— Я знаю как! — радостно сказала Мейбелл. Обещание Флетчера скорого свидания с любимым заставило ее забыть все свои недавние тревоги и снова воспрять духом. — Сегодня его величество задержится допоздна на совещании со своими министрами, и я вполне могу посетить в это время театральное представление.

— В таком случае жду вас сегодня в восемь часов вечера, — улыбнулся Джордж Флетчер. Он снова нахлобучил себе на голову шляпу истопника и покинул комнату, захватив с собою скребок с ведрами.

Было полседьмого, когда Мейбелл и Летти, одетые в одинаковые платья, подъехали к театру Томаса Киллигру «Рояль». Для начала Мейбелл решила показать себя широкой публике, чтобы ни у кого не возникло сомнений насчет ее местонахождения, а ее преданная Летти должна была ее подменить и сыграть в театре роль своей госпожи.

Театр был наполнен шуршанием шелков, трепетом многочисленных вееров, шорохом накрахмаленных кружев и колыханием перьев. Десять канделябров, в каждом из которых горело по шесть высоких свечей освещали сцену, тогда как еще шесть свечей выстроились в два ряда вдоль рампы, отчего в зрительном зале повисла легкая сизая дымка. Возле сцены стояли несколько девушек с корзинами. Они громко выкрикивали названия своих товаров — прохладительных напитков, апельсинов, засахаренных фруктов, продавая их по повышенным ценам.

Над партером, обычно занимаемым молодыми дворянами и проститутками, был балкон, разделенный на ложи, в которых сидели пышно разодетые и усыпанные драгоценностями дамы из светского общества со своими мужьями или любовниками. Выше был устроен еще один балкон для публики попроще.

Как только Мейбелл заняла центральную ложу, все головы в завитых париках оказались повернутыми в ее сторону. Она явно вызывала больший интерес, чем уже начавшееся представление, и даже актеры прервали свою игру, чтобы поглазеть на новую фаворитку короля. Мейбелл, улыбаясь, поприветствовала несколько своих давних знакомых, затем она надела белую бархатную маску, закрывающую все ее лицо, давая понять, что столь повышенное внимание к ее персоне ей неприятно. Зеваки несколько угомонились, и снова обратили свое внимание на сцену. Девушка понадеялась про себя, что комедия Бена Джонсона «Молчаливая женщина» увлечет зрителей, и, улучив момент, когда занавес поднялся на новом акте, выскользнула из ложи. Ее место заняла Летти, одетая в точь-точь как она, и с такой же бархатной маской на лице, а Мейбелл с тепещущим сердцем уселась в карету, которая должна была отвезти ее к Альфреду Эшби.

Крепкие лошади быстро домчали девушку к месту назначения. Громаду Тауэра уже окутал плотный вечерний мрак, и Мейбелл, вступившая во двор крепости, не могла разглядеть его как следует. Чтобы попасть в тюрьму ей нужно было вслед за факельщиком, присланным Джорджем Флетчером пройти по узкому темному коридору. Тюрьму никогда не освещал солнечный свет, поскольку узкие окна, прорезанные в ее толстых стенах, выходили в темные переходы. Факелы и сальные свечи в коридорах горели, не переставая не только ночью, но и днем, и тюремные смотрители постоянно меняли их. Запахи — результат векового гниения — были густыми и почти осязаемыми, непереносимыми для непривычных людей.

Мейбелл ее путешествие начало казаться бесконечным; в этом мрачном лабиринте запуталось не только ее тело, но и душа, угнетаемая безнадежностью этого места. Но нужно было миновать один этаж, и почти полностью пройти другой, прежде чем она добралась до камеры Альфреда Эшби.

Наконец ее провожатый остановился возле окованной железом двери, незаметной в ряду остальных таких дверей. Тут содержали особо опасных преступников. Дверь открылась с натужным, протестующим скрипом, и тюремщик с видимым усилием толкал ее внутрь. Мейбелл вошла с сильно бьющимся сердцем. Это место до того не вязалось в ее представлении с блистательным образом графа Кэррингтона, что девушке казалось ее привели сюда по ошибке, или, что хуже, ее заманили в ловушку с неведомой для нее целью. При свете жалкого огарка свечи она увидела грубый стол, расшатанные стулья и еле тлеющий очаг, над которым висел закопченный чайник. На небольшой кровати, покрытой старым матрацем и какими-то остатками пожелтевшего постельного белья спал осунувшийся узник. По его тяжелому, прерывистому дыханию можно было догадаться о том, что он болен, и его болезнь была сильно запущена. Его щеки были покрыты двухдневной щетиной, но этот гордый, словно вырезанный искусным ювелиром профиль Мейбелл не могла спутать с другим, настолько глубоко и прочно он врезался в ее сердце.

