– Эх, Матвеич,- Ухта беззлобно рассмеялся,- опять ты со своей технической идеей. Не надоело?

– Матвеич,- Сашка подал Матвеевичу чистый лист бумаги.- Где у тебя насос? Пиши. Стационар у меня свой есть, новый. Той зимой брал. Ставить вот не пришлось.

– У старухи моей. Напишу, чтобы отдала,- Матвеич стал быстро писать.

– Не разрешат,- Ухта встал,- детский сад прямо.

– Мой удел,- Сашка тоже поднялся, приняв слова Ухты на свой счёт, – не дадут, сниму заявку и застрахую. Имею право? Имею. Или наберу наём.

– Пятнадцать с тридцати потеряешь,- предупредил Кузьма.

– Чёрт с ними, с процентами,- отмахнулся Сашка,- зато без мороки.

– Ох, Александр, и горяч ты, – Ухта был в дверях,- ну ты, Матвеич, хоть его не заводи. Седина в бороду, бес в ребро.

– Ладно,- Матвеич порвал бумагу,- ты, Александр, и, правда, не лезь там. Мы тут и так справимся. Нам всем попадёт и так по первое число, ещё ты с моим насосом упрешься, добра не выйдет.

– Что, мужики, заавансировались?- Сашка прервал спор,- давайте. Собираю,- и пошёл от одного к другому, читая листы и спрашивая каждого, не забыл ли чего и кого. Ухта ушёл. Был его черед таскать воду в баню. Предпоследним, перед Матвеичем, был здоровый детина с тем именем, которое Сашке показалось странным, Боян. Сашка подошёл, подсел.

– Готов?

– Да вот, Александр, не знаю, как писать,- Боян как-то весь сжался.

– Ты что, неграмотен?- удивлённо посмотрел на него Сашка,- так давай я напишу.

– Давай выйдем,- предложил Боян, натягивая шапку и фуфайку. Сашка согласно кивнул, и они выскочили наружу.- Грамотен я,- вдыхая холодный воздух, произнёс Боян,- понимаешь, как начать, не знаю. Хотел с Ухтой переговорить, но чувствую – не смогу. Стесняюсь.

– Серьёзно!?- Сашка глянул на него снизу вверх.

– Нет. И тебе не смогу,- и повернулся, чтобы уйти.

– Стой!- хватая его за рукав и пытаясь удержать, сказал Сашка,- одним словом можешь?- Боян замотал головой, отрицая.- Ну, хоть намекни.

– Девушка,- промямлил Боян, отстраняя руку и пытаясь войти в дом.

– Да постой ты,- Сашка вцепился в него ещё крепче,- говори, не молчи. Тебе тут торчать аж до осени. А жизнь-то идёт,- аргументировал Сашка.

– Понимаешь, приглянулась одна. Мы на пару дней в посёлке осели. На танцы пошли. Там я с ней и познакомился. До ночи гуляли. У меня с ней немота. Боязнь слово промолвить взялась откуда-то. А дотронуться и не помышляю. Жуть. Нет, с теми, что обычно там ляли-вали, я нормальный, правда. А эта глаз с меня не сводит, косит в мою сторону, да и мне она нравится. С ней вообще странно вышло. Только мы в клуб вошли, она сходу мне на глаза попалась. Полвечера я вокруг ходил. Подойти, пригласить на танец, нет сил. С другими танцую, а к ней никак, будто кто черту запретную провёл. Под самый уж конец пригласил. Ноги деревянные, во рту пересохло, руки вспотели. Сам себе противен,- Боян перестал говорить, видимо вспомнив прежние ощущения. Мгновение спустя продолжил:- Слово мне дай, что никому не болтнёшь.

– Клянусь делом,- Санька отпустил его рукав,- дальше.

– Дальше!? Дальше всё закончилось. Выходим из клуба. Идём. Провожаю, значит. Дистанция – метр, но рядом. К дому подошли, она мне: "Спасибо". И шмыг в калитку. На второй вечер я уже себя настроил, ночь не спал, всё думал, предлоги разные искал, чтобы сразу подойти к ней в клубе, если придёт. С ума сойти. Пришла. Я к ней сразу подошёл, на первый же танец пригласил. Ты знаешь ведь наши клубы. Полвечера по стенам трутся и только с половины уже все танцуют. А тут я со своим бредом в первый же танец к ней подошёл, поджилки трясутся, вдруг откажет. Нет, пошла. И танцуем мы вальс одни. Понимаешь. Весь посёлок глазеет. Шуточки там разные, подколки. Но мы стойко до конца дотянули, а со второго, когда уже все кинулись танцевать, говорит мне: "Давайте уйдем". И мы тихонько смылись. Полночи по посёлку туда-сюда бродили молчком. В конце уж она руку мою взяла, когда к дому шли. Пиджак снимает у калитки, мне подает: "Спасибо". Я киваю, как осёл, она чмокает меня в губы и по тротуарчику цок-цок, убежала. У меня в башке туман, всё отшибло: зрение, слух, как чурка, одним словом, стоеросовая. Где-то из ниоткуда слышу голос, будто бы её: "Я буду ждать".- Боян посмотрел на Сашку.- Что делать, а?

