А Марина… Она всё-таки носит ребенка Аслана. Знаю, что дети в утробе всё чувствуют. Этот малыш ни в чем не виноват, но все его ненавидят. Каким он будет? И Аслан правда его заберёт? Дикость.

Ложусь на кровать, хочу спать. Или просто хочу уйти от реальности. На телефон приходит сообщение и я аж подскакиваю.

«Приезжай к вечеру, папа будет шашлыки жарить»

Фух. Это Нарифат. Время с подругой всегда даёт возможность восстановиться. С Нари у меня все мысли встают на места и голова начинает нормально работать.

«Такое событие нельзя пропустить, обязательно приеду»

Дядя Ахмад очень вкусно готовит, но очень редко. И шашлыки на заднем дворе — это действительно редкое событие.

— Привет, дорогая, — Нарифат обнимает меня на пороге.

— Привет. Привезла овощей, только собрала, — отдаю пакет.

— И салат? Ага, вижу. Он не горчит, я вчера купила в «Гурмане» пачку, есть невозможно, — достает зелень.

В доме уютная тишина. Подруга собирает тарелки и приборы. Я выкладываю соленья по салатницам.

Дядя Ахмад во всю занимается мясом на улице. Одет в домашний костюм, что тоже редкость. Он всегда в пиджаке и брюках, при полном параде.

— Добро пожаловать, Софа, — улыбается.

— Спасибо.

— Папа, а где решетка? — Нари крутится вокруг большого стола. — Ты не приносил?

— Нет. Наверное, осталась наверху, я ее замачивал.

— Сейчас помою тогда, — убегает в дом.

Сажусь на табуретку, смотрю как дядя Ахмад насаживает мясо на шампура.

— Вы вчера рано уехали.

— Да, так получилось.

— Что случилось?

— Ничего.

— Софа, ты не умеешь врать, — хмыкает. — Я не одобряю ваших отношений с Асланом, он об этом знает. Но я не лезу, пока он не жестит. Но ты второй день подряд мне не нравишься. Поэтому я и спрашиваю, что вчера случилось. Стоит ли мне ломать Аслану руки или пусть пока поживет?

Смотрю на отца подруги и… рассказываю всё как есть. Про Марину, её ребенка, про Александра, про вчерашний разговор. Выпаливаю всё как на духу.

Мужчина слушает, хмурится. Нарифат возвращается и тоже молча вникает в происходящее. Под конец своего рассказа меня начинает трясти и я снова плачу.

— Пиздец, — дядя Ахмад отходит в сторону и закуривает.

— Я в шоке, — Нарифат садится рядом. — Даже не знаю, что сказать.

— Я тоже. Но состояние такое, будто по мне поезд проехался.

— Ещё бы.

Голова начинает болеть. Не хочу об этом всем ни думать, ни переживать. Но не получается. К Аслану и тянет магнитом, и также отталкивает от него.

— Я не знал на счёт Разумовского. Честно, — дядя Ахмад стоит у мангала, проверяет мясо. — Но думал, у них хватит мозгов не везти тебя на разборки с Мариной, зачем тебе это слушать? Сами бы решили всё.

— Я сама виновата, что поехала. Они сказали, что это и меня касается, а я в тот момент не думала головой, — пожимаю плечами.

— Софа, ты уже взрослая. И я скажу тебе как взрослой. Аслан ни за что тебя не отпустит. Он помешался практически на тебе, — садится за стол, вытирает руки. — У него слишком горячая кровь, чтобы некоторые поступки совершать сначала подумав. Я не оправдываю его, знаю, что может из берегов выйти. Но тебе надо самой принять решение. Хочешь ты отношений этих или нет. Ситуация у вас печальная, Марина эта, и Разумовский тоже. Но такая реальность, так случилось.

— Папа, что значит — не отпустит? Мы в каком веке живём⁈ — Нари возмущается.

— В веке, где кавказцы не отступают от своего. Чему ты удивляешься, дочь? Ты в какой семье выросла?

— Я в нормальной семье выросла. Вы были строгими всегда с нами, но без этих дикарских замашек.

Дядя Ахмад смеётся.

— Это никуда не делось, Нарифат. Просто тебя всегда ограждали. Насколько я мог, настолько тебя ничего не касалось, — улыбается.

