Эти слова вызывают у меня злость.

— Я знаю, что ты справишься. Но не обязана делать это одна. Пожалуйста, дай мне хоть как-то помочь.

Она прикусывает губу, потом нехотя кивает. — Хорошо.

— Ты хочешь поехать домой? — спрашивает её Келси. — Я могу постоять за твоим прилавком…

Эвелин встаёт, усаживая Кайденс на бедро. — Нет, я в порядке. Отвлечься — это, наверное, даже лучше.

— Тогда я, пожалуй, поеду, — говорю Келси. — Надо позвонить Чейзу, и ещё кое-что уладить.

Честно говоря, ничего срочного у меня нет. Просто голова идёт кругом, и я включаю режим спасателя.

Я не умею иначе. Если есть проблема, я должен её решить. А когда не могу — это убивает меня. Именно поэтому я месяцами чувствую себя, будто в чистилище, ведь позволил лучшему другу умереть у меня на глазах.

— Хорошо. Я справлюсь, — говорит Келси.

— Я знаю. — Обхожу её и встаю перед Эвелин. — Ещё раз прости. Но я позвоню Чейзу. Мы с этим разберёмся.

Она смотрит на меня, её глаза становятся ярче с каждой секундой. — Я справлюсь, Уокер. Это не твоя проблема.

Эти слова злят меня сильнее, чем всё ранее. Но я сдерживаюсь, не раскрывая все карты.

— Нет, это моя проблема. Я знаю родителей Джона. Тут что-то не так, о чём ты ещё не знаешь. И пока не узнаешь — я никуда не уйду, Эвелин. Нравится тебе это или нет. Я не дам тебе бороться одной. — Не дожидаясь её ответа, я разворачиваюсь и иду к грузовику, сажусь за руль и тут же звоню Чейзу, пока еду к его офису.

Он встречает меня у двери. Мы с Чейзом Гунерсоном окончили школу в один год. Выросли вместе — как и большинство в этом городке. Мы дружили, играли вместе в футбол и делили большинство школьных предметов. Он уехал учиться на юриста, но решил вернуться и открыть практику в родном городе. Хотя большинство адвокатов устраиваются в Лексингтоне — соседнем, гораздо большем городе. Но я никогда не был так рад, что кто-то остался здесь.

Когда он находит дело в базе, откидывается в кресле и морщится: — Не очень хорошо, чувак. Родители Джона оспаривают право на физическую опеку, заявляя, что Эвелин — непригодная мать. У них якобы есть доказательства, но их раскроют только на медиации.

— Чёрт. И что ей делать?

— Обычно суд склоняется в пользу биологического родителя. Так что это плюс. У неё нет приводов, ничего в досье, что делало бы её плохой матерью. Значит, родители Джона нашли какую-то лазейку — что-то, на что можно надавить.

— Не могу поверить, что они на такое пошли.

— Они знали о ребёнке?

— Наверное. Джон бы не стал скрывать. Хотя перед смертью он и правда был не собой. Но всё же... думаю, он бы сказал родителям, что у них будет внучка. По крайней мере, я надеюсь. Честно? Не знаю. Он даже со мной не особо об этом говорил.

И как только он, наконец, начал понимать, что к чему, случилось непоправимое.

— Придётся бороться изо всех сил, но я сделаю всё, что смогу, чтобы ей помочь, — говорит Чейз. Его уверенность немного успокаивает.

— Знаю.

Он смотрит в одну точку. — Если бы она была замужем — это бы помогло.

Слово "замужем" цепляет меня. — Почему?

— Потому что в семейных судах ценятся семьи из двух родителей. Судья вряд ли захочет разрушать полноценную семью.

Брак? Это чушь. Эвелин будто наказывают за то, что она — мать-одиночка. И это не её выбор.

Мы с Чейзом ещё немного болтаем, прежде чем я уезжаю. Но его слова не выходят у меня из головы ещё много часов — пока я стираю бельё и собираюсь на свою следующую сорокавосьмичасовую смену. У нас на станции график 48/96, то есть 48 часов на дежурстве и 96 часов отдыха. Иногда это просто изматывает, но длинные перерывы от работы мне действительно нравятся.

Если бы Джон был жив, этой ситуации вообще бы не возникло. Уверен, он никогда не планировал жениться на Эвелин — по крайней мере, не только потому, что у них был общий ребёнок. Но если бы он был жив, его родители вряд ли стали бы пытаться забрать ребёнка у матери.

