— Спасибо, что поделилась этим со мной.
— Пожалуйста, — отвечает она, снова отпивая вино.
— Можно ещё один вопрос?
— Может быть...
— Где твои родители? Они не хотят помогать? Быть бабушкой и дедушкой?
— Ха. Нет. И не получат такого шанса.
— Почему?
— Сложно быть бабушкой и дедушкой, когда ты даже не знаешь, что у тебя есть внучка.
Я резко подаюсь вперёд:
— Чёрт возьми. Почему, Эвелин?
— Потому что мои родители — плохие люди. И я ни за что не позволю им заставить мою дочь чувствовать то же, что чувствовала я.
— Что они сделали?
— И на этом разговор закончен, — произносит она.
Я хочу ответить: Не надо. Не вздумай, блять, отталкивать меня. Я здесь, Эвелин. Я рядом, разве нет? Если я твой муж и мы якобы так влюблены, как пытаемся всех убедить, разве я не должен знать об этом? И к тому же… я хочу, чтобы ты меня впустила. Чёрт возьми, впусти меня. Позволь узнать тебя — женщину, что захватила моё внимание больше года назад, ту, которую я хотел бы полюбить с самого начала.
Но это ни к чему меня сейчас не приведёт. Поэтому вместо этого я говорю: — Ладно. Жена сказала — муж подчиняется.
К счастью, она усмехается и делает ещё глоток вина. Я подражаю ей, отпивая пива. И тогда она первой нарушает молчание:
— Можно мне задать тебе вопрос?
— Конечно. Справедливо.
На её губах появляется озорная улыбка, она опирается подбородком на плечо и снова смотрит на меня: — Почему ты решил стать пожарным? Это же из-за шланга, верно? У каждого мальчишки в детстве мечта — играть со шлангом. Даже если это не его собственный.
Я запрокидываю голову и громко смеюсь.
— Ох, чёрт. Мне так не хватало этого смеха. Спасибо.
Она пожимает плечами, будто ничего особенного не сказала. Я и раньше знал, что у Эвелин есть чувство юмора, но видеть его воочию, направленное на меня — только ещё сильнее разжигает моё влечение к ней.
Её остроумие — чертовски возбуждает.
— Отвечай на вопрос.
Когда я немного успокаиваюсь, отвечаю:
— Я знал ещё с ранних лет, что не хочу идти в колледж, как мои братья. Думал о том, чем мог бы заниматься: чтобы работа была физически активной, занимала меня, держала в тонусе, но при этом помогала людям. Энергии у меня всегда было через край — спроси мою маму, она подтвердит. Я чаще всех троих попадал в передряги.
— И ты стал пожарным.
— Да. А шланг — просто приятный бонус. — Теперь смеётся она, делая ещё глоток вина. — Но в итоге оказалось, что в большинстве случаев работа довольно скучная. Раньше это меня раздражало, а теперь я радуюсь таким дням. Ведь это значит, что никто не погиб, не попал в аварию и не оказался на грани жизни.
— Но ведь бывают тяжёлые дни, да?
— Ни один из них не был тяжелее той ночи, когда умер Джон.
Лёгкость нашего разговора тут же улетучивается, а я мысленно снова возвращаюсь в ту ночь.
— Я бы не смогла жить с таким грузом — знать, что не спасла кого-то.
— Когда я пошёл в эту профессию, я не представлял, насколько тяжело будет принимать тот факт, что не всех можно спасти, — признаюсь я. — Я думал, что смогу помочь каждому, кто нуждается. Но когда не получается…
Я не заканчиваю мысль, просто допиваю пиво и вытираю рот тыльной стороной руки.
Моя мама нашла меня на следующий день после того, как я впервые потерял человека на дежурстве — женщину, попавшую под грузовик. Я сидел и пялился в стену, боясь закрыть глаза, чтобы снова не увидеть ту аварию. Я не мог уснуть.
Мама спросила, уверен ли я, что хочу продолжать этим заниматься. Я ответил, что да. Но тогда я и сам в этом сомневался.
— Если ты выбрал эту работу, помни: на каждого, кого ты не смог спасти, будет трое, кого ты спас.
— Что? — спрашивает Эвелин.
