Глядя на радостные хлопоты своей любимицы, старая няня Дженни не могла сдержать слез, представив себе какое горе ее ожидает, но, не желая смущать Мейбелл, объяснила их неуверенностью в том, что граф Кэррингтон принесет ей счастье.
— Слишком он суровый и непреклонный господин, ласточка моя. Может, ты подумаешь над тем, чтобы найти себе новую любовь в лице более добросердечного джентльмена? — добавила старушка, смутно надеясь на то, что ее воспитанница прислушается к ее словам и будет не так горевать, когда узнает убийственную правду о смерти лорда Эшби.
— Няня, я выхожу замуж за графа Альфреда не для того, чтобы стать счастливой, а чтобы сделать счастливым его! Мне достаточно одного его присутствия рядом с собой, — засмеялась Мейбелл, нежно целуя старую Дженни в щеку. Она ничего не заподозрила в поведении своей унылой няни и пошла прощаться со своими детьми, прежде чем ехать к своей портнихе в Дарлингтон. Джении оставалось только бессильно молчать — доктор Харви строго-настрого запретил всем домочадцам леди Уинтворт говорить ей о том несчастье, которое приключилось с лордом Альфредом, и приказал оберегать ее от всяких волнений. Она только велела кучеру вести молодую хозяйку в Дарлингтон, минуя деревню, где той могли рассказать, чем закончилась ужасная схватка между волком и графом Кэррингтоном.
Но кучеру пришлось свернуть в деревню, поскольку окрестные дороги сильно развезло от таявшего снега. В деревне, едва они поехали по первой улице, им повстречалась похоронная процессия, направляющаяся в церковь на заупокойную службу.
— Бен, кого это хоронят? — встревожено спросила Мейбелл лакея, провожая взглядом траурно одетых людей.
— Не знаю, миледи. Говорят, волк задрал человека, — почтительно ответил слуга.
Сердце Мейбелл сжалось от болезненного предчувствия, и она велела ехать к церкви. Внутренний голос говорил ей о том, что погибший относился к числу тех людей, которых она хорошо знала и которыми дорожила. Ей невозможно было уехать, не отдав последнюю дань уважения умершему.
Карета остановилась возле небольшой сельской церквушки и Мейбелл вышла, осторожно приподнимая подол своего атласного платья от хлюпающей под ногами грязи. При виде молодой хозяйки собравшиеся фермеры зашептались, и на их лицах появилось выражение жалости и сочувствия. Мейбелл сочла такое настроение собравшихся людей вполне естественным и их переживания казались ей не относящимися к ней. Девушка вошла в церковь и направилась к гробу, который окружили близкие покойного. Она их плохо знала, но зато лежащего в гробу человека она знала очень хорошо. Глаза Мейбелл расширились, когда она увидела, кто лежит в гробу, ее дыхание прервалось. Эти благородные черты лица, высокий лоб принадлежал егерю ее отца Робу Шарпу, много лет преданно служившему Уинтвортам. Мейбелл невольно охватили воспоминания, и на ее глаза навернулись слезы. Она вспомнила, как семилетней малышкой заблудилась в лесу, а он нашел ее и спас, когда у нее исчезла всякая надежда на спасение. И это Роб научил ее ездить верхом, понимать лошадей и любить всех животных.
Мейбелл почтительно прослушала всю заупокойную службу, затем подошла к вдове Шарпа.
— Что случилось с Робом, Эстер? — сочувственно спросила она у женщины.
— Волк утащил нашу самую лучшую овцу, миледи, и Роб погнался за ним, — всхлипнула несчастная вдова. — Я умоляла его позвать на помощь соседей, но Роб слишком спешил спасти овцу, и не захотел ждать, говоря, что он своими меткими выстрелами перебьет всю проклятую волчью стаю, которая целую зиму держала в страхе нашу деревню. Тогда я сама побежала к другим охотникам, но они могли отбить у волков только труп Роба.
Мейбелл крепко сжала руку так внезапно овдовевшей Эстер Шарп и, желая хоть как-то поддержать ее, сняла со своего пальца золотое кольцо и отдала его ей. С тяжелым сердцем она села назад в карету, и не слышала, как кто-то сочувственно сказал:
— Бедная наша леди, скоро ей тоже придется залиться слезами от горя. В усадьбе говорят, что граф Кэррингтон совсем плох.
