Кое-как прилаживаю к стволу, вроде не шатается, добираюсь до вожделенной развилки, в которой глубокая трещина с нашим с Костей тайником, только собираюсь руку сунуть, как откуда ни возьмись,

— Смотрю, птицы перелётные из тёплых краёв вернулись, уже гнёзда вьют! — Денис, сукин сын, я чуть с дерева не упала.

— И тебе привет, соседушка! — будь ты неладен!

— Ну, что? Как отдохнули с благоверным? Где он, кстати?

— В тёплых краях задержался, — леплю, что на язык приходит, — скоро прилетит, как раз к гнездованию.

— Ну, привет ему! — вроде мимо пошёл. Посидела минутку, огляделась, никого не видать. Опускаю руку в дупло, и сердце падает — пустота!

Первая мысль — сосед! Хотела было уже свалиться и за ним, но потом осенило! Мешок тяжёлый, дупло выгнило давно, тут и надо было совсем немного, чтобы он провалился.

Спускаюсь на землю, стучу по стволу, так и есть — гулкий звон пустоты. Эффект барабана заканчивается примерно на уровне моей груди. И как мне туда проникнуть? Иду за топором. Квест под названием «Оберонское золото» усложняется шаг за шагом.

Деревьев не рубила отродясь. Думаю, проще расколошматить ствол вдоль в нужном месте, чем срубить берёзу целиком. Но и такая моя стратегия толку не даёт, щепки во все стороны, а до полости никак добраться не выходит.

— Слушай, соседка! — я убью его! — не знаю, чем тебе насолила эта берёза, но давай что ли я её спилю? Раз уж так невмоготу! — всё равно не отвяжется,

— Спили, Денис! — пускай ниже моей метки отпилит, а там я сама достану, что нужно.

— И, чего тебе приспичило это несчастное дерево? — Денис возвращается с бензопилой. Чиркнул по стволу, и вся недолга.

— Спасибо, дрова нужны!

— Ой, Господи! Купить тебе что ли? — почему он вдруг такой добренький?

— Не стоит! Сама разберусь и… спасибо, что спилил.

— Давай на чурбаки порежу сразу, — уже пристраивает полотно, да как раз к тому самому месту!

— Не-ет! — ловлю за руку, — оставь так! — сосед удивлённо отводит пилу, смотрит, как на полоумную,

— Ты, это! Зови, если что… — смешно, если бы наши участки разделял плетень, прошёл бы сквозь него.

— Обязательно!

Удаляется наконец восвояси. И хорошо, что между нами Великая Китайская стена. Зато я потрошу ствол без наблюдателей, обнаруживаю там пачку сигарет и драгоценный мешок. Присыпав его обломками, уношу домой…

Не представляю почём продают золотые монеты, не знаю, сколько с собой взять. Отсчитываю десяток, всё остальное прячу в печке. Вряд ли кто-то зайдёт в моё отсутствие и устроит обыск, но риск — не моя тема. А берёзу жаль, больше такого надёжного тайника у меня нет…

Обратно в город возвращаюсь в такси. Тётка Тамара заприметила меня ещё, когда с автобуса бежала, да видно не смогла покинуть боевой пост, чтобы высунуться, зато сейчас успела, уже на крыльце своего супермаркета маячит,

— Ну, что, путешественница, налегке вернулась?

— В смысле? — сейчас прямо всё и расскажу на площади.

— А где же кумир наш иноземный?

— Так скоро прибудет, не волнуйтесь, тёть Том, дела задержали. Он же у меня деловой! — хорошо, что таксист шустрый подвернулся, только я к машине, а он уж двери открывает.

— Что-то смотрю деньги не бережёшь, подруга, всё индивидуальным транспортом! — продавщицу не унять.

— Тебя забыла спросить! — это я мысленно, конечно, а вслух не удостоила, просто захлопнула дверь, и мы поехали.

Соблазн попросить довезти сразу до ломбарда очень велик, но не рискую, прошу до центра, а там дойду. Возможно, я слишком мнительна и подозреваю в недобром хорошего человека, но таков мой характер и жизненный опыт. Лажать по ерунде нет возможности. Лучше уж я по-крупному!

Никогда не пользовалась ломбардом. Да по большому счёту он мне и не нужен, просто при нём есть скупка. Туда мы с мамой много чего перетаскали в трудные времена. Так что разберусь.

