— Да, пахнет прекрасно, можно уже кушать? — целую в щеку.

— Достань банку огурцов из кладовки и будем садиться, — улыбается.

Поднимаюсь в свою комнату на втором этаже. Дома тепло, но мне будто бы холодно. И это ощущение наступило, как только я уехала оттуда. Переодеваюсь в теплый домашний костюм, мурашки сразу бегут по телу.

— Сёма, пойдем ужинать, — заглядываю в комнату брата. Он строит корабль из Лего, очень увлекается вот такими мелкими штуками.

— Красиво получилось? — показывает.

— Очень! Это кропотливая работа, ты молодец, — хвалю.

В столовой мама уже накрыла стол: тушёные овощи, жареная курица с картошкой и соленья. Всё по простому, но это самая вкусная еда для нас.

— Софа, мы с матерью хотим в следующем месяце поехать в санаторий в Анапу, колено моё полечить. Ты не против? — папа разливает заварку по кружкам.

— Конечно, нет. Тебе давно уже пора заняться ногами. Мы справимся с Сёмой, — достаю из холодильника вишневое варенье. — Там, наверное, на двадцать один день путёвки будут?

— Да, тогда будем брать билеты. Ярик с вами останется скорее всего.

— Думаешь, я не справлюсь одна?

Папа вздыхает. Я уже давно взрослая и самостоятельная, но он будто бы игнорирует этот момент и носится со мной, как с ребёнком. Иногда его забота умиляет, но когда дело касается вот таких моментов — ехать лечиться или нет, это вызывает у меня вопросы.

— Справишься, дочь. Но ты девочка и я не хочу на тебя взваливать все дела. Это и за Семёном следить, и за животными, и готовить себе, — папа смотрит с тоской.

— Я это всё и так делаю, если ты забыл. И кажется нареканий никаких не было.

— Ты права, не было. Извини, просто я переживаю.

— Всё в порядке. Но я тоже за тебя переживаю. А ты не бережешь себя, да и лечиться особо не хочешь, — отпиваю горячий чай.

Сейчас весна и дел на огороде мало. Самый разгар работы начнется месяца через полтора, как раз они успеют приехать. Но даже, если и задержатся, братья всегда здесь. Но папе важно всё контролировать, а мама не всегда может его убедить.

У нас сезонная работа. Как пройдет лето, так и будем жить зиму. Но, тьфу-тьфу, никогда никаких проблем нет. В феврале начинаем сажать первую рассаду, потом всё переносим в балаганы. Затем собираем урожай и продаем на рынке. В сезон родители ездят каждый день на рынок, а также несколько раз в неделю приезжают домой оптовики. Нужно всё собрать, разложить по ящикам, отнести в машину.

Я люблю собирать урожай, для меня это прямо медитация. Конечно, потом спину не разогнешь, но что поделать. На папе и братьях вся физическая работа, папа ещё документами занимается. А я почти всегда на готовке и уборке. Нет, это мне не в тягость. Я правда люблю заниматься домашними делами. И я это делаю не за «спасибо», а за зарплату. Когда мне исполнилось восемнадцать, я хотела пойти работать, чтобы свои деньги уже иметь, и не просить у папы. Но родители были категорически против и папа предложил мне работать дома, заниматься тем же, что и всегда, но за свою зарплату. Конечно, я согласилась.

Летом у нас живут рабочие, которые приезжают на заработки. Помогают с огородом и стройкой. Для них папа построил отдельный маленький дом в один этаж, никто никого не стесняет. Готовка и уборка в этом доме всегда на мне. Последние три года приезжают одни и те же мужчины, можно сказать, что мы уже как родственники.

Девочки из универа всегда странно на меня смотрели из-за того, что у меня такая работа. Мол, есть «приличные места», но что в моем деле неприличного, я так и не поняла. Только Нарифат, моя самая близкая подруга, никогда не осуждала, а наоборот поддерживала. Она тоже выросла в большой семье, где все друг друга любят. Её родители — прекрасные люди, мы все очень хорошо общаемся. И Нари единственная, кто разделяет со мной трепетное отношение к семье и общему делу. Знаю, что не у всех такие родители, поэтому, я не обижаюсь.

