Мы сидели так до глубокой ночи, не говоря ни слова. Не нужно было слов. Все и так было понятно.

Засыпая в тот вечер, я думала, что наша любовь похожа на тот самый пирог. Неидеальная, с изъянами, где-то подгоревшая, но сделанная своими руками. И от этого она была самой вкусной на свете. Потому что в каждый ее кусочек было вложено что-то гораздо более важное, чем умение печь — было вложено желание быть вместе. Делать что-то вместе. Идти по жизни рядом. И в этой простоте заключалось самое большое счастье, которое только можно было представить.

Мы с Кириллом вернулись домой после долгой прогулки в парке. Было прохладно, и мы грелись чаем на кухне, делясь впечатлениями от дня. Вдруг мой телефон, лежавший на столе, завибрировал. Я машинально взглянула на экран и замерла.

Сообщение было от Степана.

Сердце ушатало раз, другой. Кирилл заметил мое выражение лица.

— Что-то случилось? — спросил он, ставя свою кружку.

Я молча протянула ему телефон. Он взял его и прочитал. Его лицо стало серьезным.

Сообщение было длинным.

« Маша, привет. Прости, что беспокою тебя снова. Я знаю, что у меня нет на это права. Но я не могу молчать. Я все это время думал о тебе. О нас. О той ужасной ошибке, которую я совершил. Я был слепым, самовлюбленным идиотом. Ты была самой настоящей, самой искренней вещью, которая когда-либо случалась в моей жизни, а я превратил все в грязную игру. Я прошу не прощения. Я прошу лишь возможности сказать тебе вот что: я никогда не встречал никого похожего на тебя. Девушки, которая видела бы в мне не кошелек и не статус, а просто человека. И сейчас, когда я все потерял и заново учусь жить, я понимаю это еще острее. Дай мне шанс. Всего один шанс. Не чтобы оправдаться, а чтобы показать тебе, каким я могу быть на самом деле. Каким я стал. Давай начнем все с чистого листа. Пожалуйста».

Кирилл дочитал и медленно опустил телефон на стол. В кухне повисла тяжелая тишина.

— Ну и что ты ему ответишь? — наконец спросил он, и его голос был неестественно ровным.

— Я… я даже не знаю, — честно призналась я.

— Я не ожидала этого. Никогда.

— Он, кажется, серьезно изменился, — заметил Кирилл, глядя куда-то мимо меня.

— Раньше он бы так не написал. Не стал бы унижаться.

— Ты думаешь, это унижение? — переспросила я.

— Для такого, как он? Да, — Кирилл покачал головой.

— Признать, что он был неправ. Просить второго шанса… Это многое значит.

Я смотрела на экран телефона, и внутри у меня все переворачивалось. Эти слова… они были такими искренними. Такими непохожими на старого Степана.

— О чем ты думаешь? — тихо спросил Кирилл. Его спокойствие было пугающим.

— Я не знаю, Кир, — я провела рукой по лицу.

— Просто… это так неожиданно. Он просит начать все сначала. А я… я даже не думала об этом. У меня есть ты. У нас есть наша жизнь.

— Но его слова все равно что-то в тебе задели, — он не утверждал, а констатировал факт.

— Иначе ты бы не колебалась.

— Они задели, — призналась я.

— Потому что это голос из прошлого. Голос той девушки, которая могла бы быть с ним, если бы все сложилось иначе. Это как будто открыли старую рану и показали, какой могла бы быть жизнь.

— А какой она могла бы быть? — его голос дрогнул.

— Богатой? Беззаботной? Без необходимости считать копейки до зарплаты?

— Нет! — я резко встала.

— Не в этом дело! И ты прекрасно это знаешь! Дело не в деньгах! Дело в… в том, что он признает свою вину. Что он изменился. А ты сидишь и смотришь на меня так, будто я уже чуть ли не согласилась!

— А ты не думала об этом? Хотя бы секунду? — он тоже встал, и в его глазах впервые за долгое время вспыхнул огонь ревности.

— Хоть на мгновение не представила, как было бы, если бы он тогда не обманул тебя? Если бы он был тем, за кого себя выдавал?

