— И это… это даже мило.

Он улыбнулся, но в его глазах была серьезность.

— Маш, я хочу спросить тебя кое о чем. Честно. Без обид.

— Спрашивай.

— Ты… ты когда-нибудь сожалеешь? О том, что все сложилось именно так? Что ты выбрала меня, а не… — он не договорил, но я поняла.

Я задумалась. Честный ответ требовал честного размышления.

— Иногда, — тихо сказала я.

— Очень редко. Когда у нас совсем нет денег до зарплаты, и мы едим макароны с маслом. Или когда я вижу фотографии бывших однокурсниц в дорогих ресторанах и на курортах. В такие моменты какая-то маленькая, глупая часть меня шепчет: «А ведь могло бы быть иначе».

Я видела, как он напрягся, но продолжала.

— Но это длится секунду. А потом я вспоминаю, как мы с тобой в прошлом месяце три часа собирали тот самый книжный шкаф и чуть не поссорились из-за криво прикрученной полки. И как потом смеялись над этим. Я вспоминаю, как ты принес мне горячий чай, когда я простудилась, и сидел рядом, пока я не заснула. Я вспоминаю наши вечера на этом самом диване, когда мы просто молчим, и мне так хорошо. И тогда я понимаю — нет. Я ни о чем не жалею. Ни на секунду.

Его лицо озарилось таким облегчением, что стало светло вокруг.

— Правда?

— Правда, — я кивнула.

— Потому что все то, другое — это картинка. Красивая, глянцевая, но пустая внутри. А то, что у нас с тобой… Оно может быть неидеальным, где-то потрепанным, но оно настоящее. И оно мое. Наше.

Он протянул руку через стол и взял мою.

— А знаешь, о чем я думаю? Я думаю, что все, что случилось — и Степан, и та вся история — было нужно. Чтобы мы с тобой нашли друг друга. И чтобы ты поняла, чего на самом деле хочешь. А иначе… иначе мы могли бы просто быть двумя однокурсниками, которые иногда видятся в универе. И все.

— Возможно, ты прав, — я улыбнулась.

— Может, это была такая… суровая проверка на прочность. И мы ее выдержали.

— Выдержали, — он согласился.

— И знаешь что? Теперь я почти благодарен этому придурку. Потому что из-за него ты сейчас здесь, со мной. И мы можем вот так сидеть и говорить обо всем на свете.

Мы замолчали, слушая, как за окном воет ветер. В кафе было тихо и уютно.

— А ты не боишься? — спросила я его.

— Что он может еще появиться? Написать? Попытаться что-то доказать?

— Нет, — Кирилл покачал головой.

— После твоего последнего сообщения я понял — он получил свой ответ. Окончательный. И люди, которые умеют так искренне просить второй шанс, обычно умеют и принимать отказ. Он ушел. Навсегда.

— Надеюсь, ты прав, — я вздохнула.

— Просто… я не хочу больше никакой драмы. Я так устала от нее. Я хочу тишины. Спокойствия. Нашей обычной жизни.

— Она у нас и будет, — он пообещал.

— Никакой драмы. Только мы, наша квартира, наша работа и наши планы. Скучно и предсказуемо.

— Это самое лучшее, что я могу представить, — искренне сказала я.

Мы расплатились и вышли на улицу. Снег шел уже по-настоящему, большими хлопьями. Город за ночь побелел и притих.

— Гулять пойдем? — предложил Кирилл.

— До дома недалеко. Посмотрим на первый снег.

— Давай, — я надела капюшон и взяла его под руку.

Мы шли по пустынным улицам, и снег хрустел под ногами. Было так тихо, что казалось, будто весь мир замер вместе с нами.

— О чем думаешь? — спросил Кирилл, заметив мое задумчивое выражение.

— Думаю… о будущем, — сказала я.

— О нашем будущем. Каким оно будет через год? Через пять? Мы все еще будем жить в этой студии? Ты все еще будешь работать бариста? А я в книжном?

— А что плохого в этом? — он пожал плечами. — Мы будем вместе. А все остальное… не так уж важно. Мы можем переехать в другую квартиру. Я могу найти другую работу. Ты — тоже. Главное, чтобы мы были рядом.

— Ты прав, — я прижалась к его плечу.

— Главное — это мы. А все остальное приложится.