Долго ворочаюсь перед сном. Прокручиваю уходящий день. Я вижу Марину четвёртый раз в жизни. Не могу называть её мамой, потому что она таковой не является. И не понимаю, почему она сейчас так настаивает на общении? Раньше же было плевать.

Но это отходит на второй план, потому что Аслан так или иначе всплывает перед глазами. Высокий красивый мужчина. И борода ему к лицу. Наверное, у него много поклонниц. И ты теперь одна из них. Но, думаю, что таких мужчин в целом невозможно не заметить. Он слишком выделяется на фоне других. Даже в сравнении со своим отцом и братом, Аслан будто более хищный.

Фу, Софа, нельзя думать в таком ключе о чужом мужчине. Во-первых, он практически муж моей биологической матери. Во-вторых, он намного старше. В-третьих… почему он тогда так смотрел на меня? Будто бы есть во мне интерес…

Да нет, бред. Где он и где я. О какой заинтересованности может быть речь, я всё придумала. Да, это точно.

— Захвати джем из кладовки, отвези Нарифат, — мама провожает меня к двери.

— Взяла, и малиновое варенье тоже, она любит.

— Привет передавай, — поправляет капюшон на моей толстовке.

— Конечно, вернусь домой, как обычно, — целую маму в щеку и выхожу на улицу.

Нарифат приболела и я хочу отвезти ей немного вкусняшек, порадовать. Три года назад она сильно болела ковидом и сейчас любая простуда сразу к ней цепляется. Иммунитет до сих пор не может восстановиться нормально. Поэтому подруга осень и весну то с насморком, то с больным горлом, то с бронхитом.

Сажусь в теплую машину, немного потряхивает от перемены температуры. На улице сегодня мерзко, холодно, дождливо и пасмурно.

Доезжаю до особняка подруги за сорок минут. Они живут при выезде из города, если попасть в час пик, то можно ехать часами. Меня сразу пропускают охранники, здороваются и не спрашивают ничего лишнего. Помогают припарковаться, относят пакеты в дом. Всегда чувствую себя неуютно от этого. Дядя Ахмад большой бизнесмен и тут всё очень дорогое, богатое и изысканное. И иногда мне кажется, что я тут как белое пятно. Но мне всегда здесь рады и это искренне.

— Софа, дорогая, — дядя Ахмад встречает меня на первом этаже, — Здравствуй. Как ты?

— Здравствуйте, всё хорошо. Привезла Нари джем и варенье, — достаю из пакета банки, — Как у вас дела?

— Вижу вас и сразу всё становится хорошо. Нарифат у себя, ингаляцию очередную делает, — мужчина целует меня в лоб и выходит из дома.

Мы дружим с Нари со второго класса и можно сказать, стали сёстрами. Дядя Ахмад довольно консервативный человек. Очень чтит свои традиции, и всегда воспитывал Нари и ее братьев в строгости. Конечно, у подруги в некоторых вопросах были послабления, потому что она девочка. Но всё равно, было много ограничений и запретов.

Например, Нарифат не могла и не может общаться с некоторыми девочками, потому что её отец против. Но он никогда не препятствовал нашей дружбе, возможно, потому что мы прямо с детства и начали общаться. Выросли на его глазах, поэтому и считает меня своей дочерью. И часто говорит: «Софа, ты дочь этого дома».

Поднимаюсь на второй этаж по широкой белой лестнице. Комната Нари в самом конце коридора. Стучу, приоткрываю. Подруга сидит на диване и дышит в ингалятор.

— Привет, болявочка, — прохожу.

— Привет, ещё две минуты, — показывает рукой на таймер в телефоне.

Ставлю пакет на письменный стол, прохожу в ванную. Всё блестит и сияет. Здесь всегда такой яркий свет, что каждый раз я морщусь от резкости. Белоснежная ванная комната, с золотыми вставками везде, где это возможно. Мою руки и возвращаюсь.

— Как самочувствие? — сажусь в кресло.

— Голова раскалывается, нос забит. После ингаляции обычно легче, но утром не помогло, — убирает ингалятор на тумбочку рядом с кроватью. — Рассказывай, — подгибает ноги.

— Всё прошло хорошо. С Мариной почти не разговаривали. Ей там не особо рады. Отец Аслана прямо за столом спросил, кто мой родной отец.

— Серьезно? — Нари округляет глаза.