Значит, у Софии был брат… Бедный ребёнок.

— Почему ты вообще детей забрал? И почему Марина их отдала? — эти вопросы не дают мне покоя.

— А ты бы бросил своих племянников? Вот и я… не смог. Взял детей на руки и сразу понял, что они — мои дети. Даже Максим, который прожил с нами несколько дней — он тоже был моим. А София — моя отдушина. Я очень хотел дочь, но у нас с Таней рождались только мальчики, — хмыкает.

Дима замолкает, смотрит в сторону. Это больная тема. Он до сих пор переживает из-за смерти мальчика. Это ужасно. Родители не должны хоронить детей. Даже не родных.

— Марина не была гулящей. В семнадцать влюбилась в городского мажора, который просто пользовался ею. Он ничего не обещал, но и не отталкивал. Ему просто было удобно. Но семья богатая и статусная, Марина им не подходила. Расстраивалась из-за этого очень. Ругалась с родителями нашими, что они никто и она из-за этого не может быть с парнем, которого любит. Как будто причина была в нашей нищете, — качает головой.

Дима встаёт к окну, открывает настежь. Делает пару глубоких вдохов.

— Потом она забеременела. Скрывала ото всех. Она в сентябре, беременная уже, уехала учиться в город. А в декабре родила прямо в общежитии, в душевой. Замотала детей и везла на попутках двое суток. Были морозы и транспорт толком не ходил, вот малышня и простудились. София долго кашляла, а Максим… ну, ты знаешь.

Горло сжимает.

Я в ахуе.

— Почему она детей привезла к тебе, а не к их отцу? — хриплю.

— Потому что знала, что я ни за что живое существо не брошу. Неважно, котенок это или ребенок. У Марины был ужасный вид, когда она приехала. Уставшая, замученная. На пороге отдала мне детей и сказала: «Можешь выбросить, если не нужны». У детей даже имён не было. Она просто ушла. Потом она появилась, когда Софии было восемь. И Марина даже не знала, что мальчик мертв. Привезла им игрушки даже, — вытирает глаза. — А София просто спросила: «Папа, а что это за женщина?». И тогда я всё рассказал ей. И про Максима, и про Марину.

— А про отца?

— Я сам толком ничего не знаю о нём. Ни имени, ни фамилии. У нас в доме он никогда не появлялся. Но Марина часто была с дорогими подарками от него и говорила, что он состоятельный.

Значит, Марина скрыла беременность, потому что боялась сделать аборт? Но потерять детей не переживала? Такие женщины действительно существуют? А как же материнский инстинкт?

— Ты хороший отец, Дима. София очень тебя любит и всегда, когда рассказывает о семье, то прямо светится. Я не знаю как быть для своего сына хоть на процент таким же отцом, как ты. Спасибо, что не бросил тогда детей. Это поступок человека с огромным сердцем, — встаю, протягиваю ему руку.

Дима поднимает на меня мокрые от слез глаза. Едва заметно улыбается и жмёт руку в ответ.

— Но я всё равно не одобряю ваши отношения, Аслан.

— Я понял. Со временем твое мнение изменится. Но сейчас, пожалуйста, не препятствуй.

Он вздыхает. Сомневается. Я не могу подвести его. Не такого человека как Дима.

— Не буду.

Киваю.

Возвращаюсь в офис ровно в тот момент, когда София пишет, что едет в сторону дома. Хорошо.

Разговор с Димой до сих пор не выходит из головы. Тяжело это всё. Моя маленькая хрупкая София. Хочу оберегать ее ещё сильнее.

Теперь я могу заезжать за ней в любое время. Но пока не хочу говорить, что Дима знает о нас. Малышка точно будет переживать. А мне придется объясняться, почему я нарушил слово.

Послезавтра юбилей у Разумовского и София будет там, как моя невеста. А что нужно для невесты? Кольцо. Один звонок знакомому владельцу ювелирного салона и в офис привезли самые дорогие, и красивые кольца. Смотрю варианты — ничего не нравится. Всё слишком громоздкое. Для Софии нужен минимализм. Что-то аккуратное и хрупкое, как она сама.

— Может быть это? — девушка из ювелирного достает кольцо и надевает на свою руку в белой перчатке. — Если вы хотите, чтобы было скромно, но дорого, этот вариант — идеальный.

