Эвелин

— Твоё предложение впечатляет, — Сет Фергюсон, мой начальник и наставник, сцепляет руки на груди, глядя на меня через стол. — Хотя меня это не удивляет.

— Правда? — я почти подпрыгиваю в кресле напротив. Я так нервничала, показывая ему свою работу — не хотела его подвести. Он годами позволял мне учиться у него, готовил меня к работе в фирме. Всё это было бы напрасно, если я не смогла бы оправдать его ожидания.

Сет встаёт, обходит стол и садится на его край передо мной: — Я более чем впечатлён, Эвелин. Я знал, что ты подходишь для этой работы. — Он протягивает руку и заправляет выбившуюся прядь моих волос за ухо. Всё моё тело моментально напрягается.

Сет достаточно взрослый, чтобы быть моим отцом. Я знала его всю жизнь, и он никогда не прикасался ко мне вот так.

Может, я всё преувеличиваю. Да, Эвелин, ты просто параноик.

Но затем его пальцы скользят вниз по моей руке.

— Эм… Сет?

— Не делай вид, что ты этого не хочешь, Эвелин. — Он теперь стоит надо мной, опираясь руками о подлокотники моего кресла, полностью загнав меня в ловушку.

— Чего не хочу?

— Я видел, как ты на меня смотришь.

Я хмурюсь: — О чём ты говоришь?

Он касается своей промежности поверх брюк: — Ты этого хочешь. И теперь, когда тебе восемнадцать, ты можешь это получить.

Тошнота подступает к горлу от этого воспоминания — поэтому я почти никогда о нём не говорю. Мне до сих пор больно от того, насколько наивной я была, как меня разочаровал человек, который якобы помогал мне строить карьеру, а на самом деле просто подготавливал меня к роли своей любовницы.

После того как мы с Уокером оделись и забрали Кайденс, мы ушли с костра пораньше. Маме Гиб это, конечно, не понравилось, но нам нужно было поговорить — особенно сейчас, когда до медиации остаются считаные дни.

И его признание сегодня выбило меня из колеи.

Он любит меня. Хочет остаться в браке. Он набил татуировку с совой и луной — навсегда увековечил меня и мою дочь на своём сердце.

И я тоже этого хочу. Я знаю это. Но мне нужно перебороть страх. Страх, что история повторится.

Я знаю, что Уокер — не мои родители и не Сет Фергюсон. Но дать кому-то такую власть над своими эмоциями страшно, потому что я уже сталкивалась с тем, как этим могут злоупотребить. Очень рано в жизни я поняла, что доверять людям — опасно.

Когда Кайденс засыпает, я выхожу к Уокеру на веранду. Он уже налил мне бокал вина. Мы садимся на диван — мне нужно, чтобы он был рядом.

Я сказала ему, что хочу рассказать историю. Он уже знает части этого рассказа. Осталось только собрать их вместе.

— Я рассказывала тебе о друге моих родителей, который позволил мне пройти стажировку в своей инвестиционной фирме, — начинаю я, глубоко вдыхая, чтобы стабилизировать давление.

— Да. Сет Фергюсон, верно?

— Да. — Я опускаю взгляд на бокал, давая себе минуту. — После школы я стала работать в его фирме на полную ставку. До моего совершеннолетия мне не давали собственных клиентов. Но когда в конце июля мне исполнилось восемнадцать, Сет предложил мне первого клиента. Сначала я должна была представить свой план ему. — Я смотрю вглубь сада. — Я так нервничала, так хотела доказать, что он не зря в меня вкладывался. Я принесла ему план — и он его одобрил.

— Но что-то пошло не так? — спрашивает Уокер.

— Да, — я замолкаю на секунду, готовясь. — Мы встретились поздно вечером в офисе — он сам так назначил. Я ничего не заподозрила — он всегда был занят. Мы были там одни. — Уокер напрягается. Он уже догадывается. — Он ко мне приставал, Уокер. Домогался. Сказал, что теперь, когда мне восемнадцать, я могу получить то, чего всегда хотела. И что он собирается взять то же самое.

— Боже мой, Эвелин. — Он наклоняется вперёд, держа пиво в руках. — Он...

