— Я бы хотел инструкцию, — сказал я. — Самую строгую.

— С этим я справлюсь, мистер Холлер, — сказала Уорфилд. — Но хочу убедиться, что вы отказываетесь от каких-либо ходатайств о дальнейших мерах восстановления в правах.

— Я не прошу признать процесс несостоявшимся, Ваша Честь, — ответил я. — Меня судят за преступление, которого я не совершал. Я здесь за оправданием, а не за формальным прекращением. Даже если суд прекратит дело с предвзятостью из-за проступка обвинения, тень останется. Я хочу довести процесс до приговора присяжных. Мне достаточно строгой инструкции.

— Очень хорошо, — сказала Уорфилд. — Ходатайство удовлетворяю, присяжных проинструктирую. Все — по местам.

Когда мы расселись, судья повернулась к коллегии.

— Члены жюри, детектив Друкер только что недопустимо прокомментировал конституционное право мистера Холлера хранить молчание, — сказала она. — Колокол, однажды прозвенев, уже не «раззвонить», но я предписываю вам проигнорировать этот комментарий и не делать из него никаких выводов о виновности. Пятая поправка к Конституции США даёт каждому обвиняемому право молчать и не быть вынужденным свидетельствовать против себя. Это право старо, как и наша страна. Причин для него много, и сейчас мы их не обсуждаем. Достаточно того, что, как вы слышали, мистер Холлер — адвокат по уголовным делам и прекрасно понимает, почему обвиняемый может не желать допроса своими обвинителями. Он имел полное право не давать показаний после ареста. Детективу Друкеру, напротив, следовало бы знать, что упоминать об этом праве — нельзя. И потому — повторяю: игнорируйте его слова. Тот факт, что мистер Холлер ссылался на право молчания, не свидетельствует о его виновности.

Затем она повернула голову и впилась взглядом в Друкера. Его лицо и без того полыхало от стыда.

— Итак, детектив Друкер, — сказала она, — вам нужно время, чтобы с мисс Берг обсудить, как давать показания без неконституционных, несправедливых и непрофессиональных ремарок?

— Нет, судья, — пробормотал он, глядя в пространство.

— Смотрите на меня, когда я к вам обращаюсь, — сказала Уорфилд.

Друкер развернулся на свидетельском месте и встретил ее взгляд. Судья задержала на нем «лазеры» — должно быть, вечность — а затем повернула их к Берг.

— Продолжайте, мисс Берг.

Возвращаясь к кафедре, Берг спросила:

— Детектив, известно ли вам, был ли обвиняемый знаком с Сэмом Скейлзом?

— На протяжении ряда лет Майкл Холлер выступал официальным адвокатом почти по каждому уголовному делу против Сэма Скейлза. У них были длительные отношения, и, скорее всего, он знал его распорядок и место проживания.

— Протестую! — вскинулся я. — Снова — домыслы.

Судья строго посмотрела на свидетеля:

— Детектив Друкер, вы не будете свидетельствовать, исходя из собственных наблюдений и опыта. Я ясно выражаюсь?

— Да, судья, — ответил детектив, дважды наученный.

— Продолжайте, мисс Берг, — сказала Уорфилд.

Берг пыталась обернуть провалы полиции в подозрения на защиту и подсудимого. Я понимал: возможно, она не набирала «больше разумного сомнения», но цепочка выговоров судьи в адрес обвинения была неожиданной победой — идеально ложившейся в мою стратегию: показать их расследование неряшливым и предвзятым.

Приятно было собирать эти маленькие очки посреди длинной прецессионной вереницы свидетелей обвинения. Берёшь, где дают. Я вернулся к своим пометкам — отметил, чтобы на перекрестном допросе давить на эти кнопки ещё энергичнее… когда, наконец, до него доберусь.

Берг допрашивала Друкера до самого обеда и успела лишь дойти до первого вечера расследования. На дневную сессию у неё оставалось немало «вкусного», и становилось всё очевиднее: до своего участия я не доберусь до конца выходных. Я проводил присяжных взглядом — многие потягивались, зевали. Шеф-повар даже прикрыла рот ладонью. Это было нормально — пусть устают от обвинения, лишь бы не успели сложить мнение обо мне.

