— Кажется, мы немного перестарались, — прошептала я.

— Ничего, — Кирилл достал кошелек.

— Теперь у нас есть еда на всю неделю. Не придется бегать в магазин каждый день.

Дома мы разложили покупки по полкам. Наш маленький холодильник был забит до отказа.

— Ну что, шеф-повар, — сказала я, надевая фартук.

— Что будем готовить на наш первый большой ужин?

— Котлеты с картофельным пюре и салат, — объявил он.

— Классика жанра.

Мы разделили обязанности. Я взялась за салат и пюре, а Кирилл — за котлеты. Кухня была маленькой, и мы постоянно сталкивались друг с другом.

— Извини, мне нужно к раковине, — говорил я, пытаясь промыть листья салата.

— Подожди секунду, я просто переверну котлеты, — отвечал он, занимая все пространство у плиты.

Пахло жареным луком и маслом. Было шумно, тесно, но очень весело. Мы болтали, смеялись, и я вдруг поймала себя на мысли, что это самое счастливое ощущение — готовить вместе с любимым человеком.

— Ой! — я вдруг отпрыгнула от раковины.

— В салате гусеница!

— Что⁈ — Кирилл бросился ко мне.

— Шучу, — я рассмеялась, глядя на его перепуганное лицо.

— Просто проверяю твою бдительность.

— Ах ты вот как! — он схватил со стола щепотку муки и посыпал мне голову.

— Получай!

— А-а-а! Война? — я захватила горсть салатных листьев и запустила в него.

Через пять минут наша кухня напоминала поле боя. Повсюду были следы муки и разбросанные листья салата. Мы стояли, тяжело дыша и смеясь до слез.

— Ладно, перемирие, — сказал наконец Кирилл.

— А то наш ужин так и останется сырым.

Мы привели кухню в порядок и закончили готовку. Когда мы сели за стол, на нем стояли дымящиеся котлеты, пюре и салат в большой миске.

— Ну, как? — с гордостью спросил Кирилл, когда я попробовала котлету.

— Вкусно! — я с удовольствием проглотила кусок.

— Прямо как у мамы.

— А пюре? — он с надеждой посмотрел на меня.

— Немного комочков, — я скривилась.

— Но это даже мило. Видно, что сделано с душой.

— А салат… пересолен, — он сделал глоток воды.

— Ой, действительно, — я попробовала и поморщилась.

— Забыла, что в майонезе уже есть соль.

Мы посмотрели друг на друга и снова рассмеялись.

— Ничего, — сказал Кирилл.

— Главное — мы сделали это вместе. А в следующий раз будет лучше.

— Обязательно будет, — я согласилась.

После ужина мы мыли посуду вместе. Он мыл, а я вытирала. Было тихо и спокойно.

— Знаешь, — сказала я, ставя тарелку на полку.

— Раньше я думала, что счастье — это что-то грандиозное. Поездки в экзотические страны, дорогие рестораны, шикарные наряды. А оказалось, что настоящее счастье вот в этом. В совместных покупках, в готовке, даже в мытье посуды. Потому что это все — с тобой.

Он поставил последнюю тарелку на сушку и обнял меня за талию.

— Я тоже рад, что все именно так. Просто и по-настоящему.

Мы пошли в гостиную и устроились на диване под одним из пледов, подаренных Алиной. За окном темнело, в квартире пахло едой и уютом.

— Завтра тоже никуда не торопимся? — спросила я, пристраиваясь поудобнее у него на плече.

— Никуда, — он поцеловал меня в макушку.

— У нас все лето впереди. И вся жизнь.

Я закрыла глаза, слушая его ровное дыхание. Да, это было просто. Очень просто. Но это было именно то, чего я хотела. И большего мне было не нужно.

Лето было в самом разгаре. Мы с Кириллом привыкли к нашему новому распорядку: он уходил на работу в кафе, а я подрабатывала в маленьком книжном магазине недалеко от дома. Жизнь текла спокойно и предсказуемо, и мне это нравилось.

Однажды вечером мы зашли в супермаркет за хлебом и молоком. Мы стояли в очереди на кассе, болтая о том, как провели день. Вдруг Кирилл замолчал и весь напрягся. Я посмотрела на него, а потом проследила за его взглядом.

У кассы самообслуживания, спиной к нам, стоял высокий парень в дорогой куртке. Что-то в его осанке, в том, как он держал голову, было до боли знакомым. Сердце у меня упало куда-то в пятки.

