— Жалеешь?

— Не о том, что тебя родила, о Бореньке моем только. Ты прими его, не виноват он ни в чем. Это все я, опоила огненной травой, соблазнила, знала, к чему приведет все. Он… слишком любил меня, а я тебя любила.

Странный был сон, но хороший, правильный какой-то. А утром я проснулась и началось…

Джулиан не орал, но ярость в глазах клокотала, да в мерцании постоянном. Я впечатлилась и выдала с перепугу:

— Я согласна.

Демон опешил, мерцать перестал, на кровать уселся, подзавис секунд на тридцать, а после спросил:

— Согласна на что?

— Замуж за тебя пойти.

— Так я вроде и не предлагал, — с ехидцей ответили некоторые, а глаза такими же странно счастливыми остались.

— А я и без приглашения пойду, — нагло заявила я.

— Ты? Можешь, — закатил глаза мой любимый демон. — Только замуж это хорошо, но я вообще-то другого признания жду.

— Это какого же? — удивилась я.

— А вот того, которого не только все девушки от мужчин ждут, но и мужчины иногда тоже.

— А, ты про это признание, — протянула в ответ и слегка покраснев, призналась: — Ну, хорошо. Ты просто бог в постели.

— Э… — снова подзавис демон. — Не то признание.

— Ты бог бизнеса? — с лукавой улыбкой спросила я.

— Опять мимо.

— Ты самый лучший будущий правитель Славянского Магического Совета?

— И снова не то.

Ладно, хватит его мучить, а то раздражаться начнет, вспомнит, что меня не целовать, а ругать нужно.

— Я люблю тебя, — наконец призналась я. И чего медлила, дура? У него от моего признания такая улыбка счастливая на лице расцвела, что уже не он, а я слегка подзависла.

— Правда, любишь? — решил уточнить мой недоверчивый мужчина.

— А то ты не чувствуешь, — фыркнула я.

— Милая, да я и в первую нашу встречу это чувствовал, и во вторую, и в третью, а ты что делала?

— Что? — полюбопытствовала я.

— Планы ты строила совместные, с этим… как его?

— Понятия не имею, о ком ты, — хитро улыбнулась в ответ. Ох, опять он меня своей улыбкой сразил. Так бы смотрела и смотрела…

— Повтори еще раз? — тихо попросил он.

А я что? Мне же не трудно еще раз осчастливить бедного, измученного моим равнодушием мужчину. В следующее мгновение обычный Джулиан исчез, черненький появился, а я по беленькому вдруг заскучала, о чем не постеснялась сообщить. На черной морде появился не хилый такой оскал. Нет, черненький всем хорош, но эта улыбка его… пугает, ей богу. Черненький улыбаться перестал, беленький появился. Вот, совсем другое дело, особенно когда к улыбке еще и поцелуй присоединяется.

— Повтори еще.

— Я тебя люблю, — прошептала между поцелуями.

— Еще.

— Да, мой ненасытный босс, я люблю вас, — уже не шептала, а стонала я.

— Еще, — потребовали откуда-то в районе груди. О, глядишь, такими темпами мы воздержание нарушим. Да и с беленьким я как-то не пробовала еще (тот случай в заповеднике не считается).

— Мне нравится ход твоих мыслей, — возвестили уже в районе живота, — но я жажду слов.

— Господин Ёзер, а вы это… не обнаглеете, нет? А то знаем мы вас, демонов. Стоит только приличной девушке в любви вам признаться, как тут же стенки непролазные отстроят, кольцо на палец наденут и запрут в высокой башне на веки вечные. А мне бабушка советовала…

Ох, не помню я, что она там мне советовала, завтра вспомню, но кажется, там было что-то о детях.

Нет, ну я знала, что демоны злопамятны, но чтобы настолько? Меня опять ругали… все, включая демона-маму, которая так орала, причем не на меня — на Джулиана, что в нашей спальне даже стекла вылетели. Правда, орала она не о нашей попытке массового самоубийства, а опять же о невоздержанности уже светленького, черненький, кхм, в процессе вроде как не участвовал. Зато мне удалось сравнить, с кем, так сказать, лучше. Выяснила одно: что черненький, что беленький — оба ненасытны.