— Нет. До этого не дошло. Я ударила его коленом между ног и убежала. — Спасибо Богу, что он не успел сделать ничего хуже. Не знаю, как бы я это пережила.

— Хорошо. — Он сглатывает. — Если бы он прикоснулся к тебе... мне пришлось бы его убить.

— Он был в бешенстве, но я тогда не знала, что делать. Всё моё будущее рухнуло. — Я качаю головой. — Я пошла к родителям. Думала, что, несмотря на их дружбу, они меня поддержат. Но...

— Что они сказали?

Я смотрю вдаль: — Я вошла домой в слезах. Они были злы. Очень злы. И сказали, что я могу ничего не говорить — они уже всё знают.

Брови Уокера хмурятся. — Что значит — знают?

— Из кухни вышла жена Сета с видео — как мы смеёмся на встречах, как я выхожу из его кабинета, заправляя волосы за ухо, глядя в пол, будто смущаясь. Была даже запись, как я выбегаю из офиса той ночью. — Я отпиваю вина. — Она уже была в доме моих родителей, готовая рассказать им, какая я шлюха, потому что она наблюдала за нами. Она обвинила меня в том, что я завела роман с ее мужем, сказала, что, когда он сегодня вечером порвал со мной, я напала на него и в ярости выбежала из офиса, желая обвинить его в том, что он приставал ко мне, вместо того чтобы сказать правду. Думаю, она позвонила ему после того, как я ушла, и он рассказал ей свою версию событий.

— И что сказали твои родители? — Уокер хватает меня за руку. Но комок в горле становится все больше, когда я вспоминаю их реакцию. — Что они сказали, милая?

— Они поверили Сету и его жене, — шепчу я, и по щеке катится первая слеза. Я стираю её и допиваю бокал.

Уокер вскакивает. — Да, ты, блять, шутишь.

Я тяну его за руку, усаживая обратно: — Да, Уокер. Но твой гнев ничего уже не изменит. Это было давно.

— Это неправильно, Эв. Они поверили чужим людям, а не собственной дочери.

— Знаю. И это ещё не всё.

— Чёрт, есть что-то ещё?

— К сожалению. — Я вздыхаю, решаясь уже выложить всё разом. — Жена Сета рассказала всё нашему окружению: друзьям родителей, сотрудникам фирмы, всему городу. Всем, кому могла, она наврала.

— У меня никогда не было такого желания разнести кого-то, — сквозь зубы шепчет Уокер.

Я вздыхаю. — Она того не стоит. Я ушла. Ушла из этой жизни, потому что, во-первых, я этого никогда по-настоящему не хотела. А во-вторых — там для меня больше ничего не было. Все считали меня шлюхой, которая спала с женатым, чтобы пробиться наверх. Даже мои родители смотрели на меня с отвращением.

— Чёрт. Теперь всё становится на свои места, — бормочет Уокер, глядя в небо.

— Что именно?

Он опускает голову и смотрит прямо в мои глаза: — Теперь я понимаю, почему ты всё время так сомневалась. Почему слова и мнения окружающих о нашем браке так сильно тебя тревожили. — Он приближается ко мне, обрамляя моё лицо ладонями: — Мне так жаль, что я снова заставил тебя через это пройти.

— Ты ведь не знал. — Слеза снова катится по моей щеке, но Уокер ловит её губами, слизывает солёную каплю. — Но, как я уже говорила: по крайней мере ты встал на мою сторону. Я тогда даже не знала, как реагировать. Никто никогда не вставал за меня, Уокер. Никто. Все отвернулись от меня, когда случилось то, что случилось с Сетом.

— Ты не заслужила этого.

— Сейчас я это понимаю. Но это не меняет того, что этот опыт оставил во мне шрамы.

— Я же говорил: я хочу знать о твоих шрамах. Я хочу знать о тебе всё.

— Ну, теперь ты знаешь.

Он целует меня, мягко, так что я вся таю в его объятиях. Он только что занимался со мной любовью — и я снова этого хочу. Кажется, я никогда не смогу насытиться им.

— Думаешь, это то, что узнали родители Джона? — спрашивает он, возвращая нас к сути разговора.

— Думаю, да. Если бы мне пришлось делать ставку, я бы сказала, что жена Сета восприняла это как новый повод очернить меня, когда семья Джона начала расспрашивать и копать.