— Добрые люди, прошу вас, доложите обо мне королю, — скрывая свое волнение, сказала она стражникам. — Я леди Мейбелл Уинтворт, и мне нужно поговорить с его величеством по важному делу.

Ее имя оказало благотворное воздействие на стражников; сержант, несший в этот вечер караул, вспомнил, что король Яков обещал вознаграждение в тысячу фунтов тому, кто найдет для него эту девушку. И офицер проводил Мейбелл к парадной двери, предварительно переговорив со следующей охраной. За парадной дверью оказался небольшой вестибюль, охраняемый двумя гвардейцами короля. Эти гвардейцы пропустили Мейбелл на дубовую лестницу, ведущую в богато убранный зал, где современная отделка выгодно подчеркивала старинный интерьер, отчего помещение выглядело пышным и роскошным. Три мраморные ступеньки вели к широкому балкону, пол был устлан большим ковром пурпурного цвета и заставлен удобными креслами. На стенах было развешано старинное оружие, с ним соседствовала прекрасная живопись — портреты, религиозные сцены и пасторали. Многие холсты, вне всякого сомнения, принадлежали кисти великих художников. Все это великолепие мягко освещали многочисленные свечи, вставленные в позолоченные подсвечники.

Позади приемного зала находился кабинет короля Якова. Мейбелл увидела там тяжелое бюро у стены и бесконечные полки с книгами. Мебель в комнате была обита темно-коричневой кожей, но, тем не менее, она нисколько не казалась суровой, и вносила ощущение домашнего уюта.

— Его величество скоро к вам выйдет, — сказал с поклоном сопровождавший ее лакей, сменивший приведшего ее во дворец сержанта еще в вестибюле. Он вышел из комнаты и закрыл за собою дверь.

Мейбелл осталась одна в полутемном помещении, и она сразу ощутила, насколько здесь тихо. Девушка почувствовала все нарастающий страх, причину которого не могла толком объяснить. Ее так и подмывало схватить один бокал и заполнить его бренди из хрустального графина, стоящего на маленьком овальном столике возле кушетки. Без сомнения, король Яков имел повод быть ею недовольным из-за проявленной ею в прошлом строптивости, но опьянение вовсе не будет способствовать ее успешным переговорам с королем. Преодолевая искушение глотнуть горячительного напитка, Мейбелл села на кушетку и замерла в мучительном ожидании монарха, который должен был решить не только ее судьбу, но и судьбу многих других людей.

Королю Якову незамедлительно доложили о появлении Мейбелл Уинтворт как раз в тот момент, когда он ужинал в покоях своей нынешней любовницы леди Сибиллы Уорд, находясь в ее обществе. Лакей, дрожа от предвкушения щедрой награды, прошептал на ухо королю заветное имя, и Яков замер от неожиданности, даже забыв про кусок жареной куропатки, которую он в это время пережевывал во рту.

Леди Сибилла Уорд, жгучая красавица-брюнетка, тут же насторожилась, испытывая беспокойство при мысли о том, что ее влиянию на короля может что-то угрожать. Ее тревожные предчувствия не обманули ее: Яков Второй вполголоса сказал лакею:

— Незамедлительно проведите эту леди в мой кабинет, — а ей небрежно бросил: — Прошу простить меня, милая, появились неотложные государственные дела!

Леди Сибилла в ответ низко поклонилась королю, но после его ухода в досаде схватила тарелку со стола и с размаху разбила ее об пол. Слова короля ничуть не обманули ее, она нутром чувствовала, что у нее появилась соперница, новая фаворитка, которая затмит ее в глазах ее венценосного любовника.

Король Яков в это время поправил в гардеробной свой парик и попрыскал на себя одеколоном, желая придать себе немного привлекательности в глазах девушки, в которую он был безответно влюблен. Но все это он сделал наспех, желая, как можно скорее увидеть богиню своих грез. Дав напоследок оплеуху своему камердинеру, не слишком расторопно поправлявшему его кружевной воротник, Яков быстро направился к своему кабинету, предвкушая встречу с юной красавицей, пленившей его сердце.