— Альфред! — воскликнула она, падая перед ним на колени.

— Миледи, у вас полчаса времени, — шепнул ей ее провожатый, ставя на стол еще одну свечу. Мейбелл покорно кивнула ему головой; она была согласна на все, лишь бы ее оставили наедине с любимым.

Исполняя ее желание, тюремщик вышел из камеры. Мейбелл осторожно склонилась над Альфредом Эшби, с любовью и жалостью рассматривая его сильно исхудавшее лицо, покрытое бисеринками пота. Сбылась ее мечта, она наконец-то увиделась со своим возлюбленным, и пусть эта встреча проходит не так, как ей хотелось, главное — это то, что она находилась рядом с ним. Мейбелл нежно провела рукой по голове своего любимого мужчины. От этого движения и от шепота ее ласковых слов лорд Эшби пробудился. Моргая, словно от яркого света, он уставился на нее долгим взглядом, и неуверенно спросил:

— Мейбелл, это ты?

— Да, Фред, я пришла к тебе, как и обещала, — Мейбелл счастливо рассмеялась сквозь слезы. — А обещала я тебе никогда подолгу не расставаться с тобою.

Тогда граф Кэррингтон поверил, что его любимая в самом деле находится рядом с ним, и она не плод его разгоряченного воображения. Он порывисто прижал ее к своей груди, и с усилием проговорил:

— Теперь я ни о чем не жалею, Мейбл, ведь ты со мною, — после чего зашелся в жестоком кашле.

— Как ты себя чувствуешь, Фред? Определенно тебе нужен врач, — быстро произнесла Мейбелл, с тревогой глядя на него.

— Мне уже намного лучше, дорогая. Джордж меня поит каким-то своим чудодейственным зельем, — успокаивающе похлопал ее по руке граф Кэррингтон. — Его еще осталось немного в чайнике. Мне нужно сделать несколько глотков, и болезнь отступит.

Мейбелл быстро налила из чайника дымящейся жидкости в глиняную кружку, и поднесла ее ко рту Альфреда.

После приема лекарства больному графу Кэррингтону полегчало, и он снова сосредоточил все свое внимание на девушке.

— Как ты жила без меня, любовь моя? — стал он допытываться у нее. — Расскажи мне все, не утаивая. Я хочу знать все подробности твоей жизни.

У Мейбелл екнуло сердце, — она-то как раз не хотела, чтобы ее любимый знал подробности той жизни, которую она вела в последнее время. Но в то же время девушка понимала, что часть правды ей нужно рассказать для объяснения своего пребывания в столице.

— Фред, я приехала в Лондон, чтобы добиться наказания для капитана Руперта Дрейфуса, — быстро сказала она, инстинктивно опасаясь ненароком выдать себя и сказать своему возлюбленому больше, чем ему нужно было знать для сохранения их любви. — Мне удалось добиться того, чтобы его приговорили к смертной казни.

Лицо графа Кэррингтона омрачилось при этих ее словах.

— Тебе не следовало вмешиваться, Мейбелл, месть — это мужское дело, — с упреком проговорил он. — Капитан Дрейфус должен был умереть от моей руки, а так он слишком легко отделался. Во мне все кипит от сознания того, что я не сумел должным образом отомстить убийцам моей жены!

— Прости меня, Фред, я не подумала о том, как много для тебя значит это дело чести, — с раскаянием проговорила Мейбелл, с боязливым трепетом глядя на его нахмуренные брови.

— Но я отомщу за смерть Сары королю Якову, когда выйду на свободу, — с угрозой в голосе произнес Альфред Эшби. — Это он несет ответственность за действия своих палачей, безжалостно расправившимися не только с моими боевыми товарищами, но и с их семьями.

— Альфред, откажись от мести королю! Этот пагубный замысел приведет тебя прямо на плаху, — в ужасе закричала Мейбелл, с мольбой смотря на своего любимого.