Я понял: он говорит о близости, не называя её. Я никогда не задумывался о сексуальной ориентации Сэма — для его преступлений и наших отношений «адвокат–клиент» это не имело значения.

— Он говорил, откуда деньги? Те, что откладывал.

— Сказал, что работает в порту.

— Кем?

— Не говорил, а я не спрашивал.

У Сэма «работать» почти всегда значило «мошенничать». Я записал имя и адрес в блокнот. Это — плоды встречи, и никто уже не помешает их использовать.

— Мне ещё что‑то нужно знать?

— Всё, — сказал он.

Я подумал, как защитить полученную информацию, хотя бы пока мы её не проверим.

— К тебе, возможно, заявится следователь из Лос-Анджелеса, — предупредил я. — Они уверены, что я убил Сэма, и их задача — закрепить это. Помни: ты не обязан с ними говорить. Теперь я — твой адвокат. Всё через меня.

— Я им ни хрена не скажу.

Я кивнул — именно этого и добивался.

— Тогда на этом всё. Мне пора.

— А как насчёт суда? Тебе нужно, чтобы я дал показания?

Я не был уверен, как смогу его использовать и даст ли судья добро. Видеотрансляция из тюрьмы усыпит присяжных, да и конфликт интересов маячил: формально он уже мой клиент — хотя бы для тюремных бумаг.

— Я сообщу.

Я поднялся и постучал в дверь.

— Ты правда собираешься найти того, кто его убил? — спросил он. — Или просто боишься признать, что это был не ты?

— Единственный способ доказать, что это был не я, — найти того, кто это был, — сказал я. — Это закон невиновности. 

 Среда, 15 января

Утром мы приехали в Сан‑Педро к девяти тридцати — каждый своим ходом. Бишоп привёз меня: в час дня мне нужно было успеть в центр на продолжение слушания о пропавшем бумажнике. Босх подъехал на своём старом «Чероки», Циско — на «Харлее». Встретились у дома на Кабрильо, куда меня направил Остин Найдерленд. На лужайке висела табличка: «Сдаётся квартира».

Бишоп прошёл проверку у Циско, но стопроцентной уверенности не бывает. Я не хотел, чтобы он торчал в «Линкольне» под окнами, и попросил его зайти в соседнее кафе и ждать моего сигнала — когда пора будет ехать в суд.

Затем я подошёл к двери вместе со своими следователями и постучал. Нам открыла женщина в халате. Я протянул визитку и заговорил — по заготовленному сценарию, сложенному из того, что узнал от Найдерленда.

— Здравствуйте, мэм. Я Майкл Холлер, адвокат, занимаюсь имуществом Уолтера Леннона. Мы здесь, чтобы зафиксировать и пересмотреть всё, что он оставил.

— «Имуществом»? То есть он… умер?

— Да, мэм. Мистер Леннон скончался в конце октября.

— Нам никто ничего не сказал. Мы решили, что он просто уехал. За ноябрь он заплатил, а в декабре — ни весточки, ни чека.

— Вижу у входа табличку. Готовите квартиру к сдаче?

— Конечно. Его не было, и он не платил.

— Его вещи всё ещё здесь?

— Нет. Мы освободили квартиру. Всё — в гараже. Хотели выбросить, но закон, сами понимаете. Должны ждать шестьдесят дней.

— Спасибо, что соблюдаете закон. Не возражаете, если мы посмотрим его вещи в гараже?

Она не ответила. Прикрыла дверь, потянулась куда‑то внутри, затем высунула руку с пультом и нажала кнопку.

— Третий отсек, — сказала. — Сейчас открыт. Коробки с его именем сложены между следами от протектора.

— Благодарю, — сказал я. — И можно нам взглянуть на квартиру? Буквально быстрый осмотр.

Она снова исчезла за дверью и протянула мне ключ.

— Лестница со стороны гаража. Верните, когда закончите.

— Конечно.

— И не наследите. Там всё чисто. Мистер Леннон оставил ужасный бардак.

— В каком смысле?

— Будто торнадо прошёл. Сломанная мебель, вещи по всему полу. Так что не спрашивайте про депозит — его едва хватило чтобы покрыть убытки и работу.

— Понимаю. Ещё одно. Не взглянете на фото — подтвердить, что этот Уолтер Леннон и есть ваш бывший жилец?

— Думаю, да.

Циско показал на телефоне снимок Сэма Скейлза — тот, что разошёлся по СМИ после моего ареста. Женщина мельком глянула и кивнула.

— Он.

— Спасибо, мэм. Мы ненадолго.

