— Тогда почему ты думаешь, что искренний разговор всё разрушит? Это звучит глупо.

— Извини, Келс, но у меня мало опыта в этом, ладно?

Вздохнув, она гладит меня по плечу. — Знаю. Извини. Просто не хочу, чтобы у тебя было иллюзорное представление о том, что значит быть влюблённой.

— Я не влюблена в Уокера.

Она снова поднимает бровь. — Ты уверена?

Я влюблена? Разве ещё не рано это понимать?

— С момента, как он предложил тебе этот брак, он проявлял к тебе только верность, честность и поддержку? — тихо спрашивает Келси.

— Да, — мгновенно отвечаю я.

— Он доказал, насколько ты ему важна?

— Да.

— Ты хочешь, чтобы ваш брак закончился после медиации?

— Нет, — выпаливаю я так быстро, что удивляю и Келси, и себя. — Боже мой… — шепчу, пока снова звучит свисток.

Келси вновь берёт меня за руку и поворачивается ко мне: — Кажется, ты сама только что ответила на свой вопрос, подруга. — Но прежде чем мы успеваем продолжить разговор, её взгляд устремляется мимо меня, и она тихо бормочет: — Что за чёрт?

— Что? — Я оборачиваюсь, но она сжимает мою руку, возвращая моё внимание к себе.

— Не оборачивайся, но знай — родители Джона сидят позади нас на трибунах.

— Что? — шепчу. — Зачем?

Она разворачивается обратно к полю. — Не знаю. Просто игнорируй их.

— Я бы и не знала, что они здесь, если бы ты не сказала, Келси. — Теперь сердце колотится по двум причинам.

Она гладит мою руку, пока мы смотрим на поле: — Знаю. Извини. Я просто не хотела, чтобы тебя это выбило из колеи позже. Я их раньше не заметила, иначе сказала бы сразу.

— Думаешь, они пришли шпионить за мной? Или за Уокером?

— Возможно. Но ты ведь на людях. Что ты можешь сделать тут неподобающего? Не собираешься же ты наброситься на него посреди поля у всех на глазах…

— До рождения Кайденс я бы, возможно, и набросилась.

Келси прыскает от смеха, и я тоже не могу сдержать смешок. — Ладно, давай не будем давать им поводов использовать что-то против тебя.

— Думаю, это разумно.

Оставшуюся часть игры я чувствую на себе чей-то взгляд — и знаю чей. Но я упорно не оборачиваюсь и не играю в их игры.

Плюс ко всему, моё признание, сделанное ранее, не даёт мне покоя. Я хочу скорее отсюда уйти и всё обдумать наедине.

Но когда игра заканчивается, мы с Келси понимаем, зачем сюда пришли мистер и миссис Шмидт.

Обе команды собираются в центре поля, чтобы вручить родителям Джона его игровую футболку. Так как он умер после окончания прошлого сезона, они решили почтить его память в начале этого.

Толпа замирает в тишине, пока главный тренер и несколько парней говорят добрые слова о Джоне. Я ожидала, что Уокер вручит его майку, но он остаётся стоять в стороне, а Уайатт передаёт её родителям. Он капитан команды, так что это не кажется странным, но я невольно думаю — не задаются ли этим же вопросом и другие, ведь Джон был лучшим другом Уокера.

Но взгляд Уокера, почти испепеляющий родителей Джона, ясно говорит о его обиде из-за спора об опеке. Это возвращает меня к реальности — к нашему браку и к тем решениям, которые мне предстоит принять.

После церемонии, как обычно, зрители устремляются на поле. Келси подбегает к Уайатту, прыгает к нему на руки и осыпает поцелуями. Она как-то говорила, что впервые сделать это было для неё словно исполнением всех её подростковых фантазий.

Я тогда была так счастлива за неё, что она смогла наконец показать Уайатту свои чувства. И, вспоминая об этом, решаю последовать её примеру.

Я подхожу к Уокеру с Кайденс на бедре. Он разговаривает с другим игроком, но, заметив нас, сразу ловит мой взгляд и удерживает его, пока я не останавливаюсь прямо перед ним.

— Привет, — говорит он.

Но я ничего не отвечаю — просто тянусь за его голову, обхватываю её рукой и притягиваю его губы к своим.

