— Я хочу, чтобы ты была счастлива. Только и всего, — ответил он, подобрав очень странные, но запавшие мне в душу слова.

— С тобой?

— А почему бы и нет? Меня считают достаточно привлекательным…

Ага, слабо сказано. Тот же Джулиан Макмэхан и Том Уэлинг нервно курят в сторонке, как и Данила Козловский для тех, кто не знает, кто такие первые двое.

— Многие назвали бы меня не бедным…

Сказочно богатым, точнее.

— Я сам считаю себя умным человеком.

— Ты не человек.

— И это проблема?

— Не знаю, — пожала плечами. — Я мало что в этом понимаю.

— Для этого мы и здесь. Чтобы ты узнала меня лучше.

— А если мне не понравится то, что я узнаю?

— Думаю, хуже не будет. К тому же это позволит и тебе понять кое-что о себе самой.

— Справедливо, — согласно кивнула я. — Но у меня есть пара условий.

— Каких?

— Ты не будешь спрашивать, почему я такая.

— Полукровка? — спросил он.

— Да, полукровка. Ты не будешь применять ко мне этих ваших суперштучек, от которых женщины сходят с ума.

Мое второе условие заставило его снова улыбнуться, но он и на него ответил кивком.

— Ты меня уволишь.

— Что?

— Я больше не стану сидеть в этом вашем адском архиве. Мне легче повеситься, чем провести там еще день.

— А как на счет другой работы?

— Какой? — с подозрением поинтересовалась я.

— Любой, какая понравится.

— А это не будет выглядеть так, будто я пользуюсь своим положением?

— С чьей точки зрения?

— Сотрудников, твоей семьи, с твоей?

— Я переживу, как и моя семья, а что касается сотрудников… выше восьмого этажа работают только те, кто принадлежит нашему миру.

— Даже Семен Семеныч? — припомнила я толстого начальника по кадрам, с зубастой тварью, которую он прилелеял.

— Семен Семеныч — регистратор. Он не обладает магией, но знает о нас и работает в нашем мире.

— Есть еще Инга, — вспомнила я.

— Инга? Кто это?

— Инга Марецкая — бывший секретарь Юлиана, ой, прости…

— Почему ты извиняешься? Юлиан мой брат, как еще тебе его называть, как не по имени?

— Не знаю, — смутилась я. — Я пять лет звала его боссом.

— Не думаю, что он будет в восторге, если на семейных обедах ты будешь называть его босс, или господин Ёзер.

— На семейных обедах? — хмыкнула я. — А вы не сдаетесь, господин Ёзер.

— Это не в правилах нашей семьи. Иначе где бы мы тогда были?

— Ты не ответил на вопрос, — припомнила я, очнувшись от его завораживающей улыбки. Боже, даже не касаясь, он пленяет. Как такое может быть — страх и влечение почти одновременно, одинаково сильные, заставляющие часто моргать, чтобы прогнать либо то, либо другое.

— О госпоже Марецкой? Да. Она никогда не работала выше восьмого этажа. И это была блажь Юлиана — нанять сразу двух секретарш: одну для внутренних дел, другую для внешних. Думаю, Лилия Германовна сможет совмещать обе должности.

— А если я захочу быть твоей секретаршей? Какие дела ты поручишь мне?

— Хм, — проговорил Джулиан и так на меня посмотрел, загадочно и немного… не знаю даже, как это назвать, он словно представил меня в роли своей секретарши и все то, что можно со мной проделать, все то, что проделывают со своими секретаршами другие похотливые боссы. И его глаза в этот момент… они словно поменяли цвет с карего на темно-бордовый, и я почувствовала что-то необъяснимое. Словно ко мне вдруг протянулись невидимые щупальца, а его чувства просочились в меня. Не все, но одно, настолько острое, что я широко распахнула глаза и прикусила губы. Он хотел меня поцеловать, и что самое странное — я сама этого захотела.

Это было только мое, совершенно осознанное желание, от которого я смутилась. И снова спросила свое глупое я: как можно кого-то бояться, но при этом желать ощутить вкус его поцелуя на своих губах? Каким он будет? Страстным, болезненным, подавляющим? Почему-то других эпитетов мне в тот момент в голову не приходило.

