Четверг, 6 февраля

Глаза удалось открыть лишь настолько, чтобы увидеть узкие полоски света. Их не резал яркий свет — мешало физически: шире я просто не мог.

Сначала я растерялся, не понимая, где нахожусь.

— Микки?

Я повернул голову на голос и узнал его.

— Дженнифер?

Одного слова хватило, чтобы горло свело — боль полоснула так остро, что я поморщился.

— Да, я здесь. Как ты себя чувствуешь?

— Я ничего не вижу. Что…

— У тебя опухли глаза. Лопнуло множество сосудов.

Лопнули кровеносные сосуды? Никакого смысла.

— Что ты имеешь в виду? Как я… ах, говорить больно.

— Не разговаривай, — сказала Дженнифер. — Просто слушай. Мы уже обсуждали это час назад, но сработало успокоительное, и ты снова отключился. На тебя напали, Микки. Вчера, в тюремном автобусе, после суда.

— Вчера?

— Не говори. Да, ты потерял целый день. Но если не уснёшь, я могу позвать их для тестов. Им нужно проверить мозговую деятельность — понять, есть ли… чтобы мы знали, есть ли что‑то необратимое.

— Что произошло в автобусе? — Боль.

— Всех подробностей я не знаю. Следователь из офиса шерифа хочет поговорить с тобой — он снаружи. Я сказала, что сперва зайду к тебе. Вкратце: другой заключённый снял с себя цепь и использовал её, чтобы задушить тебя. Подошёл сзади и обмотал вокруг шеи. Они думали, ты мёртв, но парамедики тебя вытащили, Микки. Говорят, чудо, что ты жив.

— Не ощущается как чудо. Где я?

Боль начала поддаваться. Ровный разговор и лёгкий поворот головы будто ослабили её.

— Университетский госпиталь, тюремное отделение. Хейли, Лорна — все хотели прийти, но ты на строгой изоляции, и пустили только меня. Думаю, ты не захочешь, чтобы они видели тебя сейчас. Лучше дождаться, пока спадёт опухоль.

Её рука сжала мне плечо.

— Мы тут одни? — спросил я.

— Да, — сказала Дженнифер. — Встреча адвоката с клиентом. За дверью — помощник шерифа, но дверь закрыта. И ещё следователь ждёт.

— Ладно. Слушай, не позволяй им использовать это, чтобы тянуть процесс.

— Посмотрим, Микки. Тебе нужно обследование, чтобы убедиться, что ты…

— Нет, я в порядке, слышу по себе. Уже думаю о деле и не хочу переносов. Мы готовы к процессу, а обвинение - нет, и время им давать нельзя. Вот и всё.

— Хорошо. Я буду возражать, если они попытаются.

— Кто был тот тип?

— Какой тип?

— Который душил меня цепью.

— Не знаю. Запомнила только имя: Мейсон Мэддокс. Лорна пробила его через приложение «Конфликт интересов» — совпадений ноль. Связей с тобой нет. В прошлом месяце его осудили за тройное убийство — деталей я ещё не читала. В суд он приехал на слушание ходатайства.

— Кто его адвокат? Кто его ведет — полиция?

— Пока нет этой информации.

— Зачем он это сделал? Кто его подговорил?

— Если в Департаменте шерифа и знают, со мной не делятся. Я бросила это Циско и позвонила Гарри Босху.

— Не хочу отрывать Циско от подготовки к процессу. Может, в этом и был весь мотив.

— Нет. Он пытался тебя убить и, вероятно, думал, что добил. Людей не убивают ради переносов судебного процесса. Сегодня я подала ходатайство Уорфилд: восстановить залог или, как минимум, обязать шерифа возить тебя в суд и обратно на машине. Никаких больше автобусов. Слишком рискованно.

— Мысль здравая.

— Надеюсь выбить слушание уже сегодня днём. Посмотрим.

— Здесь есть карманное зеркало? Или что‑то похожее?

— Зачем?

— Хочу на себя взглянуть.

— Микки, не уверена, что тебе…

— Нормально. Быстро гляну — и хватит.

— Зеркала не вижу, но подожди, у меня есть кое‑что.

Она расстегнула молнию сумочки, вложила в мою ладонь маленький квадрат. Зеркальце из косметички. Я поднёс его к лицу. Боксер утром после проигранного боя. Глаза распухли, в уголках рта и на скулах — россыпь лопнувших сосудов.

— Господи, — сказал я.

