Только есть ли у меня право? После стольких казнённых, положивших жизни на алтарь запретной любви и тех, что остались их навечно оплакивать, выбрать иное, выгородить себе привилегии и попрать нерушимый закон?

Но Наиниль в отличие от меня не холодна и не жестока, поняв мои сомнения, бросает спасательный круг,

— Вас оправдывает то, что Вы не знали, что являетесь богиней! И наследник Гаурелли не знал!

— Он знал! Это я его переубедила! — чего, врать-то!

— Если переубедили, значит, не знал! — настаивает Наиниль, — так Вы спасёте его, Наисветлейшая? Вы же любите его! Спасите!

— Не могу, — душа на разрыв, — если спасу, то потеряю лицо! Как я буду смотреть в глаза тем, кого не спасла? Кого приговорила своим законом?

— Так потеряйте! Потеряйте своё лицо! Оно от этого не сильно пострадает! Признайте, что ошибались! Дайте шанс и право другим на будущее! Ваше сердце оттаяло, оно теперь стучит по-новому, трепещет по-новому, по-человечески! Вы же себе не простите!

— Ты права, Наиниль, себе не прощу! А Роберто будет жить, он и правда, ни в чём не виноват… И ещё кое-что исправлю!

Иллюзия темницы снята. Сначала хотелось дождаться рассвета и накрутить хвоста коварному Бартоломео! Продемонстрировать народу живого и здорового Роберто, вправить мозги королю и вернуть беднягу Армандо из иномирья. Но осознав, кто я есть, размениваться на мелочи и заниматься дешёвыми спецэффектами не собираюсь!

Поднявшись над мирской суетой, берусь за работу, которой не утруждала себя никогда: листаю прошлое.

Оно цветными картинками, состоящими из отдельных фрагментов, предстаёт перед глазами:

Барт, ведёт переговоры с Раулем, попеременно то угрожая, то обещая ему золотые горы при дворе короля. Короля Бартоломео Второго!

Вот он заказывает сервиз для брата. Мастер сразу предлагает серебро или его сплав, но заказчик настаивает на свинце. Значит, знал, что ядовит. А мастер, изготовив произведение искусства, вскоре умирает, потому что вдыхание паров свинца даже вредней, чем его проглатывание!

Ещё одна страница назад: маг, промакивая мягкой тканью кровящую в местах проколов кожу, кладёт стежок за стежком серебряную вышивку на спину Армандо. Тот сжимает челюсти и тихо стонет от боли, но терпит. Зачем? Почему несчастный парень пошёл на такую пытку?

Ещё лист назад: случайная встреча Барта с Армандо и уговоры, что тот, став королём по праву, как же этот болван близок к правде, даже не представляет, он сможет претендовать на руку и сердце недосягаемой любимой. А кто у нас любимая? Вот это новость — принцесса Флоранс или, как её все ласково называют Флор!

Ещё несколько шагов в прошлое: Бартоломео в обители мага-отшельника оставляет кожаный кошель, набитый лоринами, получает склянку с ядом для Констанс. А ведь несчастная женщина виновата только в том, что рождением сыновей всё больше отдаляла этого проходимца от вожделенной короны.

Вот молодой красавец Джакопо в форменном мундире, нахлёстывает что есть силы коня, увозя, прижавшегося к его груди, плачущего светловолосого мальчугана из ночной Саленсы. Значит, всё было настолько серьёзно, что пришлось торопиться?! И мой Берти мог никогда не стать взрослым, мы бы не встретились! И мне было всё равно?!

Я листаю и листаю, понимая, что так много пропускала, не обращая внимания на казавшуюся смешной и ничтожной, мелкую возню простых смертных! Столько позволила несправедливости и боли, потому что мне было никого не жаль.

Долистываю то до того самого места, откуда надо всё исправлять: рождение младшенького в предыдущем поколении династии Гаурелли. Вот та самая картинка, составленная из отдельных паззлов, как и все предыдущие.

Только ещё собирающийся появиться на свет младенец Бартоломео, второй сын в счастливом семействе короля Абекура, Роберто пятого, уже вовсю пробивается из материнского чрева на свет, хлопочет повитуха, вокруг мающейся потугами венценосной роженицы снуют служанки: кто-то отирает испарину на её раскрасневшемся от напряжения лице, кто-то подносит к пересохшим губам кружку с водой, кто-то уговаривает, сделать ещё одну попытку исторгнуть из себя дитя. А я — Всемогущая богиня Дадиан, пресыщенная полной доступностью всего, что только возможно, пробую новую диковинку — жабий нектар!

Наш развесёлый отвязный Ксанти — бог третьего уровня Пантеона, отвечающий за удовольствия, стащил это изобретение у какой-то болотной ведьмы, обещая, что глоток подозрительной чёрной бурды подарит незабываемые ощущения!

И вот, поперхнувшись этой дрянью, я кашляю в тот самый момент, когда голова младенца показывается на свет, а брызги попадают на его нежное розовое личико. Я просто не обратила внимания! Зашлась в кашле и проклятиях, всё высказала Ксанти, сослала его на пять лет обычным человеком в дикие земли, а книгу отбросила не глядя.

И дальнейшая вереница событий пошла тем путём, которым пошла.

Возвращаюсь к тому самому мгновению, оттираю всё до капли, картинка чиста. Тут же, как кости домино, выставленные для забавы в определённом порядке, так чтобы, если толкнуть одну, создают волну падения, цепляя друг дружку по цепочке, начинают меняться картины жизни, на первый взгляд самостоятельные и независящие от того маленького случайного забытого мной события. Но это для меня маленького, а для кого-то ключевого, главного.

И вот уже вижу, как молодой красавчик Барт кокетничает с фрейлинами матери, как радуется за Ригондо на его свадьбе, как всерьёз ухаживает за Валерией, предлагает ей руку и сердце, а потом, как у счастливой четы герцогов Новельских рождается один за другим пятеро детей! И все довольны!

У Бартоломео искренний и чистый взгляд состоявшегося в жизни мужчины: семья — полная чаша, детишки, как на подбор, один краше другого и светленькие в него, и тёмненькие в герцогиню, и любимая женщина рядом…

А параллельно величественный Ригондо Шестой правит справедливо Абекуром, на всё у него хватает внимания и сил, и на королевство, и на двоих сыновей — красавцев, и на любимую супругу Констанс.

Вот он выговаривает старшему Роберто, что пора остепениться и подумать о женитьбе, а мой любимый, не желая поднимать эту тему, всё оборачивает в шутку,

— Все принцессы не те! Разве, что богиню замуж позвать! — за что тут же получает от короля весомый подзатыльник,

— Не гневи Дадиан, обормот! — от этого сжимается сердце: они меня боятся! Даже короли!

Тут появляется Её Величество королева Констанс, высокая, статная, сдержанная и утончённая в своей красоте и величии, только не в любви к сыну. Она проплывает лебедем мимо Ригондо, а он только шею не сворачивает, любуясь каждым её движением, и во взгляде столько любви и счастья!

— Ты несправедлив, мой дорогой, у нашего Берти судьба особенная! — корит супруга, нежно перебирая волосы сына, опустившегося к ней в поклоне, и тепло по-матерински, а вовсе не по-королевски целует его в макушку. Берти совершенно счастливо, порывисто прижимается к матери, обхватив её руками, и меня обдаёт острой болью, как же легко и бездарно я лишила его детства и материнской любви в прошлой жизни.

Изменения расходятся широкими кругами, подобно тем, что идут от брошенного в воду камня. И вот уже в доме на холме дедушка Джакопо живой и здоровый, дослужившийся до высоких чинов и сам выпросившийся на заслуженный отдых, возится со своими милыми внучатами Амадеусом и Микеле, а немного поодаль светло улыбаясь сидит счастливая Жюстин…

Одна исправленная давняя ошибка повернула ход истории Абекура в совсем ином направлении. Я испытываю чувство, которое у простых смертных, кажется, называется счастьем. Я сегодня — молодец!

Но ещё кое-что забыла!

Несколько страниц другого романа пролистываются в прошлое,

— Наиниль, ты можешь покинуть Пантеон и последовать к своему возлюбленному в иномирье! И жертва мне твоя ни к чему! Будьте счастливы, живите в мире, плодитесь и размножайтесь, совет да… — но тут Наиниль, та, что сейчас стоит рядом с моим воздушным троном, останавливает меня на полуфразе,