В перерыв я обедал в зале суда с Мэгги и Сиско. Судья разрешила им приносить мне еду во время рабочих сессий. В пятницу ужин был от «Литл Джуэл», и я с аппетитом уплетал бутерброд с креветками, как человек, только что поднятый с дрейфующего плота посреди Тихого океана. Разговаривали о деле, хотя чаще я только кивал — рот занят.

— Нам нужно сорвать ей темп, — сказал я. — После обеда она включит форсаж — и присяжные уйдут в уик-энд с мыслью, что я виновен.

— Это называется «обструкция», — сказала Мэгги. — Держать свидетеля подальше от защиты как можно дольше.

Я понимал: теперь Берг перейдёт к части, что, по их мнению, «цементирует» обвинение. Подтянет мотив. К концу дня её картина будет почти собрана. А у меня — более сорока восьми часов до первой контратаки.

Фактически дневная сессия — три часа. С 13:30 до 16:30 — ни один судья не задержит присяжных в пятницу. Надо выкраивать время у этих трёх часов и как-то перекинуть «дело Берг» через выходные на понедельник. Не важно, сколько она оставит себе на понедельник: как только закончит, я зайду с перекрестным допросом. Два дня в головах присяжных — только их версия? Такого уик‑энда я ей не подарю.

Я взглянул на остатки сэндвича. Аппетитные жареные креветки были искусно уложены в домашний соус ремулад.

— Микки, нет, – прервала меня Мэгги. Я повернулся к ней.

— Что такое?

— Я понимаю, о чем ты думаешь. Судья ни за что не поверит в такую историю. Она же была адвокатом защиты, она знает все эти приемы.

— Ну, если меня стошнит прямо на стол защиты, она точно поверит.

— Да брось. Пищевое отравление – это же такая мелочь.

— Тогда, хорошо, придумай, как задержать «Дану Эшафот», и сбить ее с толку.

— Смотри, почти все ее вопросы наводящие. Начинай возражать. И каждый раз, когда Друкер высказывает свое мнение, указывай ему на это.

— Но тогда я буду выглядеть как придира в глазах присяжных.

— Тогда я возьму это на себя.

— То же самое – мы команда.

— Лучше выглядеть придирой, чем убийцей. Я кивнул. Я понимал, что возражения затянут процесс, но этого будет недостаточно. Они замедлят Берг, но не остановят ее. Мне нужно было что-то более весомое. Я перевел взгляд на Циско.

— Итак, слушай, твоя задача, как только мы вернемся, – наблюдать за присяжными, – сказал я. — Не своди с них глаз. Они и так выглядели уставшими с утра, а теперь еще и пообедали. Если кто-нибудь начнет клевать носом, напиши Мэгги, и мы сообщим об этом судье. Это даст нам немного времени. — Понял, – ответил Циско.

— Значит, ты проверял их соцсети с вчерашнего дня? – спросил я.

— Мне нужно будет поговорить с Лорной, – сказал Циско. — Она занималась этим, так что я был свободен для твоих поручений.

Частью его обязанностей по сбору сведений о присяжных было продолжать собирать о них любую доступную информацию. Работая в гараже, он мог по номерным знакам автомобилей узнавать имена владельцев и другими способами устанавливать личности присяжных. Затем он использовал эти данные, чтобы отслеживать их аккаунты в социальных сетях, где только возможно, выискивая любые упоминания о процессе.

— Ладно, позвони ей до начала дневного заседания, — сказал я. — Пусть проверит всё ещё раз. Посмотрим, не хвастается ли кто-нибудь тем, что сидит присяжным, не говорит ли чего-нибудь такого, о чём суд должен знать. Если найдём что-то стоящее, обсудим это и, возможно, добьёмся слушания о ненадлежащем поведении присяжных. Это отложит план Берг до понедельника.

— А если это окажется один из наших присяжных? — спросила Мэгги.

Она имела в виду семерых присяжных, которых я отмечал у себя в таблице симпатий зелёным цветом. Пожертвовать одним из них ради двухчасовой задержки — сомнительная сделка.

— Разберёмся, когда дойдём до этого, — ответил я. — Если вообще дойдём.

На этом обсуждение прервалось: заместитель шерифа Чан подошёл к двери комнаты ожидания и объявил, что меня пора возвращать в зал суда — начиналось послеобеденное заседание.