Мы дошли до нашего дома и поднялись в квартиру. В прихожей пахло нашими духами, едой и чем-то еще, что я уже узнавала как запах дома. Нашего дома.

Пока мы стряхивали с себя снег, Кирилл вдруг сказал:

— Знаешь, а давай заведем кота. Прямо сейчас. Нет, не прямо сейчас посреди ночи, но… в ближайшие выходные. Сходим в приют и возьмем самого несчастного и некрасивого. Того, которого никто не хочет.

Я посмотрела на него с удивлением.

— Серьезно? Ты же всегда был против.

— Я передумал, — он улыбнулся.

— Ты сказала, что хочешь тишины и спокойствия. А что может быть спокойнее, чем вечер с котом на коленях? К тому же… это будет еще один шаг вперед. Еще один кирпичик в наше общее будущее.

— Тогда да, — я улыбнулась ему в ответ.

— Давай возьмем кота. Самого несчастного. И сделаем его самым счастливым.

Мы переоделись в домашнюю одежду и устроились на диване под одним пледом. За окном метель усиливалась, но нам было тепло и уютно.

— Я тебя люблю, — сказал Кирилл, глядя на огоньки в окнах напротив.

— Знаю, что говорю это не часто. Но я хочу, чтобы ты знала.

— Я знаю, — я прижалась к нему.

— И я тебя тоже. Очень.

Мы сидели так, не двигаясь, и смотрели, как снег укутывает город. Все тревоги и сомнения остались там, за стенами нашей квартиры. Здесь было только настоящее. И будущее, которое мы будем строить вместе. День за днем. Без спешки. Без драм. Просто жить. И быть счастливыми.

Три года спустя

Я стояла посреди нашей гостиной и не могла наглядеться. Солнечный свет заливал комнату через большие окна, которые мы наконец-то смогли поставить.

Теплый паркет, светлые стены, уютный диван у стены и книжные полки до потолка — все это было нашим. Не арендованным, а настоящим, своим.

Дверь заскрипела — Кирилл вернулся с работы. Я услышала, как он вешает ключи на крючок в прихожей, тот самый, который мы купили одним из первых.

— Я дома! — его голос прозвучал громко и радостно.

— В гостиной! — крикнула я в ответ.

Он вошел в комнату, снял пиджак и бросил его на спинку дивана. На нем была дорогая, но не вычурная рубашка, такие же брюки.

За три года он из худого, вечно уставшего студента превратился в уверенного в себе мужчину. Успех и стабильность выглядели на нем хорошо.

— Ну как? — он подошел ко мне и обнял сзади, глядя на комнату вместе со мной.

— Все еще не верится?

— Совсем не верится, — я положила свои руки на его.

— Помнишь, как мы здесь впервые ночевали? На матрасе на полу. А на завтрак ели подгоревшую яичницу.

— Помню, — он рассмеялся.

— А еще помню, как мы чуть не поссорились из-за того, как ставить этот самый диван. Ты говорила, что он должен стоять у окна, а я — что у стены.

— В итоге поставили у стены, — я повернулась к нему.

— И как всегда, ты был прав. Так действительно уютнее.

— Не всегда я прав, — он поцеловал меня в лоб.

— Просто мне повезло, что ты терпишь мое упрямство.

Мы прошли на кухню. Она была моей гордостью — просторная, с новым гарнитуром и огромным холодильником. Никаких больше подпорченных фруктов из книжного.

— Что на ужин? — спросил Кирилл, открывая холодильник.

— О, я вижу стейки! Роскошь!

— Сегодня особый день, — напомнила я ему

. — Годовщина. Три года с того дня, как мы подписали договор купли-продажи этой квартиры.

— Точно! — он хлопнул себя по лбу.

— Совсем вылетело из головы. День такой долгий был, встречи без конца.

— Ничего, — я улыбнулась.

— Я все помню за нас двоих.

Пока я готовила ужин, Кирилл накрывал на стол. Наш старый пластиковый столик давно сменился на деревянный, большой и крепкий.

— Знаешь, о чем я думал сегодня по дороге домой? — сказал он, расставляя тарелки.

— О том, как все изменилось. Три года назад я бегал по городу в поисках любой работы, а сегодня я руковожу отделом в очень хорошей компании.

— Ты многого добился, — я с гордостью посмотрела на него.