Лорна перешла на шёпот:

— Что это значит, Микки? Что они ищут?

Разжёвывать было некогда. Я пообещал перезвонить и отключился. Сел, наблюдая, как Друкер и безымянный коллега перебирают ящики. В коридоре переминались двое в форме на случай, если кто‑то взбрыкнет. Я не взбрыкивал — им оставалось держать руки на ремнях.

Я был уверен: «Дана Эшафот» пытается выстроить мотив. Эти «маски‑шоу» — про финансы и жадность. Им нужна бумага, будто Сэм передал мне деньги: связать «финансовую выгоду» с убийством. Значит, версия у них жива.

Через несколько минут Друкер захлопнул ящики и посмотрел на меня:

— Гараж, — сказал он.

— В гараже пусто, — ответил я. — Коллегия адвокатов не в восторге, когда клиентские записи валяются где попало. Может, пропустим и сразу в хранилище? Я догадываюсь, что вам нужно. Если оно у меня есть, то там.

— Где хранилище?

— За холмом. Студио‑Сити.

— Осмотрим гараж — и поедем.

— Как скажете.

Для Бишопа было рано. После «чистого» гаража — я там оказался впервые с ночи убийства — я сел за руль «Линкольна» и поехал к Лорел‑Каньон. На ходу ловил себя на мысли, сколько раз отчитывал клиентов за сговорчивость с теми, кто хочет лишить их свободы. Думаете, если будете милы, вас признают белыми и пушистыми? Как бы не так. Эти люди хотят отнять всё: семью, дом, свободу. Не сотрудничайте.

И вот я — барабанщик похоронной процессии, ведущей полицейский кортеж туда, где лежат записи моей практики и хлеб насущный. Впервые подумал: возможно, клиент во мне и вправду дурак. Надо было послать Друкера к чёрту — пусть сам ищет хранилище, ломает замки и бьётся с системой.

Зазвонил телефон. Лорна.

— Думала, перезвонишь, — сказала она.

— Прости. Вылетело из головы.

— Они ушли. Слышала, сказали, что едут в хранилище.

— Да. Я уже подъезжаю.

— Микки, каковы шансы, что они всё обшарят — и тут же влепят новые обвинения?

— Думал об этом. Но они позволили мне вести машину и тащить их за собой. Если бы у Друкера был ордер на арест, он бы так не рисковал.

— Надеюсь, ты прав.

— От Дженнифер есть новости?

— Пока нет.

— Окей. Я ей наберу. Держись, Лорна.

— Я просто хочу, чтобы это скорее закончилось.

— Я тоже.

Я свернул на Ланкершим и повёл «хвост» к складу с климат‑контролем, где, помимо архивов, держал мужские и женские манекены и прочий реквизит, выручавший в зале суда. Там же — две стойки костюмов для клиентов и третий из моих «Линкольн Таун Каров». В углу — оружейный сейф «АМСЕК»: стволы, отданные в счёт гонорара. По условиям залога оружие мне было запрещено, так что попросил Циско перевезти его к ним с Лорной до конца процесса.

У въезда я поднял секционную дверь и пропустил обыскивающих внутрь. Затем провёл в запертую кладовку, где клиентские архивы стояли в железных шкафах — как велят правила коллегии: «сухо, темно, под ключом». Я вставил ключ и открыл первый шкаф на четыре ящика.

— Беритесь, джентльмены, — сказал я. — Здесь деловая документация за пятнадцатый год. Отчёты о прибылях и убытках, книги, декларации — весь финансовый массив. Это то, к чему у вас есть доступ. В остальных ящиках — материалы дел, они под защитой, включая папки по Сэму Скейлзу.

Комнатушка для архивов была тесной для всего десанта, к которому присоединился напарник Друкера, Лопес. Я отступил к дверному проёму, туда, где теснились двое в форме, и занял место так, чтобы видеть разгром.

Внутри — складной стол, за которым я обычно перелистывал старые дела. Детективы оставались на ногах, но папки раскрывали на столешнице. Всё, что собирались изъять, откладывали в отдельную стопку.

Работали втроём, быстро и слаженно. К моменту, когда закончили, набралось четыре папки для изъятия. Я попросил показать.

— В ордере нет ни слова, что я обязан делиться с вами тем, что изымаем, — сказал Друкер.