Правда. Средний по размеру камень, тонкая оправка. Хмыкаю. Софии понравится. Уже вижу, как она смущается и краснеет.

— Упакуйте.

Когда консультанты уходят, зову Лейлу. Девушка, как и всегда, словно верный солдат готова к любому заданию зашла в кабинет с блокнотом и ручкой.

— Лейла, мне нужна твоя помощь в выборе наряда. Для девушки, — откидываюсь на спинку кресла.

— Конечно. Ваши пожелания? Какой размер у девушки и на какое мероприятие?

— Юбилей Разумовского. София выйдет со мной впервые и я представлю её, как свою невесту. Наряд закрытый, но такой, чтобы у меня текли слюни. Размер сорок-сорок два.

Лейла хихикает, но быстро берет себя в руки.

— В «Сторе» была хорошая коллекция, можно им позвонить, чтобы привезли платья и вы выбрали, — поправляет волосы.

— Давай. И себе посмотри что-нибудь, — встаю.

Лейла улыбается. Заслужила. Пусть порадуется, мне не жалко.

День тянется долго. Я не впечатлительный, но после разговора с Димой не могу перестать думать о детях. А если бы София тоже… И я бы никогда не увидел её. Не вдохнул сладкий запах волос. Не прикоснулся к нежной коже…

В груди давит странная тяжесть. Что это? Жалость? Сострадание?

И как с этим вообще живёт Марина? Ведь по сути, по её вине погиб ребенок. Её ребенок. Не понимаю.

Халид, мой мальчик. Если бы мой сын пострадал из-за меня хоть раз, даже незначительно, не уверен, что справился бы с этой виной. Родитель должен оберегать, всегда.

— Аслан Анварович? — Дауд стучит в дверь и заходит.

— Здравствуй, брат, — поворачиваюсь.

— Марину завтра выпишут домой, ещё хромает, но переживать не за что, — отчитывается.

— Хорошо. Как мой ребенок?

— Сегодня сделали УЗИ и предварительно — это мальчик. Поздравляю, — улыбается.

Радоваться бы. Но я чувствую штиль. Мой ребенок, моя кровь. Но не от той.

— Спасибо. Почему предварительно?

— Врач сказала, что он крутится и не сильно показывает, что там… получилось, — хмыкает.

София родит мне девочку, свою маленькую копию. Нутром чувствую. И я задохнусь от любви и нежности к ним. На руках буду носить. Молиться на них.

Но сейчас…

Сейчас жестокая реальность внесёт свои коррективы.

Папа сегодня странный. Молчаливый и задумчивый. Он таким практически не бывает и это настораживает. Мама тоже замечает его перемену в настроении и старается «сгладить углы».

— Пап, точно всё нормально? Ты плохо себя чувствуешь? — переспрашиваю.

— Всё хорошо, дочь, — приобнимает за плечи и выходит во двор. Остаёмся на кухне с мамой и Яриком.

— Не расскажешь ничего? — мама интересуется у брата.

— Нет, потому что ничего не знаю. Всё с ним нормально, успокойтесь, — наливает компот. Голос у него немного напряжённый, и взгляд прячет в кружку.

Мама передёргивает плечами. Всегда так делает, когда ей что-то не нравится.

Поднимаюсь к себе, чувствую тревогу. Я не склонна к пустым переживаниям, но сегодня после обеда прямо накрывает.

Достаю из сумки подвеску, которую подарил Аслан. Грею в руках. Так спокойнее, кажется, что он рядом. Хочу его увидеть. Ловлю себя на мысли, что через эту подвеску пытаюсь почувствовать защиту. Но от кого?

Беру телефон в руки, чтобы написать Аслану смс. И только снимаю блокировку, как он написал первый. Бабочки в животе танцуют вальс. Улыбаюсь и подношу подвеску к губам.

«Через час приеду»

Нет, сегодня встретимся в городе, папа не в духе, не дай бог увидит нас.

«Я доберусь в город сама»

Молчит. Представляю как хмурит густые брови. Через пять минут приходит ответ.

«Приезжай ко мне в офис. Встречу»

Офис Аслана находится в дорогом бизнес-центре. Я не люблю такие места, потому что всегда чувствую себя неуютно. Все смотрят, оценивают. А я… а что я? Обычный человек и совсем им неровня. Но хочу увидеть Аслана, поэтому собираюсь.