин?

— Насколько я поняла, она хочет забрать меня в Лондон и представить ко двору, — Мейбелл опустила голову, чтобы не встречаться взглядом с тетей. Бедная тетушка Гортензия, если она, ее любящая племянница, уедет, что станется с нею?

— Возможно, это к лучшему, — задумчиво сказала Гортензияразгадавшая замысел своей старшей сестры. — Тебе уже пора выходить замуж, Мейбл, а кого ты встретишь здесь, в глуши? Если, конечно, не считать барона Эразма Вайсдела, который так тебе неприятен.

При упоминании о друге ее отца, бароне Вайсделе, Мейбелл невольно прижала руку к своему сердцу, которое внезапно тревожно и учащенно забилось. Сказать, что барон Вайсдел ей неприятен, это значило ничего не сказать. На первый взгляд этот светловолосый мужчина производил положительное впечатление своей спокойной и твердой манерой общения, но чем больше Мейбелл всматривалась в его бесцветное лицо, и в странные светлые, почти белые глаза, тем больше ее охватывало инстинктивное отвращение, переходящее в необъяснимый ужас. И Мейбелл было странно, что отец не разделяет ее чувств, и всячески привечает этого своего приятеля. Правда, они сошлись на почве своих политических взглядов. Барон Вайсдейл, как и лорд Уинтворт оказался вигом и убежденным протестантом.

— Я боюсь оставлять вас одну, тетя Гортензия, — призналась в своих тайных страхах Мейбелл.

— Девочка моя, сейчас самым важным для меня является твое счастье. Тебе нужно поехать в Лондон, — твердо сказала тетя Гортензия. — К тому же, если ты выйдешь замуж за порядочного человека, то сможешь забрать меня к себе из этого дома, где со мною обращаются как с пленницей и преступницей. Только помни о моей судьбе и не повторяй моих ошибок. Не все золото, что блестит. Не позволяй красивым светским повесам тебя увлечь, а обращай внимание на добропорядочных молодых людей

— Хорошо, тетя Гортензия, я последую вашим советам, — Мейбелл на прощание поцеловала тетушку в щеку, и вышла из ее комнаты, испытывая странное чувство легкости, как это бывало всегда после ее общения с этой доброй и несчастной женщиной.

Гортензия фактически заменила Мейбелл ее рано умершую мать, поэтому девушка очень дорожила отношениями с нею, остро нуждаясь в общении с близкой родственницей. Она мало что знала о матери. Арабелла Уинтворт была незнатного происхождения. На ней, единственной дочери богатого лондонского купца лорд Уинтворт женился по расчету, чтобы поправить свое пошатнувшееся финансовое положение, но красота Арабеллы навсегда покорила его сердце. Когда она умерла в результате неудачных вторых родов, лорд Ральф Уинтворт так горевал по ней, что больше не женился.

Вечером Мейбелл, волнуясь, спустилась к ужину, понимая, что должна решиться ее судьба. Ее отец и старшая тетушка маркиза Эвелин Честерфилд уже ждали ее сидя за большим прямоугольным столом, слишком большим для их маленькой компании. Мейбелл молча поклонилась им, и тихо села за стол, смиренно приготовясь выслушать волю старших. Важность встречи подчеркивала парадность зала, в котором обедали только в торжественных случаях. Особую запоминающую роскошь придавали ему изящные стулья из красного дерева, обитые алым бархатом, шкафчики с дельфтским фаянсом и пейзажи голландских живописцев.

— Итак, решено! Мейбелл поедет со мною в Лондон! — властно произнесла маркиза Честерфилд, едва она утолила свой первый голод мясом молодого барашка.

— Но мы уже договорились с сэром Эразмом Вайсделом, что Мейбл станет его невестой, — нерешительно сказал лорд Ральф. Насколько пренебрежительно он относился к младшей, во всем зависимой от него сестре, настолько он был предупредителен к старшей, влиятельной маркизе Честерфилд. Мейбелл испуганно вскинула глаза на отца, но последующие слова тети Эвелин развеяли ее тревогу.

— В столице наша красавица Мейбл может найти себе партию получше, чем провинциальный барон, не ниже графа, а может даже и герцога, — уверенно сказала маркиза Честерфилд. — После смерти своего деда купца Джонатана Седли она стала богатой невестой, и если она выйдет замуж по моему выбору, то я сделаю ее своей наследницей. Ведь я, как вы знаете, бездетна, и я хорошо позабочусь о ее будущем.