– Ясно, что,- Сашка поднял палец вверх,- сватать, если нашенская, ну и коль согласие даст. А то, не ровен час, уведут следующим летом, пока ты тут ломом машешь.

– Я думал – только я один сумасшедший, а у тебя тоже того,- Боян повертел пальцем у виска,- кто ж нынче сватает. И потом, я имени даже не знаю. И она моего тоже, наверное.

– Это ты брось. Если ты не спросил, то девка осведомилась через подруг. Где живет-то, запомнил?

– Я впервые в этом посёлке. Да и темно ведь было.

– Опиши её. И медленно, как в первый день провожал, как шли, то есть,- потребовал Сашка.

– Роста,- Боян отметил у себя на груди,- такая, примерно. Волосы темно-русые. Глаза карие.

– Родинки есть?

– Да. У левого глаза. Снизу так. Небольшая.

– Эх, мужик, мужик! Не слева, а справа. Это тебе слева, когда в зеркало смотришься. Всё. Дальше не надо. Теперь я тебе говорю, а ты отмечай. Вышли из клуба. Шли вниз направо. Потом ещё раз направо. Потом на небольшой взгорок и долго шли прямо. Потом опять направо в проход какой-то, и ушла в калитку.

– Точно,- выдохнул Боян.

– У неё в глазах звездочки,- тоже вздохнув, произнёс в заключение Сашка.

– Точно, искорки такие шальные,- Боян положил свою ручищу Сашке на плечо,- кто такая? Как звать?

– Ксюха,- Сашка пнул снег,- руку забери. Плечо оторвешь.

– О, чёрт!- опомнился Боян, отпуская Сашкино плечо, которое и в самом деле сдавил,- извини. Мозги съехали.

– Значит, Ксения тебе приглянулась. Калитвина она по отцу. В следующем июне восемнадцать ей будет. А тебе-то сколько?

– Двадцать шесть. Будет,- Боян снова стушевался,- что, старый.

– Самый как раз,- Сашка черпнул снега,- крестным на первенца возьмешь – сосватаю.

– Клянусь,- Боян ухватил Саню в охапку,- а как? Я ведь здесь.

– Это не твоя забота. Ты в общем-то и не нужен. Другой вопрос, согласится ли она. Если нет, то, как понимаешь, я "пас". Но усилия приложу самые что ни на есть. Это могу обещать.

– Лады!- Боян расплылся в улыбке.

– Твои родители кто?- спросил Сашка.

– Ссыльные.

– Мы все ссыльные. Я не про то.

– А! Усть-Юдомец я. Батя и два брата в "семье". Отец очень давно. Ну и мы тоже. Куда же ещё идти, в партию, что ль? Один, правда, в армии сейчас. Младший. Есть ещё четвёртый брат, старший, но он в Москве. В институте каком-то преподаёт, научном. Он с дядей вырос. Его мать в лагере родила, брату мужа, батя-то тоже сидел, весточку послала, чтобы мальчика забрал, если есть возможность. Их же отбирали у родителей, в интернаты рассовывали, имена давали другие. Брат отца имел фамилию другую, это у нас, болгар, так бывает, а он в НКВД, дядя то есть, служил, вот он его и забрал в детдоме. Усыновил, воспитал. Уже когда вся эта муристика кончилась, дядя ему всё обсказал. Они приезжали вместе. Я пацаном ещё был. Вот твоих лет. Так он там и осел в Москве, но письма пишет регулярно, матери и отцу посылки шлёт. Жизнь так обернула, что поделать. Ещё есть сеструха. Ангела. Мужик её тоже в "семье". В Сардане теперь пыхтит. Русанов. Может знаешь?

– Борис, что ль?

– Ага.

– Так его женка – твоя сестра родная?

– Да.

– Ты, стало быть, Апостолов?

– Ну да!- Боян смотрел на Сашку непонимающе.

– Всё. Сговорились. Сватаю. Идём в дом, а то я промерз. Какой у тебя размер?

– Чего?- не понял Боян.

– Нет, правда, мозги отбило. Кольцо.

– А!- хлопнул себе по лбу Боян,- чёрт его знает.

– Ниткой мне отметь.

– Я проволочку алюминиевую скручу, сгодится?

– Пойдёт,- входя в двери, ответил Сашка,- и авансировку заполни. На кой она мне ляд пустая в посёлке. А расходы по сватанью я на себя возьму. Чай, кум я будущий иль нет.- В избе Сашка подсел к Матвеичу, расположившись спиной к печи, чтобы согреться,- давай, Матвеич авансировку,- и шепотом добавил,- и записку к жене.