— Не бойся, любимая, скоро всё закончится! — Костика над ухом я услышала прекрасно, значит, эта какофония не в голове! А он держит меня так крепко, словно попала в железные тиски. Даже вдох свободно не могу сделать. Но пусть уж лучше так, я готова остаться с переломанными рёбрами, лишь бы эта круговерть не оторвала нас друг от друга! А то занесёт куда-нибудь, и поминай, как звали! Сдохну в чёрной дыре, как собака!

Представляю, как он после такой карусели, одуревший и оглохший вывалился в чужом мире, сразу наполучал пинков и был изгнан от портала на верную погибель!..

Сколько времени нас месит в центрифуге, не представляю, но кажется, скорость витков замедляется, гул в ушах слабеет и вдруг, бездна со смачным чпоком выплёвывает свою добычу куда-то!

Приземлились мягко. В смысле я, потому что на Костика, а на что он упал, не знаю. По-прежнему темно. Хотя, тьма не такая плотная, как в воронке. Немного света поступает, после абсолютной черни, глаза могут разглядеть очертания неровных скальных поверхностей и сводов, а уши после гула, во внезапно наступившей тишине, расслышать стук капель о камни, кап, кап, кап…

— Костя, — шепчу, потом поправляюсь, — Берти! Ты жив?

— Жив, Наихрабрейшая моя, — смеётся, — надеюсь не для того спрашиваешь, чтобы сразу здесь меня казнить?

— Ты гадёныш, Берти! — он лежит подо мной и улыбается совершенно безмятежно, будто не на камни свалился со своей ношей, а разлёгся на пляжном песочке, — зачем втащил меня за собой?

— Видела бы ты свою унылую мину, когда прощалась, — вот ведь, поросёнок, и не скроешь ничего, — я дал тебе подумать, осознать, и вернулся. Тем более, сама сказала, что решать мне. Я вроде бы пока ещё мужчина?

— Безусловно, Берти! — тут уж крыть нечем.

— Так вот и решил! — меня волнует не это,

— Ты хочешь сказать, что прокрутился в этой мясорубке два раза подряд? Туда и обратно?!

— Чего не сделаешь ради богини? Выпал сюда, полежал, подумал и вернулся! Это тебе не на такси кататься: двойной тариф в один конец! Здесь всё бесплатно! Мотайся, не хочу!

— Если мне даже приплатят, обратно не полезу!

— Домой больше не вернёшься? — вот хитрец!

— Вернусь, конечно! Но сразу назад не смогу!

— Это только в первый раз страшно, с непривычки! И добро пожаловать в Оберон, любимая!

— Это вот этот склеп ты называл красотой? — ничего себе красота!

— Это старый разрушенный грот, я провалился в него случайно, когда скрывался от мага. Интересно, кто-нибудь из предков знал, что в этих руинах воронка в иномирье?

Костя аккуратно стаскивает моё непослушное тело с себя, садится и пытается привести в вертикальное положение, но я, как ватная, лишённая позвоночника кукла, пластаюсь назад,

— Брось меня, командир, выходи сам!

— Ничего, ничего, сейчас реанимируем, — вот набрался! От меня, что ли?

Устроив мою голову на своих коленях, растирает виски, разминает ладони, пальцы, потом плечи и снова велит садиться, помогает. Послушно пытаюсь, кажется получается, и мир вокруг переворачиваться перестаёт. Потом, поднявшись сам, подхватывает меня подмышки и осторожно ставит на ноги. Они, как не мои: колени дрожат и подгибаются, а тело кажется непосильно тяжёлым для двух ватных палочек, которых я почти не чувствую.

Костя, подхватив одной рукой, второй снимает с меня куртку,

— Здесь не холодно, а снаружи, вообще, жара, — и свернув её валиком, усаживает сверху. Стаскивает носки и начинает разминать стопы, так же как до этого ладони. От его активного массажа, кровь приливает к конечностям, я наконец-то ощущаю себя целиком со всеми габаритами, и уже жарко!

— Всё, хватит, щекотно, Костик! Попробую встать.

— Давай, любимая! — натягивает ботинки прямо на босые ноги и поднимает снова.

Со второй попытки это удаётся. Затем разматывает шарф, стаскивает свитер, шапки с перчатками я, конечно, лишилась в центрифуге, хорошо хоть телефон с ключами и банковская карта, были во внутреннем кармане, всё это добро по-деловому запихивает в рукав куртки и дойдя до расщелины в скале, затыкает туда.

