Перед этими последними шагами немногословный старик всё же спрашивает,

— Наисветлейшая, пожалуйста, ответьте!

— Спрашивай, Пеппе, — я уже мысленно вызваниваю фельдшера скорой Миху, потому что мне необходимо оказаться с любимым в конкретной больнице, а посёлок обслуживает другая, но ответить должна. Я слишком много должна этому человеку, не только слова.

— Вы не убьёте эреде? — впервые слышу, чтобы так называли Костю, слово понятно — «наследник», но не прямой перевод, а с оттенком непередаваемой теплоты и нежности, вроде как «сынок».

— Пеппе, ты в своём уме? — мне и так тяжело, а своим вопросом он меня, чуть ли не сразил наповал, — я тут выбиваюсь из последних сил, чтобы его спасти, а ты подозреваешь, что забираю убить? — старик смущён, но, тем не менее, поясняет,

— Но, как же? После соития с богиней… — дальше я знаю, может не договаривать. Но не в моих интересах сейчас раскрывать все карты, а то чего доброго, побоится отпускать со мной драгоценного эреде, поэтому спокойно, вернее, как можно спокойней отвечаю,

— Я слишком сильно люблю Вашего герцога, — и ведь ни капли не кривлю душой, — больше собственной жизни люблю, так что он в безопасности.

— А, как узнать о его дальнейшей судьбе, Наивеликодушнейшая?

— Я скоро вернусь, — мне вообще, хочется закрыть за собой этот чёртов портал! Заварить его автогеном с той стороны и никогда не вспоминать! Но понимаю, что не вправе вершить чужие судьбы, да и перед Джакопо стыдно. Он жизнь положил, а получается впустую? Костя поправится и снова полезет в этот змеиный клубок, как бы не отговаривала, — мы вернёмся.

— Слава тебе, Наимудрейшая! — радуется Пеппе, я наконец-то делаю два последних шага со своей непосильно ношей, и голодная чёрная дыра со зловещей готовностью заглатывает наши тела…

Мне казалось, что в невесомости, или как ещё назвать состояние, в котором нас несёт, нагрузка от Костиного веса ослабнет, но я ошиблась. Стало тяжелее. Только если до портала его тянуло вниз, то теперь начало отрывать от меня невероятной центробежной силой.

Я, как можно плотнее, прижимаюсь к его горячему телу, обхватив руками за шею, а ногами за бёдра. Можно сказать, что повисаю на нём, как коала на эвкалипте. Очень двусмысленная поза, но не в наших обстоятельствах. Осталось ещё вцепиться зубами, но это уж, на самый крайний случай, потому что он голый по пояс, а ран хватает и без моего участия.

Натянуть что-то Косте на торс мы с Пеппе не решились, тем более, что он как тряпичная кукла без костей, очень тяжёлая кукла. Вот и сейчас, если его связанные руки не сломают мою тонкую шею, это будет чудо…

Шея, всё-таки, у меня на удивление крепкая, и я очень рада, что хомут по имени Роберто Гаурелли герцог Оберонский оказался мне по силам. Как сказал бы любимый: «своя ноша не тянет».

Наш увлекательный полёт всё-таки завершился удачно. Я даже умудрилась извернуться так, что в жёсткую дверь холодильника упёрлась не Костина спина, а моя. Ещё одно усилие, и мы выпадаем домой. Вернее, это не последнее усилие, а вот когда я доволокла свою чудо-ношу до дивана, заворотила её так, чтобы оказалась на животе, и вынырнула из хомута связанных рук, вот это и есть — моя победа!

В доме ледник, но это всё потом. Сначала телефон! Умер, конечно! Ставлю на зарядку, мне бы хоть одну тонюсенькую полосочку на один маленький звоночек! Минуты, пока оживает гаджет, кажутся бесконечными. Я в это время разрезаю Костины оковы, а то скорая прикатит, парни скажут, что я сама его скрутила и так уделала спину, садистка!

— Мишаня, привет! — звоню сразу, как появилась возможность, а Миха, слава Богу, сразу же отвечает,

— Привет, Танюха! Куда пропала-то?

— В отпуске, — церемонии разводить некогда, — ты на смене? — а сама кулак сжимаю на удачу.

— Ага! Куда ж без любимой работы, я сутки через сутки кручусь, деньги нужны, так что по теории вероятности пятьдесят на пятьдесят ты попала в яблочко! — ещё один маленький плюсик!