Я встречаю её взгляд:
— Это то, что сказала мама после моей первой неудачи. И я всегда держу эти слова в голове в трудные дни. — Я прочищаю горло, чувствуя, как глаза начинают щипать. — Но я не знал, как тяжело будет напоминать себе об этом, когда погибший — кто-то близкий.
Эвелин встаёт со стула и подходит ко мне, держа вино:
— Это не твоя вина, Уокер.
— Я стараюсь сам в это поверить, Эв. Стараюсь.
Она отводит волосы с моего лица. И, чёрт побери, от её прикосновения по моей коже пробегает огонь, пульсируя ниже по телу. Мой член отзывается на её прикосновение молниеносно.
— Мы с тобой парочка, да? — шепчет она.
Две души, что могли бы найти утешение друг в друге — да.
— Думаю, мы с тобой сильные люди, Эвелин… Особенно ты.
— Забавно. Я как раз думала то же самое о тебе.
Сверчки стрекочут на фоне, ветер играет под навесом, но всё, что я вижу — эта женщина, которая сегодня открылась мне так, как я давно хотел. Если бы это были обычные отношения, если бы она знала, что я её добиваюсь — я бы сейчас усадил её на свои колени и поцеловал до беспамятства. Утопил бы себя в её теле, напоминая, что я жив.
— Ещё есть вопросы ко мне? — кокетливо спрашивает она, с лёгкой игривой улыбкой на губах.
— Оставлю их на другой вечер. Пусть тебе будет интересно, что именно я хочу узнать.
— Поверь, Уокер, я не такая уж интересная.
Ох, вот тут ты ошибаешься, Эвелин. Ошибаешься очень сильно.
Глава десятая
Эвелин
— Я надела ту блузку, что купила у вас на прошлой неделе, на свидание — и он всё время только и делал, что осыпал меня комплиментами, — говорит девушка, которую я узнала с фермерского рынка на прошлой неделе. Сегодня она вернулась, чтобы поделиться успехом своей покупки.
— Я так рада это слышать!
— Мне всегда сложно найти рубашки, которые бы красиво сидели. Маленькая грудь — иногда это прям беда.
— О, девочка, ты поёшь мне прямо в душу, — отвечаю я, кивая на свою скромную грудь. После рождения Кайденс ситуация улучшилась, но грудное вскармливание у меня не пошло, молоко быстро пропало, и теперь грудь слегка обвисла.
— У тебя грудь не маленькая, — укоряет меня Келси с соседнего стенда «Гибсон Ранч».
— И я согласен, милая, — добавляет Уокер, подмигивая, когда я оборачиваюсь к нему. Его слова мгновенно наполняют всё моё тело теплом с головы до самых пальцев ног.
Я понимаю, что он сказал это для окружающих — как любящий муж, который поддерживает жену, особенно когда она нелестно отзывается о себе. Но в его голосе было что-то ещё. Как будто он и впрямь так считает.
Да, я пока не готова это разбирать.
— Я просто хотела поблагодарить ещё раз. Зайду к вам в магазин на выходных — потрачу ещё денег, — смеётся девушка.
— Буду рада вас видеть. Вот купон на двадцать процентов скидки, — протягиваю ей бумажку и наблюдаю, как её глаза загораются.
— Боже, спасибо большое!
— Не за что. Удачного дня.
Девушка уходит, пряча купон в сумочку и направляясь к рядам с едой, а ко мне подходит Келси:
— Ну, похоже, у тебя довольная клиентка.
— Да! Я обожаю это чувство. Именно ради таких моментов я и люблю свою работу — помогать женщинам чувствовать себя красивыми в своей одежде и, соответственно, в своём теле.
И это правда. Каждая женщина заслуживает чувствовать себя красивой, и я горжусь тем, что помогаю им это увидеть. В моём магазине есть одежда на любую фигуру, я не боюсь пробовать новые стили и ткани, чтобы предложить клиенткам то, что им понравится. У нас много вещей в стиле вестерн — можно сказать, деревенский шик. Но даже не техасцы найдут у меня что-то по вкусу.
Но радость от общения с покупательницей быстро гаснет, когда мимо проходит группа женщин, которых я уже не раз видела в городе. Они бросают на меня косые взгляды и начинают перешёптываться между собой.
— В чём их проблема? — спрашивает Келси. Я оборачиваюсь к ней и замечаю Уокера, который стоит позади, держа Кайденс на руках и притворяясь, будто ест её ладошки, а малышка весело хохочет.