— Я думаю, мы найдем тебе другое дело по душе, — ответил он странно охрипшим голосом. Впрочем, если он и правда представлял все то, что я сама вообразила, то я его понимаю, у меня тоже с голосом что-то непонятное творилось, и, слава богу, что здесь был немного остывший чай.

— И когда же мы займемся этим?

— Чем? — я услышала растерянность в его голосе и удивилась.

Тьфу, все мужики одинаковы, что демоны, что люди — только об одном и думают.

— Подыскиванием мне дела?

— Можно прямо сейчас.

— И что же, у тебя нет никаких срочных и сверхважных дел?

— Нет, сегодня я весь твой.

И снова полунамеки. Да он явно меня соблазняет! И блин, у него получается.

— Хочешь, я покажу тебе настоящую «Немезиду»?

— Хочу, — отозвалась я, а он неожиданно протянул мне руку.

— Не бойся, не укусит.

— Что-то я сомневаюсь, — повторила я за своим снова переполненным паникой разумом. А сердце вдруг зашептало: «Попробуй. Ты ведь ничего не теряешь».

И я с опаской протянула свою, коснулась пальцами его шершавой руки и резко отдернула, потому что мои пальцы опалила такая мощная волна желания, которого я даже с Лешей никогда не ощущала. Это как сравнить костерок с целым вулканом лавы. И вся эта лава была внутри стоящего передо мной мужчины с тревогой в бордовых глазах.

— Обойдемся без прикосновений, — прошептала все еще ошеломленная я. И ладно я, но сердце… оно то билось с утроенной силой, то замирало. И что с ним такое? Спятило, что ли?

— Как скажешь, — кивнул он, убрал руку, а мне вдруг показалось, что обиделся, или даже скорее был уязвлен, не самолюбие — сердце. И я почему-то сказала:

— Твои прикосновения, как и глаза, лишают воли и заставляют думать о… всяком.

Мое признание заставило его глаза снова поменять цвет, но на этот раз он промолчал. Впрочем, я и без этого поняла, что ему понравились мои слова, внушили надежду, может. Не уверена, что хотела бы давать ему эту самую надежду, но… без паники и страха, должна признаться, его мощь, сила, харизма просто сбивали с ног. И я поняла теперь, почему все женщины тогда в зале сходили по нему с ума. Без паники и страха я сама сходила.

— Пойдем, я покажу тебе настоящую «Немезиду».

И мы пошли, тщательно соблюдая дистанцию и все же рядом. В лифте было особенно тяжело, там он снова сделал что-то такое, что я стала думать обо всех неприличных вещах, которые можно делать в лифте, если бы этот самый лифт не был таким… прозрачным.

Когда кабина двинулась наверх, я вдруг ощутила что-то, не связанное ни с Джулианом, ни с чувствами. Это исходило извне, словно на мгновение на меня что-то накинули, или вылили, и это что-то накрыло все тело, от кончиков волос и до самых пят. От удивления я распахнула глаза и повернулась к ближайшему объекту информации в немом вопросе:

— Не просто так людей не пускают выше девятого этажа.

— Почему?

— Потому что люди физически не могут сюда попасть. Но чтобы это объяснить, придется углубиться в дебри истории. Боюсь, ты заскучаешь.

— Это вряд ли, — хмыкнула я. С таким, как он, это в принципе невозможно.

— Ну, хорошо, — сдался он, заметив мой жаждущий взгляд. — Жил когда-то на свете один колдун, и не просто колдун, а очень могущественный, сильный и гениальный колдун. Он изучал самые глубины магического искусства, и в своих экспериментах разделил всю магию мира на темную и светлую. Много лет после этого темные и светлые враждовали.

— А я думала, тьма и свет возникли изначально, демоны принесли тьму, а ангелы — свет.

— Ты опираешься на библейские мифы. И это ошибка — считать, что все светлые безгрешны, а темные ужасны.

— Я так не считаю, — ответила я, скорее почувствовав, нежели услышав несправедливый упрек в его голосе. — Если бы это было так, то я тоже должна быть чудовищем.

— А им ты быть не хочешь.

— Не хочу, — покачала головой я и попросила его продолжать. И он продолжил, но только тогда, когда лифт остановился, и мы вышли на десятом этаже, где нас не встречала улыбчивая секретарша, нас вообще никто не встречал. Только длинный пустой коридор, в конце которого была одна единственная дверь, к которой мы и направились.