— Всегда, — сказал я.

Дверь открылась, и один из помощников потянулся, чтобы отстегнуть наручник от кольца в сиденье и вытащить меня наружу.

— Дом, милый дом, придурок, — бросил он.

Вторник, 25 февраля

Утреннее заседание прошло для защиты неудачно. Благодаря анализу места преступления, ДНК и баллистике свидетели обвинения убедительно показали: Сэм Скейлз был застрелен в багажнике моего «Линкольна», припаркованного в моём гараже. Орудие убийства так и не предъявили, ни одна улика прямо не связывала меня с нажатием на курок, но это было то, что адвокаты защиты называют «доказательством здравого смысла». Жертву убили в машине подсудимого, в гараже подсудимого. Здравый смысл диктует: ответственность несёт подсудимый. Конечно, в этой цепочке достаточно звеньев для разумного сомнения, но иногда именно здравый смысл становится решающим для присяжных.

Каждый раз, когда я смотрел на лица присяжных в течение утра, я не видел в них ни намёка на скепсис. Они внимательно следили за вереницей свидетелей, которые хотели похоронить меня заживо.

Двоих я даже не стал допрашивать. В их показаниях не было ни одного слабого места, за которое можно было бы ухватиться, ни одной ниточки, за которую стоило тянуть. Мне показалось, что я набрал очко, когда спросил у баллистика, есть ли на пулях следы глушителя. Он ответил, как я и ожидал: звукопоглощающие устройства не соприкасаются с пулей, поэтому определить, был ли установлен глушитель, невозможно.

Но тут Берг отыграла своё. На переадресации она выжала из моего вопроса максимум, добившись от эксперта разъяснения: глушитель вовсе не превращает выстрел в тишину, как в кино; звук всё равно остаётся громким. Я сравнил выход из зала суда в обеденный перерыв с уходом команды в раздевалку, проигрывая по счёту. Мы были близки к поражению, и я чувствовал тяжесть страха, когда заместитель шерифа Чан вёл меня в камеру предварительного заключения.

После того как меня заперли, он должен был привести Мэгги Макферсон с обедом, и я был уверен, что мы разберём утренние удары и попытаемся понять, можно ли что-то исправить на стадии защиты.

Но эти планы рассеялись, как дым, едва я прошёл через стальную дверь из зала суда и Чан повёл меня по коридору в комнату для свиданий адвоката с клиентом. Сразу донёсся женский голос, эхом отражающийся от стали и бетона. Проходя мимо камер по обе стороны, я заглянул через решётку в одну из них — внутри сидела Дана Берг. Теперь я вспомнил, что она поднялась из-за стола обвинения сразу после того, как судья вышла. Но голоса, которые я слышал, принадлежали не ей. Второй женщину я не видел — камера тянулась вправо вдоль стены, за дверью.

Я узнал голос, но не мог сразу вспомнить, кому он принадлежит.

Чан довёл меня до комнаты адвоката и клиента.

— Эй, с кем это Берг сидит? — как будто между прочим спросил я.

— С твоей бывшей девушкой, — так же небрежно ответил Чан.

— С какой именно?

— Скоро узнаешь.

— Да ладно, Чан. Если я всё равно узнаю, скажи сразу.

— Честно — не знаю. Всё под секретом. Слышал только, что её привезли из Чоучилла.

Он захлопнул за мной тяжёлую стальную дверь, и я остался один с единственной зацепкой: Чоучилл. Центральная долина Калифорнии, одна из крупнейших женских тюрем штата. Хотя около восьмидесяти процентов моих клиентов были мужчины, у меня было и несколько заключённых-женщин. Обычно я не отслеживал их судьбу после приговора, но одну бывшую клиентку я запомнил: она, согласно последним сведениям, отбывала пятнадцать лет за непредумышленное убийство именно в Чоучилле. И теперь эхом от бетона точно искажался её голос.

Лиза Траммел. Вот он — «Октябрьский Сюрприз».

Дверь отъехала в сторону, и вошла Мэгги с пакетом нашего обеда. Аппетит пропал моментально. После того как дверь снова громко захлопнулась, я объяснил ей ситуацию.

— Они привели свидетеля, с которым нам придётся бороться, — начал я.

— Кого? — спросила Мэгги.

— Слышишь голоса в другой камере? Это она. Лиза Траммел.

— Лиза Траммел… Откуда я её знаю?