— Только ключ верните.

Мы начали с квартиры — маленькая «двушка» над гаражом. Помещение уже убрали и подготовили под нового жильца. Находок на виду не ждали — судя по словам хозяйки, здесь «прошлись». Но Сэм Скейлз всю жизнь был мошенником: у него могли быть причины прятать дома вещи так, чтобы их пропустили при поверхностном осмотре. Вести осмотр поручил Босху — у него десятилетия опыта обысков у таких персонажей.

Он принёс небольшую сумку с инструментами. На кухне начал методично: прощупал низ выдвижных ящиков, отвинтил и проверил пространство за выкатными полками, снял изоляционные панели на дверцах холодильника и морозилки, осмотрел светильник и вытяжку. Поняв объём работы, я решил разделиться: оставил Босха наверху, а сам с Циско спустился в гараж. Нужно было ещё успеть в суд.

В третьем отсеке, посередине, — две стопки по четыре картонные коробки, сложенные между следами от протекторов, видимо, от колёс жильцов. Коробки запечатаны; на каждой — «Леннон» и дата: 12/19. Циско взялся за одну стопку, я — за другую.

Первая — одежда. Во втором боксе стояла машина; я разложил вещи на капоте, прошёлся по карманам и сложил обратно.

Во второй — обувь, носки, бельё. Я проверил каждую пару, внутри и снаружи, и наткнулся на рабочие ботинки со шнуровкой: в протекторе застряли маслянистые крошки. Меня кольнуло: вспомнил масляную субстанцию под ногтями Сэма Скейлза. Я отложил ботинки.

Оглянулся на Циско — он тоже разбирал одежду из первых двух коробок.

Третья — личное: туалетные принадлежности, будильник, несколько книг. Я пролистал — тайников нет. Всё романы, кроме одного — руководство по эксплуатации автоцистерны «Мак Пиннакл» 2015 года. Я понял, что это связано с «Биогрин Индастриз», но как именно — пока не ясно. Отложил инструкцию на капот в соседнем боксе.

Четвёртая — похожий набор: больше книг, ещё личное — кофеварка и пара кружек, завернутых в старые газеты. На самом дне — слой нераспечатанной почты, видимо, для амортизации стекла. По большей части мусор, кроме счета «Эй-Ти энд Ти» и нераспечатанного письма от Остина Найдерленда — обратный адрес: тюрьма штата Невада, Хай‑Дезерт. Я сунул тюремное письмо обратно: из разговора стало ясно — Найдерленд не в курсе, во что именно пытался влезть Сэм. Вряд ли там что‑то полезное. Вместо этого вскрыл телефонный счёт в надежде на детализацию звонков — но это было лишь напоминание о задолженности за прошлый период, перечень услуг без списка вызовов.

Циско разложил позади книги из своей третьей коробки. Я открыл последнюю из своей стопки. В ней — три запечатанные коробки с медовыми сотами и одна — с рисовыми хлопьями.

— Похоже, Сэм любил сухие завтраки, — пробормотал я.

Я встряхнул и осмотрел каждую пачку: пломбы целы, ничего не шуршит — похоже, обычные хлопья. Под ними — несколько пакетов молотого кофе и прочие нераспечатанные запасы из кухонных шкафов.

— Смотри, — сказал Циско.

В его руках — тонкий учебник к калифорнийскому экзамену на права.

— Всё подчеркнуто, — сказал он. — Будто реально готовился.

— А я нашёл руководство к топливозаправщику «Мак Пиннакл», — ответил я.

— Я повторю: может, он стал честным. Дальние перевозки, погрузка — что‑то такое.

— Никогда. Для Сэма честная работа хуже тюрьмы. Большие сроки его не исправили.

— Тогда что это?

— Не знаю. Но мы близко. Потому они и украли кошелёк.

— Почему?

— В кошельке было его текущее имя. Оно привело бы нас сюда. А потом — в «Биогрин Индастриз». Им это было не нужно.

— «Они» — это кто?

— Пока не знаю. Возможно, Оппарицио. Возможно, ФБР. Они пасут и Оппарицио, и объект, и не хотели, чтобы их дело замарало расследование убийства, связанного с «Биогрин». Как только полиция пробила отпечатки Сэма той ночью, в Бюро, скорее всего, сработала тревога. Они оценили картину и изъяли бумажник, прежде чем кто‑то из наших успел его увидеть. Пришли сюда, прочесали квартиру и зачистили следы. Связи между Сэмом и псевдонимом «Уолтер Леннон» не осталось — и ниточка к «Биогрин» оборвалась.