«Не может быть», — прошептала я.

Парень обернулся. Это был Степан. Он выглядел почти так же — тот же безупречный вид, те же уверенные движения. Но в его глазах была какая-то новая усталость, тень, которой раньше не было.

Он заметил нас. Сначала его лицо выразило шок, потом что-то вроде растерянности, и, наконец, он собрался с мыслями и направился к нам. Кирилл инстинктивно встал между мной и им.

— Маша. Кирилл, — Степан остановился в паре метров от нас. Его голос звучал ровно, но без привычной надменности. «Какая неожиданная встреча».

Я не могла вымолвить ни слова. Я просто смотрела на него, чувствуя, как все старые раны снова начинают болеть.

— Что ты здесь делаешь, Громов? — голос Кирилла был холодным и твердым.

— Я думал, ты сбежал в свою Европу.

— Я вернулся, — просто сказал Степан.

— Ненадолго. Нужно было решить кое-какие дела с отцом. Универ бросать не собираюсь.

Он перевел взгляд на меня. Его взгляд был странным — не вызывающим, а скорее… изучающим.

— Как ты, Маша? — спросил он, и в его тоне прозвучала неподдельная, хотя и осторожная, забота.

— Хорошо', — выдавила я.

— Очень хорошо.

— Я вижу, — его губы тронула легкая улыбка. Он посмотрел на нашу корзину с хлебом, молоком и пачкой печенья, потом на наши простые футболки и джинсы.

— Выглядите… мирно.

— Мы счастливы, — резко сказал Кирилл, все еще держа оборонительную позу.

— И нам не нужны никакие проблемы.

— Я не за проблемами, — Степан поднял руки, как бы сдаваясь.

— Честно. Я…— он запнулся, искажая нужные слова.

— Я хотел извиниться.

Мы с Кириллом переглянулись. Я не верила своим ушам.

«Извиниться?» — я нахмурилась.

— После всего, что было?

— «Да», — он тяжело вздохнул и вдруг показался очень уставшим, не мажором, играющим роль, а обычным парнем.

— Те несколько месяцев, что я провел за границей… я много о чем думал. В основном о том, какую чудовищную ошибку я совершил.

— Ошибку? — Кирилл фыркнул.

— Ты чуть не сломал человеку жизнь! Это не ошибка, Громов, это подлость!

— Я знаю, — Степан не спорил. Он смотрел прямо на меня.

— Я не оправдываюсь. То, что я сделал, было ужасно. Я относился к тебе, как к вещи. Как к игрушке. И я понимаю, что никакие извинения этого не исправят.

Я молчала, пытаясь осознать происходящее. Степан Громов извиняется? Искренне?

— Зачем ты нам все это говоришь? — спросила я, наконец.

— Чтобы стало легче?

— «Нет», — он покачал головой.

— Мне от этого не станет легче. Я просто… я должен был это сказать. В лицо. Я многое понял, пока был away. О том, что такое настоящие ценности. И о том, как я был слеп и глуп.

Он помолчал, глядя куда-то мимо нас.

— Мои 'друзья… они все отвернулись от меня после той вечеринки. Дима первый. Оказалось, что без денег и статуса я им не нужен. Это было… поучительно.

В его голосе звучала такая горькая ирония, что мне почти стало его жалко. Почти.

— И что, теперь ты стал хорошим? — скептически спросил Кирилл.

— Нет, — Степан снова посмотрел на нас.

— Но я пытаюсь. Я начал работать в компании отца. Не для галочки, а по-настоящему. Учусь. Стараюсь быть… лучше'.

Он вынул из кармана кошелек и достал оттуда сложенный листок бумаги. Это была старая, потрепанная фотография. Он протянул ее мне.

Я взяла. На фото я была снята в том самом книжном магазине, где мы впервые по-настоящему поговорили. Я смеялась, держа в руках тот самый сборник стихов. Я не знала, что он сделал этот снимок.

— Я хотел выбросить ее много раз, — тихо сказал Степан.

— Но не мог. Она напоминала мне, что не все в жизни можно купить или выиграть в споре. Что есть вещи, которые… просто есть. И их нужно ценить.

Я смотрела на фотографию. На той девушке с фото было такое наивное, счастливое лицо. Та, которая еще не знала правды.