— Вызов сможешь взять сейчас к нам в посёлок?

— Так-то не охота в ваши дебри тащиться, — ноет Миха, и я его очень даже понимаю, но,

— Мне очень надо! Вопрос жизни и смерти… не моей!

— Валяй! Звони, я пошёл в диспетчерскую, — вздыхает.

— Мишаня, я тебя люблю! — ору в трубку, он только смеётся,

— Любишь, любишь, да только не меня…

Через полчаса с душераздирающим рёвом сирены, всегда таким ненавистным, когда он нарастает при подъезде к нашей больнице, а теперь ласкающим слух, и восхитительно-синей лампой на крыше, называемой в народе цветомузыкой, прилетает знакомая неотложка. Я даже не пыталась растопить печку, всё равно не успела бы.

— Закаляетесь что ли? — это Миха, — что в доме, что на улице!

— Только прибыли, — веду его и напарника в дом, — вот!

— Охренеть! — оба фельдшера резко оседают при виде мокрого кровящего, частично побуревшего и запёкшегося месива, — что с ним?

— Снят лоскут кожи, — что я могу ещё добавить? Разве что, — это не я!

— Ясен пень! — Миха верит, — сколько времени?

— Пошли вторые сутки, — оправдываюсь, — я его такого нашла.

— Так, ладно, потом расскажешь! Сейчас посмотрим, что там у нас в чемодане завалялось, — достаёт антибиотик, сразу жаропонижающее, опытной рукой набирает всё в шприцы, профессионально находит вену даже с учётом, что локтевой сгиб снизу, и вводит быстро один за другим. Второй парень тоже не стоит на месте,

— Я за носилками, водителя Толика позову в подмогу! — потом вопрос ко мне, — ты с нами? — риторический,

— Конечно! — бегу одеваться. Хотела спросить, что там за бортом, а потом осеклась, я же не с Луны свалилась, должна была как-то добраться до дома.

Все вместе мы умудряемся с первой попытки уложить Костю, как подобает, я сверху накрываю его чистой простынкой, и погнали!

Сижу рядом с носилками, держу любимого за руку. Она такая горячая, что страшно представить, какая у него температура, и жаропонижающее не берёт! При такой обширной ране сепсис не удивителен, да и времени потеряно много. Но раньше бы не получилось, всё что смогла.

— Вы из Египта, что ли явились? — Миха, обернувшись с пассажирского сиденья, вырывает меня из собственных мыслей, — больно уж ты смугла да румяна для нашей погоды,

— Нет, из земли обетованной, — что я ещё могу сказать? Не из Абекура же?

— Он у тебя еврей?

— С, чего ты взял? — вот у парня логика!

— Так раз в Израиле гостили, а санитарка твоя давеча говорила, что знакомиться с родителями поехали.

— А-а, — тяну… Спасибо тебе, Никитична, подмогнула! — не-ет, мы просто отдыхали.

— Это его на отдыхе так разукрасили? — не отстаёт, а я не знаю, как ответить,

— Не спрашивай, Миш, я отлучилась ненадолго, пришла и вот сама эту красоту увидела. Он никакущий, спрашивать не у кого, как только дома оказались, ты — первый, кого набрала.

— Я даже знаю, почему, — посмеивается, — едем, конечно, в вашу богадельню?

— Только в неё! Мне так спокойней!

— Слушай, и чего ты себе такого мужика выбрала непутёвого? Вроде амбал здоровый, а всё по больницам. И всё с приключениями. Может, он мафиози, какой-нибудь проштрафившийся, вот его свои и гнобят потихоньку?

— Миш, давай без версий, — останавливаю полёт фантазии, — всё равно, не угадаешь.

— «Любите, девочки, домашних мальчиков», — цитирует Миха на свой лад известную песню, — а от романтиков — лишь геморрой!

— Спасибо, учту! — мне бы рассмеяться над шуткой, да только не смешно!

Страшно! Именно сейчас осознаю, как долго мой Костик уже не приходит в сознание! Бывшая вчера свежей рана, сегодня уже всерьёз воспалилась, и кожа покрасневшая и вздувшаяся вокруг неё — очень дурной знак. Поражённая площадь слишком велика, чтобы отделаться лёгким испугом, а сроки без лечения сильно затянулись!

— Не куксись, подруга, — поддерживает Миха, видно увидал мой кисляк на лице, — всё будет ок, и не таких вытаскивали!