— Дай-ка сюда, — отбираю подножную подставку у рукодела, что дёргал серебро из спины жертвы, — придвигаю поближе к мужчине, становлюсь на неё, ещё немного не хватает, чтобы дотянуться до лица, но это пустяк, встаю на мыски и, обняв за шею, припадаю к его разбитым губам.

Сначала ощущаю лишь солоноватый вкус крови, стараюсь быть очень осторожной, хоть возможно этот человек и невольный враг моего любимого, но причинять боль не хочу. Потом чувствую, как размыкаются его губы, пропуская меня вовнутрь. Что-то срабатывает! Физиологическая память организма — этот поцелуй мне знаком! Именно так Костик пропускал вовнутрь и мой палец, и язык, когда мы занимались любовью. Тогда всё так же было без рук, только губы, я не могла ошибиться!

Не оторваться, но вокруг куча недоумённых зрителей. Что это с Наимудрейшей Дадиан? Полезла целовать иллюзора и прилипла?

Отрываюсь, пытаюсь отдышаться, он тоже и теперь не отводя глаз! Неужели двойник целуется так же? И в конце концов, зря что ли целовала-то? Пора бы заговорить!

— Ну? Ответь, ты — Костя? — во взгляде вина, и опять глаза долу! Да что ты будешь делать?! Злюсь, раздражаюсь! Всего лишь сказать правду, и придёт спасение! — я же знаю, что не иллюзор! — перехожу на крик! Ты — настоящий Роберто герцог Оберонский! — вокруг коллективный испуганный вздох, — просто подтверди! — совсем сник и молчит! — ну, кивнуть-то ты хотя бы можешь? — уже не представляю, что с ним ещё сделать, и тут осеняет!

— Дайте нож! Да поострее! Немедленно!..

Мне тут же подносят тот самый инструмент, которым живодёр выпарывал нити из вышивки, он тонок и остёр, как бритва, лезвие чуть больше моей ладони в длину, а шириной в палец. Рассматриваю слишком внимательно, замечаю подробности. Но не ножа, а того, как зрители этого спектакля застыли в ожидании.

Кто испуган: шутка ли, сама Дадиан хочет прикончить иллюзора за строптивость, от того что ослушался и молчит, не взирая на повеление!

Кто-то с любопытством: может решила порезать прикованного пленника на тонкие ремни? Вот он сейчас начнёт извиваться от боли и невольно развяжет язык!

Кто-то вообще закрыл глаза или отвернулся. И это называется охрана! Воины, мать их!

Зато Бартоломео весь — внимание! Он так сосредоточен, что забывает демонстрировать свою выигрышную сторону, давая наконец-то разглядеть себя целиком. Такое чувство, что даже не моргает, боится пропустить самое интересное! А я наконец-то имею возможность оценить насколько чужеродна эта жуткая метка, словно она нечто отдельное, хищник, напавший на здорового человека и пожирающий его лицо, а может и не только лицо, может быть выпивающий душу! Невольно приходит мысль, что главный здесь не Барт, а вот эта злая, враждебная сущность, намертво прилипшая к здоровому телу. Ну так получай! Все получайте!

— Если это иллюзор, то на его теле нет моего знака! — играюсь с холодным оружием, вышагивая перед притихшими зрителями, — а если истинный наследник короны, сын своего отца — Роберто Гаурелли Ригондо герцог Оберонский наследный принц Абекура, то он мною помечен! И совершенно бессмысленно убирать вышивку, я его узнаю даже если не останется ни одного стежка! Потому что он не только будущий король, он — избранник богини Дадиан!

Тут зрители оживляются, те, кто жмурился, раскрывают глаза, отвернувшиеся, возвращаются в исходное положение и даже тянут шеи, короче, все собрались, всем интересно, а Барту больше других, он вообще насторожился. Продолжаю,

— Божественное клеймо на правом бедре наследника размером с мою ладонь, — всем показываю левую руку, — видели? Зрители согласно кивают, кто-то дакнул, — вот и отлично!

Дальше просто чиркаю лезвием ножа по его штанине в районе правого бедра и, взявшись за края, раздвигаю разрез. Народ, забыв бояться богиню, лезет с фонарями, как можно ближе, а в образовавшейся дыре чётко проступает контур моей ладони. Для подтверждения, лишь остаётся приложить её,

— Ну, что, олухи? Чётенько?!