В общем, мама-демон взяла меня в оборот, выгнала своего среднего, восстановила одним взмахом руки стекло и повернулась ко мне в истинном оскале будущей свекрови. Я чуть от этого зрелища не поседела, ей богу. Зато за завтраком мне поведали, наконец, о том, что Роза свой ритуал так и не закончила. То ли меня послушалась, то ли себя жалко стало, но говнюк остался в своем уме, а вот до Инквизиции его везли практически частями. Кое-кто невоздержанный и доведенный до края его изрядно потрепал, и это были не только вовремя подоспевшие Адриан и Дамир, но и родитель мой, в компании, почему-то, деда. Уж и не знаю, как они встретились, а вот спелись как раз на этой самой почве. Я как узнала — чуть морковкой не подавилась. Да-да, я снова почему-то ее люблю.

А вечером мама-демон собрала всю нашу потрепанную триаду в гостиной, выдала ручки и бумагу, и папа-демон приказал обо всех врагах и недругах писать.

— Ты Адриана прощать собираешься? — спросила я, вздыхая над пустым листом.

Кого мне вписывать? Весь мир? А что? Родитель пока остается жрецом, а моя кровушка способом открыть эту их жуткую дверь. Интересно, а она где? Надеюсь не где-нибудь поблизости.

Лиля тоже от своего пустого листочка оторвалась. Ее враг, если деда можно так назвать, кукует в застенках Инквизиции и от свиданий отказывается. Да-да, Лиля, добрая душа, хотела с ним повидаться, старые раны расковырять. Мало ей с остальными родственниками переживаний, которые, узнав о ее выборе, вытравили мою бедную подружку с древа семьи. Лиля поплакала, конечно, попереживала, а потом взглянула в светящиеся любовью и восхищением глаза своего демона и плюнула на всех родственников разом. Уж они-то точно никогда на нее так не смотрели и не были готовы отдать жизнь за одну лишь ее улыбку. Так что свадьбе быть.

— Почему ты мне не сказала? — оторвалась от своего пестреющего именами листка наша темная и очень суровая подружка. Я не сразу поняла, о чем она? Лиля шепотом подсказала, что речь об Адриане, о нем, родимом.

— А ты бы сказала, если бы о Джулиане подобное узнала? — уставившись ей в глаза, спросила я.

Роза губы покривила, глазами посверкала и промолчала, а вот я молчать не собиралась.

— Нет, ты дослушай! Да, Адриан облажался, и, заметь, он это понимает, но ты сама, что ли безгрешна? Или мы с Лилей?

— Это другое, — откликнулась темная. — Он все знал!

— Мы тоже много чего знаем о несправедливости этого мира. Вспомните, как вы сами недавно хотели отвернуться от беды Зои, только потому что ее судьба была вам безразлична. Все мы хотим быть правильными и благородными, но не всегда получается. И иногда, когда сталкиваемся с чем-то таким, предпочитаем закрыть глаза, пройти мимо от растерянности, малодушия или из банального нежелания вникать. Да, ты можешь винить Адриана во всех смертных грехах, но здесь дело совсем не в нем. Ты сама-то готова отпустить прошлое? Ты отомстила обидчику, так почему никак не можешь успокоиться и ищешь новых врагов?

— Я не знаю, — вздохнула Роза, но главное — смысл моих слов, кажется, до нее дошел.

— Ты любишь его?

Подруга опустила голову.

— Доверяешь ему?

Она тяжело вздохнула.

— Хочешь быть с ним?

Вскинула голову.

— Ты иногда бываешь такой…

— Какой? — заинтересовалась я.

— Правильной и надоедливой. Хуже Лильки.

— Эй! — возмутилась наша светленькая. — Я не надоедливая!

— Еще какая надоедливая, — хором ответили мы. — Ты ведь наша совесть.

— Да? А вы тогда кто?

— Ну, — протянула я, постучав пальцем по подбородку, — я — магнит для неприятностей.

— Ха, удивила, — фыркнула Роза. — Мы это и без тебя знали. Но если серьезно — ты наш клей.

— Не поняла?

— Ты нас объединяешь, — пояснила Лиля, с ходу поняв, что имела в виду Роза. — Люди тянутся к тебе, как к солнцу, ты сама даже не заметила, а объединила уже вокруг себя стольких.

— Ладно, Лиля — совесть, я — клей, а Розочка тогда кто? — смущенная от комплимента подруг спросила я.

Вот чего никогда не любила, так это незаслуженных похвал. Какое из меня солнце? Я так — фонарик полуразряженный.