— Здравствуйте! — подаю в окошечко паспорт и пару лоринов для начала. Там женщина средних лет, вся золотом обвешана, как Кремлёвская ёлка, наподобие Костиной мачехи, кидает взгляд на мой товар и отправляет,

— К Борису Моисеевичу, пожалуйста, он у нас по нумизматике и прочим филателиям, — указывает окошко напротив. Забираю добро, отправляюсь, куда послали.

— Здравствуйте! — в оконце дедок лет семидесяти пяти, сухонький, маленький, седенький, такой колоритный, что только кипы на темечке не хватает.

— С чем пожаловали, милая девушка? — подаю монету. Берёт осторожно буквально двумя пальчиками, — интересный экземпляр.

Крутит под яркой лампой и даже что-то через большую лупу рассматривает, я жду. Потом, предлагает, — а не выпить ли нам чаю? Здесь неподалёку прекрасная чайная, — и так у него здорово это «ррр» перекатывается, слушала бы и слушала, — а какие пончики подают! — а уж о пончиках я, вообще, молчу. Забираю монеты и паспорт,

— Не откажусь! — дедуля явно не хочет рядом лишних ушей, калач тёртый,

— Людмилочка, — обращается к приёмщице, у которой я была до него, — что-то я притомился, пойду с красавицей молодой выпить чаю. Не купить ли тебе чего?

— Ну, Вы же знаете мою слабость, Борис Моисеевич, зачем спрашивать? — кокетничает Людмилочка.

— Помню, помню, два в розовой глазури! — смеётся старичок. Закрывает оконце и навесив табличку «Перерыв», выходит из своего кабинета в шерстяном кашне, прихватив старомодное драповое пальто, и видавшую виды шапку из неизвестного давно покойного зверя.

Уважая годы, хочу ему помочь одеться, но он довольно сноровисто справляется сам и пообещав напарнице,

— Через полчасика вернусь, — выдворяет меня из скупки и выходит следом.

Идём неспешно, всю дорогу Борис Моисеевич расхваливает чайную и пончики, не касаясь волнующей меня темы, будто поход за ними — наша главная цель…

Да он тут завсегдатай! И администратор, и официант благоговейно здороваются по имени отчеству. И сразу провожают за столик в углу. Подмечаю, что для тайных переговоров он самый удобный, рядом ни души.

После того, как приносят заказ, скупщик переходит к делу,

— Мне посчастливилось видеть такую монету совсем недавно. До этого никогда подобных не попадалось. И никому не попадалось. Вы понимаете, милая девушка, что это значит?

— Нет, — откуда мне понимать? Ясно, что не попадалось, но я профан в этом деле. И чем больше морочусь с Костиным подарком, тем чувствую, геморроев будет только прибывать. Скупщик, медлит, разламывает не спеша горячий пончик, словно давая время догадаться самой, но я слишком голодна и спешу. Откусываю свой, жую и жду вердикта. Пончик пышный, ароматный, сдобный, не проглотить бы язык, ничего вкусней в жизни не ела! По крайней мере, за последние сутки.

— Это значит, что цена такой диковинки на нумизматическом рынке очень велика! — сообщает Борис Моисеевич, открывая мне Америку, — я мог бы у Вас её купить, но только по цене золотого лома, не учитывая редкость, а вернее, почти уникальность изделия, а это в разы, да нет! На порядки меньше!

— Так она у меня не одна! Купите несколько! Мне очень нужны деньги!

— Вот что значит, молодая неопытная девушка, — воздевает руки к небу старик, — чем больше монет Вы захотите продать, тем ниже станет их цена!

— И что мне делать? — не понимаю, зачем он всё это объясняет, ведь в его интересах купить как можно больше лома и загнать туда, где заплатят настоящую цену. Но тут он сам же и отвечает, будто прочитав мои мысли,

— Дядя Боря достаточно долго живёт на этом свете, чтобы не кидаться на такие приманки, как молодой щенок за медлительной жабой. Он её схватит, придушит, а потом отравившись ядом, блюёт, не к столу будет сказано. Так и в жизни: нечестная прибыль всегда влечёт за собой слишком дорогую расплату. Я уже слишком стар, чтобы очаровываться деньгами, — вся эта тирада мудрого старого еврея удручает меня несказанно,

— Так куда же мне с этим идти?

— Я помогу, — живо отзывается скупщик, — у меня есть хороший знакомый, он коллекционер, истинный ценитель, позвоню ему и договорюсь, чтобы принял. Просто так к нему не попасть, только по звонку.