Народ сначала замирает, а потом, как я и ожидала, в сплочённых рядах начинаются разброд и шатание. За всем этим гулом, слышу сверху знакомый тяжёлый вздох.

— Спасибо за помощь! — рявкаю в ответ, так что все разбегаются. Поднимаю взгляд, в ответном застыли слёзы.

— Прости, богинюшка, — значит, по-другому было нельзя! Не мог он по-другому! У меня самой горло перехватило,

— Я люблю тебя…

— Лодочник, — произносит шёпотом только нам известный пароль.

— Достаточно подтверждений, где ты раньше был?! — стараясь не разреветься, скорее срезаю ремни на его запястьях, потом нагибаюсь к ногам, — чего, молчал-то, как воды в рот набрал? Ждал пока эти рукожопы тебя под орех распишут?! — и в это время, слышу ответ. Только не от Кости,

— А у нас уговор, пока он молчит и не дёргается, богине ничто не угрожает, — разгибаюсь в недоумении, — а теперь молись! Можешь самой себе! — и Бартоломео, а это именно он и ответил, в мгновение ока вытаскивает из-за пояса что-то узкое и блестящее и, почти не целясь, отправляет в меня!

Это оказывается стилет! Тонкий, красивый, элегантный с изумительной тонкой работы крестовиной, инкрустированной камнями. Наверняка драгоценными.

Как я могу разглядеть подробности? Да очень просто: эта красивая штука торчит из груди Костика! Вовремя я его освободила! Лучше бы мне не спешить так.

Любимый, завидев опасность, среагировал моментом, откуда и силы взялись, умудрился мгновенно оттолкнуть меня себе за спину. От неожиданности я упала, хотела тут же подскочить и возмутиться, но не успела, всё произошло слишком быстро, Костя начал оседать следом за мной.

И вот теперь я ползаю вокруг него на коленях в глубоком шоке, вокруг публика, разделившись на два лагеря, неистовствует, приближённые Бартоломео окружили его стеной и защищают, а большинство стражи перешли на сторону наследника, а может и на мою, я же богиня!

Только, какая я богиня, если мой любимый лежит с клинком в груди, и даже во мраке подземелья дураку понятно, что рана смертельна, а Великая Дадиан размазывает слёзы и ничего не может поделать! Тут ещё Барт подливает масла в огонь,

— Без паники! — осаждая противников, — это никакая не Наисветлейшая, а простая ведьма, самозванка! Она сама создала иллюзора моего племянника и хотела с его помощью захватить трон!

Народ начинает сомневаться, на меня оглядываться недоумённо, но что я могу поставить против его слова? Только своё без подтверждения делом, а он может всё, у него в руках власть, но предпочитает поиграть в великодушие,

— Сейчас убивать не будем! Что ж мы звери, что ли? Просто оставим их тут на ночь, даже фонари дадим. А на рассвете вернёмся, и если она совершит чудо, я так и быть, признаю свою неправоту. Но уверяю, на утро нам понадобятся дрова для костра на главной площади, чтобы сжечь ведьму. А виселица так и останется пустой, потому что к рассвету иллюзор умрёт, не ходи к гадалке.

После своей коронной речи, Бартоломео идёт прочь не оглядываясь, демонстрируя, что со мной ему всё ясно и не интересно. Свита и прихвостни семенят следом, несколько сомневающихся бросают взгляды сожаления, и мы с Костей остаёмся одни. Напоследок слышу только скрежет замков и засовов в двери. Вот я и оказалось в страшной темнице, а ведь шла на экскурсию из любопытства.

Но мне уже не страшны холодные сырые стены подвала, то что свет фонарей иссякнет, как только в них закончится масло. У меня тут любимый на руках умирает, а я ничего не могу поделать!

— Прости, — его голова на моих коленях, а я сижу на полу, склонившись над ним.

— За что? — не понимаю, в чём виноват.

— Что втянул тебя в своё дерьмо, — боль мешает ему говорить, но он продолжает, — это не твоя война, и я не должен был брать тебя на неё, а я взял.

— Моя, потому что я тебя люблю! — реву, прижимаюсь к его губам, но не требую ответного поцелуя, силы уходят и без того. Клинок трогать не рискую, кровь почти не вытекает наружу, а если достану, возможно, ускорю конец.