— А, в чём я буду ходить? — видимо рассмешила, он заливается,

— В лёгком платье, воздушном и прекрасном, как и полагается богине! — потом поясняет, — я свою куртку туда же убрал. Не волнуйся, никто не заберёт, это мои владения, да и мода в Обероне другая! Летняя круглогодично! — возвращается, обнимает, — пойдём греться! — и мы отправляемся на свет…

Пройдя почти на ощупь по каменным развалинам грота и чудом не переломав ноги, мы выбираемся. Ясный день ударяет резко солнечными лучами, не замутнёнными ни одним облачком, никакой дымкой. Глаза зажмуриваются сами собой, знала бы, тёмные очки захватила… и сланцы, и сарафан, и купальник!

Я попала в лето! Да не просто в лето, а явно куда-то поюжнее Центрального региона России. Понемногу приучая глаза к яркому солнцу, осматриваюсь.

Ничего сказочного, листва на деревьях зелёная, травка тоже не серо-буро-малиновая, всё, как полагается. Разве что размеры! Листья с наши лопухи на заброшенных помойках, но кто сказал, что в Амазонской сельве меньше? Там же широколиственные леса, как я припоминаю из школьного курса географии. Цветочки тоже в высокой травке не очень причудливые, просто слишком яркие и крупные. Не то, чтобы прям невозможно здоровенные, а такие, будто садовод поработал, а не сами по себе выросли.

Птички поют в лопухастых кронах, но не квакают и не орут дурниной, а издают вполне благозвучные трели, как им и полагается. Бабочки порхают такие же ошеломительно яркие и большие, как цветы, но в остальном не придерёшься, насекомые и насекомые, на птеродактилей не похожи.

Может, в зоне Чернобыльской аварии так же всё цветёт и колосится, не зря туда народ на экскурсии повадился.

— Ну, как, любимая? Узнаёшь природу Абекура? — Костик вклинился в мои размышления.

— А должна?

— Хотелось бы, — пожимает плечами, но не настаивает. Что взять со склерозной богини, которая и так ничего не помнила, а после болтанки в центрифуге, растеряла остатки памяти.

— Куда мы пойдём? В твой дворец? — надо побыстрей вникать, что тут да как, если уж оказалась.

— Нет, пойдём к Тео, сначала разведаем обстановку, — мы с Костиком думаем в одном ключе, вот что значит, истинная пара! Ну, хотелось бы верить.

— Тео? — помню это имя, — ты в бреду звал его! Кто он?

— Друг и начальник моей личной стражи.

— Рискуешь, Берти! Если твоя стража проворонила мага-убийцу, то к Тео я пошла бы в последнюю очередь.

— Исключено! Матео, можно сказать, мой брат, мы с детства вместе! Он рисковал ради меня не раз и не два!

— Тебе видней, — чего суюсь, он же не младенец, — далеко до него?

— Пешком не близко, а коня взять негде. Хочешь понесу, богинюшка? — пора с этим завязывать.

— Берти, не называй меня так больше! Хотя бы на людях не надо, а лучше, совсем забудь! И я пойду сама, если устану, тогда посмотрим.

— Слушаюсь, любимая! — смешно берёт под козырёк, которого нет.

А он доволен! Лицо прям светится, улыбка шире плеч! Красавчик: волосы скрутил бубликом на макушке, чтобы не мешали, тонкая футболка в облипку по фигуре, джинсы плотно обхватывают крепкие бёдра — Аполлон!

Эх, Берти, Берти, не рано ли ты расцвёл? Не спешишь ли радоваться? Что-то не нравится мне вся эта благостная райская красота! Чует сердце, будут сюрпризы. Но раз путь далёк, не стоит терять время,

— Расскажи мне, дорогой, поподробнее о своей земле. В голове не укладывается, что за пять минут можно перенестись из зимы в лето, а уж в иной мир, тем более…

— Любимая, слышала ли ты что-нибудь о земле обетованной?

— Ну, слышала, кажется это Палестина. Туда евреев Моисей из Египта увёл. Ещё и помотал по пустыне лет сорок до этого.

— Абекур — земля обетованная!

— С чего ты взял?

— Это прямой перевод названия, — вот так новость!

— А можно поподробней?

— Можно. В самом начале времён, когда первые люди заселили благодатные земли, богами им было дано многое. Но народ, не знавший тяжёлого труда, пустил лишнюю энергию в разврат и прочие непотребства. Когда дошло до апогея, и люди утонули во грехах, боги решили их утопить совсем, наслав в виде кары всемирный потоп… — кажется,