Мейбелл предстала перед ним испуганная, растерянная, в скромном деревенском платьице, которому не хватало накидки для плеч. Она вовсе не походила на привычную придворную соблазнительницу, из кожи лезущую вон, чтобы поймать в любовные сети своего короля, но голые плечи Мейбелл, красиво выступающие из мало прикрывающих их лямочек платья лучше всяких уловок подействовали на распаленное воображение коронованного почитателя Мейбелл.

— Итак, леди Уинтворт, вы образумились и поняли, что у вас нет будущего без монаршей благосклонности, — резким голосом начал беседу Яков, недовольный тем, что их встреча не вызвала никакого воодушевления у Мейбелл. И девушка подумала при этом какое у короля жесткое и на редкость неприятное лицо. — В прошлом вы обнаружили столько неприязни ко мне, что я, право, удивлен как это вы решились на приватную встречу со мною.

— Что вы, ваше величество, какая у меня может быть к вам неприязнь? — воскликнула Мейбелл, прибегая ради успеха своей затеи к своему проверенному оружию — ласковым словам и нежным улыбкам. — Я почитаю вас как великого короля и великодушного правителя! Если бы это было не так, то разве я приехала бы к вам искать у вас справедливости и милосердия? Нет, я верю, что лучи вашей милости согреют не только мою жизнь, но и жизнь тех людей, за которых я буду просить ваше величество.

— Вот как? И кто же эти счастливчики, за которых вы так хлопочете, леди Мейбелл? — холодно осведомился король Яков.

У Мейбелл сжалось сердце от этой холодности и жесткого взгляда короля; она поняла, что упоминание о сторонниках Монмута произведет на Якова Второго крайне негативное впечатление. Но тем не менее она должна была рискнуть. Не затем же она в самом деле приехала в Лондон, чтобы просто увидеться с королем!

— Сир, я боюсь, что я потеряю вашу благосклонность, когда вы услышите за кого я прошу, — сказала Мейбелл и заплакала от собственного бессилия и отчаяния, что она так мало может повлиять на ситуацию.

Ее слезы быстро смягчили непреклонного Якова. Он тут же подумал о том, что с представительницами слабого пола нужно обращаться более галантным образом, а не применять к ним то резкое обхождение, которое он позволил себе на первых порах с Мейбелл. Король тут же призвал к себе на помощь свое умение обращаться с женщинами, и он ласково пробормотал, усаживая Мейбелл обратно на кушетку.

— Ну-ну, девочка моя, зачем же сразу плакать? Обещаю вам, что не буду сердиться на ваши слова. Только скажите, ради Бога, о чем вы хлопочете?

Мейбелл всхлипнула и с мольбой посмотрела на склоненное над нею лицо короля Якова.

— Сир, мою подругу леди Сару Эшби, благородную графиню Кэррингтон замучил до смерти ваш слуга, капитан Руперт Дрейфус, — дрожащим голосом начала она. — О, вы не представляете, что сейчас творится в западных графствах — проливается море крови, люди доведены до отчаяния и видят в ваших драгунах подлинных дьяволов, присланных из преисподней в наказание за их грехи. Вместе с виновными страдают и невиновные, и это заставило меня отправиться к вам и молить о милосердии. Прошу вас, пощадите также осужденных мятежников, поверьте, теперь они всем сердцем раскаиваются в том, что поднялись против вашей власти. Разве не довольно казней, которые заставили содрогнуться Западную Англию? Но при этом все же прошу вас покарать капитана Дрейфуса!

Яков, поняв каким путем он может добиться благосклонности Мейбелл, долго не колебался.

— Хорошо, душа моя, я отзову драгун из Западной Англии, — решил он. — Осужденным повстанцам смягчат наказание, а Руперт Дрейфус будет повешен!

— Ваше величество, вы великий король! — радостно воскликнула Мейбелл. — Моя благодарность вам не знает границ.

— Мейбелл, ты знаешь, каким образом ты можешь отблагодарить меня, — со значением проговорил Яков, с вожделением глядя на Мейбелл, и девушка поникла. Она надеялась, что ей удастся пробудить благородство в своем коронованном поклоннике, и он окажет милосердие, ничего не требуя взамен как это подобает христианскому королю. Но очевидно то, что она оказалась наивной девочкой, слепо верящей в сказки об торжестве добра и справедливости. Теперь ей нужно было уступить королю, чтобы избежать еще худшего насилия.