— Моя бывшая клиентка. Её обвиняли в убийстве, и я её «отмазал».

Я увидел, как в лице Мэгги проявился прокурор.

— Господи, точно, — сказала она.

— Её только что привезли из Чоучилла для дачи показаний. Вопрос — о чём?

— И правда, о чём? — спросила Мэгги.

— Не знаю. Но голос узнаю, да и с кем ещё ей там сидеть, как не с Даной Берг. В её деле я перекинул всё на Оппарицио. Он был «козлом отпущения». Я уговорил его использовать «Пятую Поправку».

— Ладно, давай думать, — сказала Мэгги, разворачивая пакет и доставая сэндвичи из «Нискел Динер». Лорна помнила, что мне нравится их «бекон с беконом», и конечно же, его заказала.

Мэгги уже подносила сэндвич ко рту, но остановилась:

— Микки, никого просто так из Чоучилла не возят. Тут что-то особенное. Подумай.

— Пойми, она — лгунья, — сказал я. — И очень хорошая лгунья. Девять лет назад, когда её дело дошло до суда, она убедила и меня. Полностью.

— Ладно. И что она может соврать, чтобы помочь обвинению?

Я покачал головой. Не знал.

— Что угодно, — сказал я. — Я вёл её дело о вымогательстве, потом — по убийству. Она была очень похожа на Сэма Скейлза: искусная лгунья, которая в итоге и меня провела, а потом…

Я щёлкнул пальцами — меня осенило.

— Деньги. Как и Сэм, она мне так и не заплатила. Берг использует её, чтобы подтянуть мотив. Она соврёт про деньги, скажет, что я ей угрожал, требовал, шантажировал, — что угодно.

— Ладно, это нам придётся гасить в суде. Сначала — возражения, потом перекрестный допрос, если её допустят. Но твоя атака на неё будет выглядеть некрасиво.

— Согласен.

— Тогда расскажи мне всё, что нужно знать.

Через полчаса обед закончился, и меня вернули в зал суда. Сиско, вернувшийся из Аризоны, стоял у перил и, по его виду, хотел что-то срочно сообщить. Я попросил Чана снять с меня наручники.

— Можно мне поговорить со следователем? — спросил я.

— Быстрее. Судья уже почти готова.

Я подошёл к перилам, и мы с Сиско могли поговорить достаточно конфиденциально.

— Две новости, — сказал он. — Во‑первых, мы потеряли Оппарицио в Скоттсдейле.

— Что значит «потеряли»? — спросил я. — Я думал, твои ребята должны были с него глаз не спускать.

— Так и было. Они устроились в соседней комнате и ждали, когда он пошевелится, но он так и не пошевелился. Мне только что позвонили: сегодня утром горничная убрала его номер. Его нет. Машина стоит на месте, а самого нет.

— Чёрт.

— Извини, Мик.

— Что-то тут не так. Скажи им, пусть продолжают наблюдать за машиной. Он может вернуться за ней.

— Они уже в машине, — сказал Сиско. — Плюс пытаются понять, как он вообще вышел из номера. В коридоре же камеры.

— Ладно. А вторая новость?

— Помнишь Херба Даля, этого мерзкого кинопродюсера, который когда-то встречался с Лизой Траммел?

— И что с ним?

— Он сидит в коридоре у входа в зал. Думаю, его тоже позвали свидетелем.

Я кивнул. Картина становилась яснее.

— Лизу привезли из Чоучилла, — сказал я. — Она тоже ждёт своей очереди.

— В списке свидетелей их не было, — сказал Сиско.

— «Октябрьский Сюрприз», — сказал я. — Слушай, вот что: выйди, позвони Лорне, пусть поднимает дело Лизы Траммел и приносит её письма, которые она мне писала все эти годы. Как только Лорна подойдёт, передай всё Мэгги. Придётся, возможно, подождать её на Спринг‑стрит.

— Понял.

— И держи меня в курсе насчёт Оппарицио.

— Сделаю.

Сиско вышел, а я сел как раз в тот момент, когда заместитель шерифа Чан объявил о возобновлении заседания, и судья вошла в зал. Мэгги поднялась одновременно со мной, давая Уорфилд сигнал: есть вопросы до приглашения присяжных. Я ещё не успел рассказать ей ни о Хербе Дале, ни о «письмах ненависти» от Лизы.