Если подумать, то Нарифат действительно выросла хоть и в восточной семье, но прямо в тепличных условиях. То, что Нари двадцать четыре года и она ещё не замужем, уже о многом говорит. Я знаю, что ее двоюродные сёстры выходили замуж только им восемнадцать исполнялось. А дядя Ахмад совсем не торопится отдавать дочь.

— Мне сложно принимать решение, потому что какое бы оно не было… Всё будет неправильно. Я сначала сильно сопротивлялась этому, потом поддалась. А вчера смотрела на них и не понимала, как я вообще оказалась где-то между. Марина беременна от Аслана, при этом сходила налево с Александром. Она любит его и мне жаль, что всё так вышло. Аслан опять предан, но ребенок его. И он всерьёз собирается забрать малыша у Марины. С какой стороны не посмотри, всё не так. Это я ещё не говорю, что придет время и нужно будет рассказать всё родителям. Для папы это будет удар.

— Но Аслан ведь нравится тебе? — дядя Ахмад снимает мясо.

— Да. Но не нравится, что он вечно давит и ревнует. Ничего нельзя сделать, чтобы он не взорвался. И всё слишком быстро. Уже кольцо на палец одел и жениться собрался. Я не успеваю ничего понять.

— И не будешь. Аслан всегда бежит вперёд паровоза. И, да, будет давить. Характер такой. Но ты не дура же, София. А очень умная девушка. Своей мягкой силой можешь вертеть Асланом, как хочешь. Хоть он и мой друг, но это действительно так.

— Я не хочу никем вертеть. Просто рядом быть с человеком и всё. Не разбираться в семейных скандалах, а быть в стороне этого, — пересаживаюсь за стол.

— А говоришь, что сложно принять решение, — хмыкает. — Ты уже приняла его, дочь. Но сомневаешься из-за грязной ситуации. Оно и нормально и понятно.

Аппетит пропал. Аслан нравится мне, не отрицаю. Но он пугает своей настойчивостью. И беременная Марина добавляет огромную ложку дёгтя. Я не знаю, что мне делать.

— Всё очень сложно, дядя Ахмад. Хочется просто исчезнуть, чтобы никто не трогал и это всё само разрешилось.

— Само не разрешится, к сожалению. Но если изменишь тактику с сопротивления на то, что вы оба хотите, всё может очень резко измениться. Я не идеальный советчик в отношениях, София. Но если ты всё-таки не хочешь Аслана, я буду за тебя, знай это.

Не сказать, что мне стало сильно легче после этого разговора. Но что-то прояснилось. Увидела взгляд со стороны. Хотя эмоциональные качели никуда не делись. Мне не нравится такой быть.

Возвращаюсь домой, когда уже темнеет. Во дворе животные опять шумят. Надо отсадить петухов, двое постоянно дерутся и других провоцируют. С этим мыслями захожу в дом и ловлю фантомный запах. Ну нет, фантазия. Здесь не может пахнуть одеколоном Аслана.

Но стоит мне пройти на кухню, как натыкаюсь на черные глаза, которые держат словно под прицелом. Аслан сидит за столом с моими родителями. Папа расслаблен, мама что-то рассказывает про рынок. Замечаю на столешнице огромный букет белых роз.

— Вот и моя пропажа, — Аслан встаёт и вальяжной походкой направляется ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — одергиваю руку, когда он прикасается. Не при папе же!

— Приехал забрать тебя, — улыбается. Вроде спокойный, а в глазах буря.

Перевожу взгляд на папу, он склонил голову к плечу и внимательно на нас смотрит. Аслан ведь рассказал кто он? Наверняка. Господи. Обещал же, что не приедет домой.

— Мы всё знаем, дочь, — папа поджимает губы.

— Что всё?

— Я рассказал и про нас, и про Марину, и про Разумовского, — Аслан упирается спиной в дверной косяк. При упоминании Марины и Александра папа морщится.

— Зачем? Ты обещал, что не заявишься сюда.

— Да, слово не сдержал. Но это вынужденная мера.

У Аслана такой невозмутимый вид, что хочется разругаться.

— Папа? — делаю шаг вперёд, внутри всё переворачивается. Ощущение, будто он начнёт ругаться. Но я не знаю как это, потому что папа никогда не ругался на меня.

— Я не одобряю, Софа. Для меня это неправильно во всех смыслах. Но ты взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения и нести за них ответственность. Учитывая всю ситуацию, подумай десять раз. Потому что… Это всё отразится на тебе, в первую очередь.