— Да, зрелище не из приятных, — сказала Дженнифер. — Я всё ещё считаю, что тебе нужно обследоваться у врача.

— Со мной всё будет в порядке.

— Микки, может быть что‑то серьёзное, и тебе стоит знать.

— А тогда об этом узнает и обвинение — и попросит отсрочку.

Повисла пауза. Дженнифер взвесила сказанное и поняла, что я прав.

— Ладно, я начинаю уставать, — сказал я. — Зови следователя, посмотрим, что скажет.

— Ты уверен?

— Да. И не отвлекай Циско от подготовки к суду. Как только будут новости от Босха, переключите его на Мейсона Мэддокса. Хочу всё знать. Где‑то должна быть связь.

— Связь с чем, Микки?

— С делом. Или с расследованием прослушки. С чем угодно. Проверим всех. Шерифов, Оппарицио, ФБР — всех.

— Хорошо. Передам ребятам.

— Думаешь, у меня паранойя?

— Думаю, звучит натянуто.

Я кивнул. Может, и так.

— Тебе позволили принести телефон? — спросил я.

— Да.

— Тогда сфотографируй меня. Может пригодиться для судьи, когда будешь обосновывать ходатайство.

— Хорошая идея.

Я услышал щелчок камеры.

— Ладно, Микки, — сказала она. — Отдыхай.

— Таков план, — сказал я.

Её шаги направились к двери.

— Дженнифер? — позвал я.

Шаги вернулись.

— Да, я здесь.

— Слушай, я пока ничего не вижу, но слышу.

— Хорошо.

— И слышу сомнение в твоём голосе.

— Нет, ты ошибаешься.

— Сомневаться — естественно. Я думаю, ты…

— Дело не в этом, Микки.

— Тогда в чём?

— Ладно. Это мой отец. Он заболел. Я за него переживаю.

— Он в больнице? Что случилось?

— В том‑то и дело, что точно не знают. Он в доме престарелых в Сиэтле, и мы с сестрой не получаем внятной информации.

— Сестра там?

— Да. Считает, что мне нужно прилететь. Если хочу увидеть его до того, как… ты понимаешь.

— Тогда она права. Тебе нужно уехать.

— Но у нас процесс. Слушание ходатайств — на следующей неделе, а теперь ещё и нападение.

Её отсутствие могло ударить по делу, но выбора не было.

— Послушай, — сказал я, — поезжай. Возьми ноутбук — многое можно сделать и там, когда ты рядом с отцом. Напишешь ходатайства, а Циско передаст их секретарю.

— Это не одно и то же.

— Знаю, но это то, что мы можем. Тебе нужно уехать.

— Чувствую, будто оставляю тебя совсем одного.

— Я что‑нибудь придумаю. Езжай, повидайся с ним — вдруг станет лучше и вернёшься к началу заседаний.

Она молчала. Я сказал всё, что мог, и уже перебирал альтернативы.

— Я подумаю сегодня ночью, — наконец сказала она. — Дам знать завтра, ладно?

— Ладно. Но, тут не о чем думать. Это семья. Твой отец. Ты должна ехать.

— Спасибо, Микки.

Я кивнул, стараясь унять боль в горле: говорить было всё равно что глотать стекло.

Снова послышались её шаги к двери. Потом я услышал, как она сказала следователю снаружи, что он может войти. 

Среда, 19 февраля

Мир балансировал на краю хаоса. В Китае загадочный вирус уже унес больше тысячи жизней. Почти миллиард людей сидел в изоляции, американцев эвакуировали. В Тихом океане кружили круизные лайнеры — плавучие инкубаторы болезни, — а о вакцине и речи не было. Президент уверял, что кризис скоро минует, тогда как его собственный эксперт по вирусам советовал готовиться к пандемии. Отец Дженнифер Аронсон умер в Сиэтле от неизвестной болезни.

А в Лос‑Анджелесе шёл второй день отбора присяжных в главном судебном процессе моей жизни.

Всё ускорялось. Судья, тоже чувствуя надвигающуюся волну, урезала отведённые на предварительные процедуры четыре дня вдвое. Она хотела провести процесс до удара волны, и, хотя торопиться с жюри мне не нравилось, здесь мы были заодно: я тоже хотел, чтобы это закончилось быстрее. В «Башнях‑Близнецах» некоторые помощники шерифа уже ходили в масках — я воспринял это как знак. Я не хотел оказаться за решёткой, когда накроет.