После этого заманчивого предложения лорд Уинтворт счел неблагоразумным возражать своей старшей сестре, и после ужина он дал приказание слугам приготовиться к завтрашнему путешествию в Лондон.

Мейбелл надолго запомнила первый день своего пребывания в Лондоне.

После нескольких дней тряской езды по неровным дорогам форейтор почтительно доложил лорду Уинтворту и маркизе Честерфилд, что они совершают последнюю остановку перед въездом в столицу. Девушка в нетерпении устроилась возле самого окна кареты, желая сполна насладиться лицезрением первых городских домов. Через час они уже подъезжали к раскинувшейся на холмах столице. Вокруг расстилались луга, где в отдалении паслись стада овец; поля вплотную подступали к древним каменным стенам, окружающим город. Пьянящий аромат летних цветов и созревающих плодов манил за собою, где-то вдалеке звучала звонкая трель соловья.

Когда дорожная карета лорда Уинтворта миновала городские ворота, путешественникам навстречу начали попадаться все больше других экипажей. У Мейбелл просто закружилась голова от их лихой езды, так отличающейся от той неспешной манеры следования, к которой она привыкла в деревне. Мимо проносились тарантасы и коляски, кабриолеты и экипажи важных господ. Ливреи слуг были настолько великолепны, что ничуть не уступали яркостью красок одежде своих хозяев.

Мейбелл восторгалась буквально всем увиденным, но больше всего ее привлекали наряды дам. Какие у них были смелые и глубокие вырезы! Рукава с атласными лентами в прорезях — от плеча до локтя. Широкие, и тоже атласные, юбки. А шитье, сверкающее золотом — глаз не отвести!

По мере приближения к Черинг-Кроссу все больше увеличивалось число ярких вывесок магазинов и респектабельных гостиниц, появились и уличные глашатаи. «Время — час пополудни!» — выкрикивали они, названивая в колокольчики.

По мере приближения кареты к Уайтхоллу, Мейбелл все больше радовалась про себя, что с ними находится искушенная в светской жизни Лондона маркиза Честерфилд. Великолепие королевского дворца, раскинувшегося на полмили, подавляло ее. Он открылся ее взору огромный, роскошный, даже пугающий своей помпезностью. Тетушке же Эвелин все давно примелькалось в столице, и она не разделяла восторга своего брата и племянницы. Вместо того чтобы смотреть по сторонам она начала приводить им ряд доводов в пользу того, что они должны поселиться в ее доме на Стрэнде. Его роскошь, говорила она, еще больше привлечет потенциальных искателей руки Мейбелл, чем посещения более скромного дома Уинтвортов. Разумеется, приглашение маркизы Честерфилд было с благодарностью принято.

Тетушка Эвелин дала своему брату и племяннице только один вечер, чтобы отдохнуть от утомительного путешествия. На следующий день она планировала представить их к королевскому двору, и утром поднялась кутерьма сборов. Маркизу Честерфилд должны были одеть в платье не менее пяти служанок, еще одна пудрила большой парик маркизы, украшенный множеством атласных ленточек с крошечными бриллиантиками. Сама тетушка Эвелин сидела перед туалетным столиком, и зорко, как ястреб, следила за тем, как камеристка накладывает на ее щеки румяна. На ней была блуза из тонкого полотна с глубоким вырезом, отделанная кружевами и лентами, с расширяющимися рукавами до локтя и длинная, широкая юбка. Поверх был надет тугой короткий корсет из китового уса, который высоко поднимал ее грудь и делал на пару дюймов тоньше ее талию. В этом корсете трудно было дышать и наклоняться, зато он давал роскошное ощущение собственной светкости, ради которой маркиза Честерфилд была готова страдать и вдвое больше.

Прошло полдня, прежде чем маркизу Честерфилд полностью облачили в модное пурпурное платье с серебряным шитьем. В свое более скромное голубое платье Мейбелл вырядилась за полчаса, и тетушка Эвелин недовольно насупилась, заметив, что племянница совершенно затмевает ее своей красотой. Все ухищрения косметики и фамильные драгоценности оказались не в силах соперничать с прелестью шестнадцатилетней девушки с большими серыми глазами. Шелковистые темные локоны на редкость красиво обрамляли нежные щеки Мейбелл с ямочками, а улыбалась она так часто и очаровательно, что легко покоряла даже самые очерствевшие сердца. Однако маркиза сдержалась в выражении своего недовольства и только строго сказала племяннице, прежде чем направиться к выходу: