Порядком поплутав, наконец-то натыкаюсь на знакомую вывеску цирюльни, потом на маковый бублик над входом в булочную, слава тебе Дадиан, моя улица!

А дальше припускаю бегом. Многовато я погуляла, конечно, день уже к вечеру клонится, Костя меня убьёт!..

Вот и знакомый дом, затерявшийся в густых зарослях. Скорей сворачиваю на прямую аллейку, ещё два десятка шагов, и я на месте!

— Орго? — точно, это тот самый конь Матео, которого у нас забрал, — Джакопо! Здравствуйте! — наш типа старец стоит на крылечке всё в том же лихом моложавом облике, в каком мы его и оставили у Жюстин. Интересно, это не вредно для его слабого немолодого сердца?

— Ну, вот! И богиня твоя Наисветлейшая вернулась! — успокаивает Костика. А я на любимого глаз поднять не смею, стыдобища! Он, слетев с крыльца, буквально в два шага уже возле меня, не успеваю пикнуть, как оказываюсь на широком плече, словно мешок с картошкой, да ещё и по попе прилетает! Не больно, но обидно! Я тут, понимаете ли, жизнью рискую, королевство спасаю, а мне награда!

— Пойдём-ка, посекретничаем, Наипослушнейшная моя! — и прямой наводкой на свою половину, только бросил напоследок принсипале, — Джакопо, не входи!

Ой, беда, беда, огорчение! Сейчас припомнит мне вчерашнюю бесовскую оргию, натычет носом в порез на груди, и выкинет на все четыре стороны, даже не успею рассказать про свои сегодняшние подвиги, надо идти на опережение,

— Костик! Ой, Бертик! Прости, не знаю, что вчера на меня нашло! — он в это время ставит меня пол, одёргиваю задравшийся подол огромного платья и продолжаю, — это всё Жюстинино зелье! Ну, ты же тоже его почувствовал? Должен меня понять, всего-то капля, я не ожидала, что мне с неё сорвёт чердак! — а он глядит так, будто ничего не понимает,

— Какая капля? Что ещё за зелье? Ты о чём, Тань?

— Ты что, не почувствовал? — даже обидно, — я тебе целых три накапала!

— Куда?

— В вино, куда ещё-то! Думала, расслабишься, нервничать перестанешь, но…

— Что-то пошло не так? — заканчивает за меня. Усаживается в кресло, ручки на груди скрестил, наблюдает внимательно, слушает, чем оправдываться буду,

— Угу, — шмыгаю и ползу к нему, — простишь? Не знаю, как так вышло…

— А, чего прощать то? — ухмыляется, затаскивает себе на колени, — было весело! Ты прикольная под мухой, дурная, конечно, но классная! — потом суровеет, — давай-ка меня с толку не сбивай, вот это что такое? — достаёт из кармана бумажку, которую я ему оставила утром, и суёт под нос,

— Записку тебе написала, чтобы не волновался, — беру листок, читаю, — «Берти, прости за вчерашнее, ухожу, но вернусь, есть дело, не ищи».

— Уверена? Знаешь, что тут написано? — и читает какую-то хрень, — «Берти, прости за вчерашнее, ухожу, не вернусь, тело не ищи».

— М-да… Практически без ошибок, — слава Богу, не пустился на поиски! Потом вспоминаю, какие у меня новости, — наплюй! Я сейчас кое-что тебе расскажу! — а он отчего-то не плюёт,

— Ты что обещала? — разворачивает к себе лицом, — возьми меня, Берти, буду сидеть, как мышь в норе?! Это так ты сидишь? — злится, весь напрягся, сейчас ещё выпорет, как непослушную дочь, — где тебя носило, Тань? — в глазах боль, — я чуть с ума не сошёл, да ещё записка эта! Если не Джакопо, уже всю Саленсу прочесал бы!

— Вовремя явился наш герой — любовник, — и без перехода, потому что надоело выслушивать выговоры, когда у меня такое! — я во дворце была, с джениторе твоим познакомилась и с Валерией!

— Что?!! — вот так, миленький мой! Пока твой хитромудрый принсипале гробил силы и время на любовном фронте, ненужный балласт по имени Таня, подобрался к папочке ближе некуда!

— В общем, обнаружив утром… — так об этом умолчим, — короче, я пошла в Храм Пантеона, там встретила королеву… — и далее по порядку всё, что со мной случилось, вплоть до возвращения домой.

— Отравление? — Костик необычайно серьёзен, — пойдём, поговорим с Джакопо, — спускает меня с колен, а жаль, мне было удобно и приятно. Я за день столько нервов истрепала, что Костины колени, его руки действуют на меня, как успокоительное, а ещё,

— Я вообще-то целый день не ела!

— Тем более, пошли!

Умытая, переодетая в нормальную одежду, сижу за столом. Пеппе навалил мне целую тарелку всякой вкуснятины, и я наслаждаюсь. Вернее, пытаюсь наслаждаться, потому что Джакопо, уже обратно постаревший и подурневший, но такой же неутомимый, устроил мне форменный допрос,

— Говоришь, дело в сервизе?

— Думаю, в нём. Свинец или плюмбум, как хотите называйте, нельзя использовать для пищевых целей, для косметических тоже, а пар ы его ещё более вредны. Король чахнет полгода, вернее, тогда первые недомогания возникли. Все симптомы указывают на хроническое отравление тяжёлыми металлами. Сервиз, как раз в это время и появился. Королева сказала: подарок, кажется, Югонда из, не помню, откуда, типа настурции слово или Турции.

— Астурция? — уточняет.

— Точно!

— А, кто у нас полгода назад ездил в Астурцию? — гляжу, Костик опускает глаза долу. Сразу мысль,

— Ты что ли папе сервизик подсуропил?

— Про сервиз я ничего не знал, — пожимает плечами, но нашему принсипале, главное ухватиться,

— А с тобой кто ещё ездил?

— Да много кто! Лучше спроси, кто дома оставался, целая посольская делегация! Тео тоже меня сопровождал.

— Ну, не Тео же королю подарки привёз? — резонно заявляю, — где Тео и где король?

— Да, какая разница, кто его привёз? Погрузили с другими дарами, вот он и прибыл, — рассуждает Джакопо, — может, никто не в курсе, что свинец ядовит. Мы не знаем, и они там, в Астурции не знают. Иначе непонятно, на кой чёрт Югонду травить Ригондо, когда дело сладилось? Я ведь прав, Берти? — уточняет у Кости, — сладилось?

— Может, не будем об этом? — я чего-то не догоняю, но у Костика в глазах тревога и мольба. И мне это совсем не нравится,

— Что за дело? — вижу, Джакопо не решается прояснить ситуацию, пристаю к любимому, — Берти, скажешь, всё-таки? — а он молчит, как партизан на допросе.

— Свататься он ездил, — старик не выдерживает и Костю ещё укоряет, — ты не прав, сынок, что скрыл, она всё равно бы во дворце узнала.

У меня кусок в горле встал ни туда, ни сюда, и аппетит разом кончился. Прокашлялась, запила,

— Спасибо, Пеппе, я спать! — ухожу ровной походкой, ни один мускул не дрогнул, а душа упала. Кто бы только знал, какая тяжесть неподъёмная эта душа! Тяжелее любого камня, любого огромного монолита! А говорят ещё, что нет такого органа — душа! Может, и нет, пока порхаешь бабочкой от счастья, а когда несчастьем прижмёт, тогда этот орган очень хорошо чувствуется пудовой гирей в груди и на горле удушающей петлёй. И даже не понятно, что мешает сделать нормальный вдох, петля на горле или эта тяжесть…

— Тань, прости! — Костик врывается на мою половину, — это когда, было-то! Я ещё тебя не знал! Это до того, как провалиться в портал!

— Чего ты не знал? Что у тебя есть невеста? Я спрашивала не один раз! Ты мне вот это когда показывал, — корону изображаю на затылке растопыренной пятернёй, — её имел в виду? А потом, когда заговорил, сто раз сказать мог! Мог?!!

— Мог, — вздыхает сокрушённо, потом головой мотает, — не мог! Понимаешь, Тань, не мог я такое сказать, потому что не нужна она мне! Какая может быть невеста теперь, когда ты у меня есть?

— Ты ей отказал? — уточняю, хотя ответ предельно ясен, когда бы он успел?

— Нет…

— Значит, у тебя до сих пор есть невеста, и это не я. Поэтому отправляйся на свою половину, делать тебе здесь нечего! — даже говорить такие вещи больно, а как одна останусь, если послушается, вообще, не представляю.

— Ты меня бросаешь? — интересный вопрос,

— Чтобы кого-то бросить, сначала надо этого кого-то заиметь! Я лапшу с ушей сбрасываю! Вот, как это называется! Завтра, так и быть, смотаюсь ещё раз во дворец, раз уж обещание дала, да и Валерию с папочкой твоим жалко, а потом, будь добр, найди возможность отправить меня в Оберон. И можешь не провожать, подберу какой-нибудь камень потяжелее, как Му-му, и Бог даст, долечу до дома.