Если бы однажды вас спросили, в чем кроется истинное счастье, что бы вы ответили? В звоне монет? В тепле семейного очага? В ослепительном блеске славы? Или во всем этом вместе взятом?

Уверена, каждый из нас хоть раз в жизни мечтал о лучшей доле, какой бы она ни представлялась.

Как гласит мудрая притча: дай человеку рыбу, и он будет сыт один день; научи его рыбачить, и он будет сыт всю жизнь.

Но оставим лирические отступления. Итак, приступим?

Когда Элизабет едва исполнилось восемь, она увидела по телевизору женщину, танцующую на сцене с грацией пушинки, подхваченной ветром. Это зрелище настолько заворожило ее, что Лизи почти месяц умоляла маму отвести ее на балет. И мама уступила. В тот вечер маленькая девочка без памяти влюбилась в волшебный мир балета и стала грезить о том, чтобы однажды самой парить на сцене.

Лизи росла только с мамой, но однажды ночью в их скромную квартирку постучали. Синтия открыла дверь и увидела на пороге своего бывшего возлюбленного. Он не просил прощения, не молил о возвращении, не требовал встречи с дочерью. Он просто передал крупную сумму денег, попросив, чтобы его дочь потратила их на себя.

Но, конечно же, маленькая Элизабет об этом не знала. Мама отдала ей деньги только много лет спустя, когда узнала о своей болезни. И девушка потратила их на самое важное – на лечение матери.

Когда Элизабет было около шестнадцати, ей впервые разбили сердце. Захлебываясь слезами, она рыдала в подушку, но материнское сердце не обманешь.

– Лизи, солнышко, что случилось? – Синтия присела у ее ног на кровати и нежно погладила дочь через одеяло. – Кто-то тебя обидел?

И Элизабет выплакала ей все, до последней капли.

А однажды дочь вернулась со сборов не на своих двоих. Сердце матери разорвалось на тысячи осколков и склеилось лишь тогда, когда ее девочка снова встала на ноги.

А когда было плохо маме, ее рядом не было.

И теперь спросите себя еще раз. В чем же все-таки заключается истинное счастье?

Каждое утро, превращая салон автомобиля в подобие гримерки, Элизабет наносила макияж на ходу, параллельно утоляя голод наспех схваченным завтраком. Эта утренняя рутина, отточенная до автоматизма, давно перестала вызывать хоть какие-то эмоции. Последние несколько лет ее жизнь представляла собой неустанный бег: работа с утра, учеба по ночам – все ради того, чтобы расплатиться с долгами, оставленными после болезни матери. Она неслась навстречу жизни, утратив вкус к ней еще на финише юности.

Элизабет было всего девятнадцать, когда рак желудка безжалостно вырвал из ее жизни мать. Болезнь не дала им времени на прощание, оборвав нить, связывающую их души. Возможно, благословенная пелена оцепенения, окутавшая разум Лизи в тот момент, и помогла ей вынести эту потерю с внешним достоинством, скрывавшим внутреннее безразличие.

Отца она почти не помнила – он оставил их, когда ей едва исполнилось три года. Так оплакивать родную душу ей пришлось в полном одиночестве.

Уже у дверей офисного здания, где она работала помощницей начальника, Элизабет дожевывала последний крекер и ловким движением затягивала светлые волосы в высокий хвост.

Проскальзывая сквозь толпу офисных работников, она бросала короткие кивки знакомым и натягивала дежурную улыбку для незнакомцев. У входа в кабинет босса ее встретила секретарша, молодая женщина в строгом костюме, с безупречно уложенными темными волосами.

– Привет, – улыбнулась она и, закатив глаза, указала большим пальцем за спину.

– Мистер Кларк сегодня не в духе. Удачи.

Элизабет в ответ дружелюбно кивнула:

– Кажется, он последние месяцы каждый день не в духе.

Сделав глубокий вдох, она вошла в кабинет и замерла у двери, покорно опустив голову в ожидании распоряжений.

Интерьер кабинета, в целом ничем не примечательный, оживляли лишь дорогие картины и бежевый ковер с высоким ворсом, устилавший пол.