Уокер не теряется ни на секунду — прижимает меня к своей груди, проникает языком внутрь, показывая, как сильно ему понравился мой демонстративный жест. И вот в чём дело — он так часто заявлял на меня свои права, что сейчас невероятно приятно сделать это самой.

Плевать, что здесь родители Джона. Плевать на всех остальных.

В этот момент есть только мы трое — и я не помню, чтобы когда-то была счастливее.

Да, я почти уверена, что именно этого и хочу.

Когда Уокер замедляет поцелуй, я тихо стону — тело требует продолжения, но я знаю, что для этого у нас ещё будет время.

— Детка, — выдыхает он, прижимая губы к моему уху. — Ты пока не можешь отойти. Я твёрд как камень.

Я хихикаю: — Прости. Ты просто был таким горячим на поле. Таким сексуальным. Хотя, кажется, один из судей принял какое-то тупое решение. Я пропустила момент, но не волнуйся — Келси возмущалась за тебя от души.

— Да, судья облажался, но такое бывает в этих играх. — Он наклоняется назад, откидывая с моего лица пряди, которые растрепал ветер. — Но то, что ты была там и болела за меня... это было лучшее за сегодня. А эта маленькая совушка? — говорит он, подхватывая Кайденс и подбрасывая её вверх. Потом ловит её, разглядывая одежду, переворачивает, чтобы увидеть со всех сторон: — Обожаю твою футболку, малышка.

— Ну, мы должны были быть в комплекте, знаешь ли. — Я разворачиваюсь спиной, чтобы он увидел и мою футболку.

В его глазах вспыхивает огонь. Он снова притягивает меня к себе. — Мои девочки, — рычит он, глубоко целуя меня и снова лаская мое тело. Затем он закрывает глаза, прижимается лбом к моему и шепчет: — Спасибо.

— Как насчёт того, чтобы позже, когда Кайденс уснёт, показать друг другу, насколько мы благодарны? — дразнясь, шепчу я.

Он ухмыляется своей любимой ухмылкой, которую я уже полюбила. — Звучит чертовски отлично.

Держа Кайденс на руках, он обнимает меня другой рукой за спину, и мы направляемся к стоянке. Я приехала на своей машине, так как он пришел пораньше, чтобы разогреться, поэтому, скорее всего, поеду домой за Уокером или наоборот. Но когда мы подходим к моей машине, то замечаем, что мистер и миссис Шмидт смотрят на нас издалека.

Я замираю. Уокер тоже замирает. И секунд тридцать никто не двигается.

Мы с Уокером стоим как единое целое. Думаю, наша близость сама за себя говорит. А Кайденс в его руках счастлива, как никогда, так что, если они ищут повод использовать что-то против нас — здесь они его не найдут.

Но они все равно могут что-то найти, не так ли, Эвелин?

Меня раздражает, что мой внутренний голос прав.

Уокер

Я наклоняюсь вперед, обхватываю ее волосы кулаком и откидываю ее голову назад, чтобы видеть лицо. — Сжимай мой член, Эв. Поработай этой чудесной киской и заставь меня кончить.

Я чувствую, как она сжимается, пока я продолжаю толкаться в нее сзади. И когда я смотрю вниз и вижу свою фамилию на ее футболке — той самой, которую я настоял, чтобы она оставила на себе, — я понимаю, что моя выдержка может сломаться в любой момент.

— Сильнее, Уокер. Трахни меня сильнее.

Я даю ей то, что она хочет, снова и снова ударяя бедрами по ее заднице, с каждым разом все сильнее. Мой рот закрывает ее рот, я продолжаю держать ее за волосы, заглушая крики.

— О, Боже, — выдыхает она, когда я отпускаю ее губы.

— Боже, Эвелин. Ты меня разрушила. Ты это понимаешь, да? — рычу я ей на ухо.

— Ты тоже меня разрушил, Уокер. — Ее дыхание поверхностное, и я чувствую, как она снова сжимается вокруг меня. — Чёрт, я кончаю.

— Давай. Кончи со мной. — Я держу ее на месте, глядя ей в глаза, пока наши тела соприкасаются, а потом она разрывается, крича, когда теряет контроль. Я следую за ней.

Когда мы оба изнемогаем, то падаем на кровать, и я притягиваю ее к себе.

— Мне нужно в ванную, — объявляет она спустя несколько минут. Я нехотя отпускаю её.