Доктор Саймон Харви был такого же мнения. Он считал, что леди Уинтворт нужно постепенно готовить к мысли о вечной разлуке со своим любимым женихом. С такими глубокими ранами, которые получил лорд Эшби в схватке с волком, долго не живут, и доктора Харви удивляло то упорство, с каким Альфред продолжал цепляться за жизнь. Правда, Саймону Харви порой мерещилось, что тут дело не обошлось без кота леди Мейбелл. Моул фактически не отходил от находящегося без сознания графа Кэррингтона, и доктор заметил — стоит только коту прижаться своим теплым боком к раненому, и дыхание графа становилось более ровным и спокойным. Постепенно доктор Харви признал Моула своим четвероногим помощником и перестал прогонять его от лорда Эшби. И он стал свидетелем чуда. На следующий после отъезда Мейбелл день Альфред открыл глаза и слабым голосом попросил воды. Саймон Харви осторожно смочил губы своего пациента водой, и призвал на помощь все свое врачебное умение и опыт, чтобы закрепить улучшение в состоянии здоровья графа Кэррингтона. Сильный от природы организм раненого графа стал союзником доктора Харви, и Альфред медленно, но уверенно начал идти на поправку.
Постепенно Альфред начал подниматься и даже ходить по комнате, и тогда его лечащий врач решился на откровенный разговор со своим знатным пациентом.
— Ваша светлость, благодаря божьей милости и щедрости природы вы начали выздоравливать, и я хотел бы, чтобы вы прислушались к моим врачебным рекомендациям, — начал он.
— Говорите, доктор. Я от всего сердца благодарен вам за ваш уход за мною, поэтому с благодарностью выслушаю все, что вы сочтете нужным мне сказать, — добродушно сказал гладящий Моула Альфред. Кот под его руками жмурился от удовольствия и удовлетворенно мурлыкал.
— Вам следует перенести свою свадьбу с леди Уинтворт. Вы еще слишком слабы и не сможете выдержать всю церемонию до конца, — почтительно проговорил Саймон Харви.
Граф Кэррингтон нахмурился, услышав эти слова.
— Об этом не может быть и речи. Я должен был жениться на Мейбелл еще два года назад, возможно тогда удалось бы избежать многих несчастий, — отрывисто произнес он. — Я уважаю вас, Саймон Харви, но моя свадьба с леди Уинтворт состоится в точно назначенную дату и не днем позже!
Доктор пробовал было настоять на своем, однако Альфред Эшби был непреклонен, и даже запретил говорить невесте о своем плачевном состоянии. С вельможами очень трудно спорить тем, кто стоит ниже их по общественной лестнице, и свадьба состоялась десятого апреля.
Стоял прекрасный солнечный день, наполненный свежей зеленью деревьев и аккуратно убранных газонов. В воздухе витал сладкий аромат распускающихся весенних цветов, над которыми выводили свои мелодичные трели только что прилетевшие с юга соловьи. Большой дом Уинтвортов и сельская церковь были украшены пышными цветочными гирляндами и дорогими коврами, а двор усадьбы заполнили нарядно одетые люди, которые радостно переговаривались между собою и смеялись. Еще не совсем утихла скорбь по погибшему Робу Шарпу, но смерть была нередким гостем в сельских домах, и нужно было жить дальше, несмотря на скорбь по покойникам.
Когда экипаж невесты подъехал к воротам церкви, было двенадцать часов дня. Мейбелл степенно вышла из кареты с помощью нарядно одетого лакея, и ее появление вызвало оживленный говор в толпе присутствующих. Улыбающаяся невеста поражала своей красотой в пышном свадебном платье с белыми кружевами, и с небольшой бриллиантовой диадемой, сверкающей в ее темных волосах. В руках она держала букет белых лилий с разноцветными маргаритками, перевязанных голубой лентой, и ее ослепительный образ навсегда остался в памяти местных жителей, желающих поздравить свою молодую хозяйку с самым знаменательным днем ее жизни.
Мейбелл медленно двигалась по проходу под приветственную музыку церковного органа, гости из числа приглашенных окрестных дворян сопровождали ее восхищенными и завистливыми взглядами. Альфред, одетый в свой лучший, шитый золотом жюстокор, ожидал ее у алтаря, который был украшен нежными венчиками ландышей. Девушка приближалась к своей воплощенной мечте, и душа ее пела от счастья. Долгое время судьба отказывала ей в исполнении ее самого заветного желания, и вот, наконец, этот красивый, умный, бесконечно притягательный мужчина, в которого она влюбилась с первого взгляда, станет ее мужем! Его глаза под новым темнокашатановым париком напряженно смотрели на нее, словно опасались упустить ее из виду. Они, как восхищенное зеркало, говорили Мейбелл, что она на редкость прекрасна и обаятельна в своей безмерной ликующей радости. Жених невольно сделал ей шаг навстречу, желая ускорить их сближение. Превозмогая острую боль в своем теле, он протянул к ней свои руки, и Мейбелл доверчиво вложила в них свою розовую ладошку.