У окна, за массивным столом, сидел красивый мужчина с легкой проседью в волосах. Несмотря на свои сорок, он сохранял подтянутую фигуру и привлекательность. Впрочем, до тех пор, пока не открывал рот.

В ярости мужчина бросил трубку и ударил кулаком по столу. С шумом выдохнув, он злобно уставился перед собой и лишь затем заметил женскую фигуру у двери.

– Элизабет, сегодня тебе нужно заехать к моему адвокату и забрать бумаги на развод, – его пальцы отбивали нервную дробь по столешнице. – После обеда у меня ужин с вдовой Лэндон. На вечер что-нибудь запланировано?

Лизи достала из сумки ежедневник и быстро пролистала его до нужной страницы.

– Ужин с мистером Бэри. А в четыре совещание.

Мужчина недовольно нахмурился, плотно сжал губы, но промолчал.

Она работала его помощницей и в буквальном смысле была всегда под рукой; поднять ручку, поднести документы на подпись, обзвонить всех его друзей для ночного застолья и даже нанять проститутку на двенадцать ночи – вся ее работа.

Сама Элизабет давно перестала осуждать людей за любые их грехи, но в тайне тихо злорадствовала, когда видела, как начальник злиться из-за развода с женой. У них двое детей, имущество и бизнес, нажитый в браке. Одним словом, для него это все сплошная заноза в причинном месте.

— Заберешь документы и отвези их моей… бывшей жене. После будь свободна.

Девушка удивилась, но подавила первый порыв взвизгнуть от счастья. Так давно она не высыпалась и не занималась своими делами, что эта новость попросту была шокирующей.

— А, и твоя зарплата у Мэги в сейфе. Забери.

Девушка кивнула, не ожидая большего и спешно вышла в приемную начальника. Мэги — та самая брюнетка, встретившая девушку на входе – привычно сидела за своим столом и работала в компьютере, лишь изредка отрывая взгляд чтобы встретить посетителей или поднять трубку рабочего телефона.

— Вот держи, — она протянула увесистый конверт, который уже лежал возле ее руки. – Отдохни как следует. Сомневаюсь, что еще хоть раз увижу от него такую щедрость.

Девушки одновременно усмехнулись.

Элизабет как только могла спокойной походкой дошла до машины – старой БМВ – единственное что осталось от матери – и только усевшись на водительском сидении открыла конверт. Судорожно перебирая купюры, она не сдержала отчаянного вздоха.

Твою мать, тут не хватает.

Зарплату начальник выдал исправно, даже с премией. Но до возврата долга Плату все равно как до луны. Плата… ростовщик, давший когда-то деньги на спасение матери. И он же — теневой король, без зазрения совести воспользовавшийся ее отчаянным положением.

Девушка шумно выдохнула, закрыла глаза и откинулась на подголовник. Белый водопад волос, собранных в небрежный хвост, рассыпался по плечам. Упрямая прядь щекотала лоб, но Лиззи не замечала пустяков.

— Если сегодня отработаю в ресторане, то соберу нужную сумму. Отдохну, как же…

Мысли лихорадочно цеплялись друг за друга, образуя замкнутый круг. Плат, словно предчувствуя момент слабости, выставил счет. Рождественские огни слепили глаза нарядной мишурой, радостные лица прохожих вызывали желание сорвать с них маски всеобщего ликования.

Мать Лиззи умерла шесть лет назад. В ту же неделю подручные Плата, словно тени из ночного кошмара, выдернули девятнадцатилетнюю девчонку из реальности и, накинув на голову черный мешок, увезли в лес. Все как в дешевом боевике. Но вместо перестрелки и бравых героев ее ждал сам Плат, восседающий на троне из страха, над поверженной ею на колени фигурой. У виска — холодная сталь пистолета, по бокам — два громилы. Будто она могла сбежать.

Тогда, в ледяной тишине, он доходчиво объяснил: долг вырос втрое. Тогда она поняла, что попала в капкан.

Острая боль пронзила бедро. Лиззи судорожно выдохнула, массируя место вечной пытки. Наклонившись, достала из бардачка пузырек с таблетками. Три штуки выскользнули в ладонь. Под пассажирским сиденьем нашла бутылку воды и, запрокинув голову, проглотила лекарство, а затем, зажмурившись, вновь откинулась на спинку сиденья.