Я знаю мистера и миссис Шмидт почти всю свою жизнь. Знаю, что у них слегка старомодные взгляды. Возможно, узнав о ребёнке, они пытались надавить на Джона, чтобы он сделал «правильную вещь» и женился на Эвелин, даже несмотря на то, что не любил её — во всяком случае, так он говорил мне. Предложение пожениться — это вполне в их духе. И именно поэтому я начинаю размышлять, как бы мне помочь Эвелин пройти через всё это без потерь.

И тут меня осеняет.

Это безумие — полнейший абсурд. Но, возможно, это сработает.

Джона больше нет. Он не может заботиться о дочери и помогать Эвелин. Но я — могу. И, кажется, знаю как.

Прежде чем ехать на смену, я решаю сделать небольшой крюк и заехать в таунхаус Эвелин, надеясь, что она не захлопнет дверь у меня перед носом, когда я расскажу ей, что задумал.

Я натягиваю на себя броню из стали и стучу в её дверь, замирая в ожидании. И когда она открывает — с Кайденс на бедре и запахом еды, доносящимся изнутри в прохладную ночь, — она выглядит не менее ошеломлённой моим появлением, чем я — своим собственным решением.

Но я должен хотя бы попытаться всё исправить.

— Уокер? — удивлённо спрашивает она, держа Кайденс. — Что ты здесь делаешь?

— У меня есть решение твоей проблемы.

— Какой проблемы?

— Родителей Шмитти. Я... Я, кажется, знаю, как всё уладить.

Она приподнимает Кайденс повыше на бедро. — Я же сказала, это не твоя проблема, ясно? Я понимаю, ты пытаешься быть хорошим, и я пошла у тебя на поводу, когда согласилась, но…

— Да чёрт побери, Эв, ты можешь просто выслушать меня?

Она вздыхает и приподнимает бровь. — Ладно. Что? Зачем ты сюда приехал?

Прежде чем успею струсить, я произношу те слова, которые, как думал, скажу только женщине всей своей жизни. Но, может быть, в этот раз и Бог, и Джон простят меня за то, что я пытаюсь помочь ей… и заодно выяснить, одиноки ли мои чувства. Поэтому я говорю то, ради чего пришёл.

— Эвелин... Я пришёл, чтобы попросить тебя выйти за меня замуж.

Эвелин

— Что ты, чёрт побери, сейчас сказал?

В этот момент я благодарна, что моя дочь ещё не умеет говорить, потому что наверняка бы повторила те единственные слова из этой фразы, которые ей точно не стоит знать.

— Выйди за меня, Эвелин, — глаза Уокера молят о чём-то, пока я стою, пытаясь понять, он шутит или говорит всерьёз.

— Перестань дурачиться, Уокер, — произношу я, усмехаясь и перенося Кайденс на другую руку. В первый раз, когда он это сказал, я чуть не уронила дочь от шока.

— Я не шучу, Эвелин. Возьми мою фамилию. Я не могу всё исправить, но я могу дать тебе это.

Покачав головой, я хватаю его за руку, затаскиваю в дом и захлопываю дверь. — Уокер, это не смешно. Я не знаю, ты пьян или что, но...

Он поднимает руку, останавливая меня. — Я не пьян. Я абсолютно серьёзен, Эвелин. Сегодня я встречался с Чейзом.

— Что? Зачем?

— Я не мог просто сидеть сложа руки и ждать, пока родители Джона снова что-то выкинут. Я должен был действовать. Должен был понять, с чем мы вообще имеем дело.

Теперь я в бешенстве. — Чёрт возьми, Уокер. Сколько раз мне нужно повторить, что это не твоя война?

— Да, я знаю это, Эвелин, чтоб тебя! — рявкает он в ответ, чем пугает Кайденс. И, как я и ожидала, она начинает плакать. — Чёрт, прости, — говорит он уже тише, успокаивая её голосом, пока она вжимается в меня, а он в отчаянии зарывается руками в волосы. — Блин, я всё только порчу.

— Думаю, нам обоим стоит на пару минут выдохнуть, собраться… а потом, может, и скорую вызвать — потому что ты явно ударился головой, — бросаю я и иду на кухню. Выключаю плиту и беру соску для Кайденс. Когда она наконец успокаивается, я возвращаюсь в гостиную, где Уокер продолжает мерить комнату шагами. — Ладно, давай с самого начала.