— А в нём нет ни слова, почему я должен был идти вам навстречу, — ответил я. — Но я это сделал. Что бы вы ни взяли, оно всё равно всплывёт. Зачем же вести себя как придурок?

— Знаешь, Холлер, не обязательно было самому включать придурка и заводить меня на публике, — усмехнулся он.

— О чём ты? О том, что было в суде? Если это тебя «заводит», подожди, пока выйдешь перед присяжными. Не забудь защитные очки.

Улыбка Друкера блеснула без намёка на юмор.

— Доброго дня, — сказал он.

Он проскользнул мимо, прижимая папки к груди, чтобы я не успел даже мельком глянуть на обложки. За ним — Лопес и третий, чьего имени я так и не услышал. Затем вся процессия — сыщики и их конвой — вытекла со склада. Я набрал Лорне короткую эсэмэску: «Не посадили. Пока». 

Пятница, 17 января

«Каталина Экспресс» резал тёмные воды Тихого океана. Солнце клонилось за остров, уже маячивший впереди. Ветер злой, ледяной, но мы с Кендалл стояли на открытой палубе, прижавшись друг к другу. Пятничный вечер. Я предупредил команду: исчезаю на длинные выходные. Условия залога не позволяли покидать округ без санкции судьи — я выбрал край света, который ещё числился «здесь».

Катер пришвартовался в Авалоне к четырём. Нас уже ждал гольф‑кар с шофёром от «Пуэбло Отель Зейн Грей». Он увёз нас и нашу единственную сумку на склон, попутно ведя светскую беседу о недавно завершённой реставрации: когда‑то это был дом писателя, где тот настрочил несколько романов о Диком Западе.

— Он жил здесь, потому что любил рыбалку, — сказал водитель. — Всегда повторял: «Пишу, чтобы ловить рыбу» — что бы это ни значило.

Я лишь кивнул и взглянул на Кендалл. Она улыбнулась.

— Вы знали, он был дантистом? — добавил водитель.

— Кто? — переспросил я.

— Зейн Грей. И это не его настоящее имя. Настоящее — Перл, как у женщины. Неудивительно, что стал Зейном. Точнее, это второе его имя.

— Забавно, — сказала Кендалл.

Сезон — мёртвый, отель — почти пуст. Нам предложили выбрать из нескольких номеров, названных по самым известным романам. Мы взяли «Всадников пурпурного шалфея» — не потому, что я читал книгу, а из‑за вида на гавань и рабочего камина. Я бывал здесь раньше — много раз, много лет назад, с Мэгги Макферсон, когда мы ещё были мужем и женой.

Мы собирались просидеть большую часть выходных в номере и наслаждаться друг другом. Без телефонов, без ноутбуков, вдали от мирских забот. Но гольф‑кар всё же арендовали — для поездок в рестораны и продуктовый магазин в городе.

Всё было прекрасно, но поездка давала горечь. Меня придавило, и избавиться от тяжести не выходило. Мы сидели у камина, говорили, вспоминали, строили планы. Любовь случалась — две ночи подряд и утром в воскресенье. Но к понедельнику важные темы иссякли, и я почти весь день провёл перед плоским экраном, глядя «СНН» — бесконечный импичмент и странный вирус в Китае. «Центр по контролю и профилактике заболеваний» объявил, что направляет медицинский контроль в Лос‑Анджелес встречать рейсы из Уханя — мерить температуру и смотреть симптомы. Больных — в карантин.

Новости оказались отдушиной. Я геройски держал телефон выключенным все выходные. Но отвлечься не выходило. Тяжесть грядущего и растущие ставки давили всё сильнее.

Не отпускало чувство, что мы с Кендалл проживаем последние спокойные дни вместе, что её возвращение в Лос‑Анджелес и попытка воскресить нашу историю окажутся неудачным экспериментом. Я не мог вычленить точную причину. Но мысли о Мэгги, о встрече в университете, на мгновение собравшей нашу распавшуюся семью, и — о том поцелуе, — не уходили. Удивительно, как что‑то столь случайное, быстрое и неожиданное способно расшатать хрупкое основание отношений. 

Вторник, 21 января

Когда во вторник небо затянуло свинцом, а между островом и материком легла густая молочная стена, это показалось уместным. Страх, нараставший весь уик‑энд, подтвердился почти сразу после того, как я впервые за три с половиной дня включил телефон. Мы уже собирались выписываться и идти к катеру, когда позвонила Дженнифер Аронсон.