Я замолчала. Потому что да. На одну долю секунды я это представила. Ту жизнь, где не было бы боли от предательства, где все было бы легко и красиво. Ту жизнь, которой меня лишили.

— Я… я просто подумала, — прошептала я.

— Всего лишь миг.

— А для меня этот миг длился вечность, — горько сказал он.

— Я видел это в твоих глазах. Сомнение.

— Это не сомнение в тебе! — я подошла к нему и взяла его за руки. Они были холодными.

— Это сомнение в себе! В той, кем я была! Это призрак прошлого, Кир, а не настоящее!

— Но он стучится в дверь нашего настоящего, — он посмотрел на телефон.

— И ты еще не прогнала его.

Я вырвала у него из рук телефон, мои пальцы дрожали. Я открыла переписку с Степаном и стала набирать ответ. Быстро, пока не передумала.

« Степан, я получила твое сообщение. Спасибо за эти слова. Они много для меня значат. Но моя жизнь сейчас — это не чистый лист. Она уже написана. И написана она вместе с другим человеком. Я счастлива. По-настоящему. И я не хочу ничего менять. Я прощаю тебя. Но это все. Прощай».

Я показала ответ Кириллу. Он прочитал, и его плечи немного опустились, будто с них сняли тяжесть.

— Ты уверена? — спросил он тихо.

— Ты ведь могла бы…

— Я могла бы ничего, — я перебила его.

— Потому что все, что я могла бы иметь с ним, — это призрак. Нарисованная картинка. А то, что у меня есть с тобой… — я положила руку ему на грудь, где билось его сердце, — это настоящая жизнь. Со всеми ее трудностями, счетами за коммуналку, неидеальными пирогами и совместными походами в магазин. И я не променяю эту реальность ни на какую сказку. Потому что ты — моя правда.

Он смотрел на меня несколько секунд, а потом обнял так крепко, что у меня перехватило дыхание. Он дрожал.

— Прости, — прошептал он мне в волосы.

— Прости, что усомнился в тебе. Просто… когда я прочитал его сообщение… я испугался. Испугался, что ты увидишь в нем того принца из сказки, которым он когда-то притворялся.

— Ты мой принц, — я прижалась к нему.

— Не из сказки. Из самой что ни на есть настоящей жизни. И мне не нужно больше ничего.

Телефон снова завибрировал. Короткое сообщение от Степана.

«Я понимаю. Спасибо за честность. Будь счастлива. Он тебя достоин».

Я показала его Кириллу. Он кивнул.

— Может, он и правда изменился, — сказал он.

— Но это уже не имеет значения.

— Не имеет, — согласилась я.

— Потому что мое место здесь. С тобой.

Мы стояли, обнявшись, посреди нашей маленькой кухни, и я чувствовала, как последняя связь с прошлым оборвалась. Не с болью, не с горечью, а с легкой грустью и облегчением.

— Знаешь, что мы сделаем? — сказал Кирилл, наконец отпуская меня.

— Мы купим тот самый диван, на который мы копили. Большой и удобный. Чтобы мы вдвоем могли на нем умещаться.

— А на сэкономленные деньги купим коту корм, — улыбнулась я.

— Коту? — он поднял бровь.

— Ну да, — я сделала невинное лицо.

— Раз уж мы решили, что справимся со всеми трудностями. А кот — это просто новая, маленькая трудность. И большая радость.

Он засмеялся, и этот смех снова был легким и свободным.

— Ладно, уговорила. Ищем кота.

— И диван! — напомнила я.

— И диван, — он согласился.

— Пора обустраивать наше общее будущее. Окончательно и бесповоротно.

И глядя на него, я поняла, что никакие сообщения из прошлого больше не могли поколебать наше настоящее. Оно было слишком прочным. Слишком настоящим. И слишком нашим.

Мы как раз вернулись домой после рабочего дня. Я разогревала ужин, а Кирилл раскладывал на столе приборы. В квартире пахло едой и уютом, играла тихая музыка. И тут мой телефон, лежавший на диване, резко завибрировал. Не звонок, а настойчивое, долгое смс.

Я вытерла руки и подошла к дивану. Имя на экране заставило мое сердце пропустить удар. Степан. Я не слышала о нем с тех пор, как он написал то прощальное сообщение несколько недель назад.