— Из-за чего они поссорились?

— Джакопо, — впервые Пеппе называет шефа только по имени, и я понимаю почему, когда он повествует дальше, — по молодости, да и в зрелости был очень хорош собой, ну Вы сами видели. Пользовался большим успехом у женщин, ну вот кто-то и нашептал Его Величеству, что у них с тогдашней королевой Констанс — матерью Его Высочества, вроде как роман. Но это не правда, — горячо заступается за покойного шефа, — Джакопо всегда чётко разделял службу и личное, и уж, тем более, не покушался на честь Её Величества! Он всегда был верен королю!

— Интересно, какая же собака накляузничала на Джакопо? Он же мог разобраться! При его-то талантах!

— Мог, но не стал, а если и имел подозрения, то оставил их при себе, — вздыхает старик, — к тому же королева вскоре умерла.

— Час от часу не легче! С горя, что ли? Или её Ригондо задушил, как Отелло Дездемону из ревности?

— Про Дездемон с Отеллами я ничего не знаю, — отмахивается Пеппе, я и забыла, что Шекспир им тут неизвестен, — но Констанс никто не душил, хотя, причина смерти так и осталась загадкой.

— А, как же вы все — агенты принсипале сохранились?

— Мастер Джакопо сказал, что если наши знания и верность не нужны королю, то родине нужны всегда. Объекты вроде моего были законсервированы, агенты, уйдя на покой, изображали простых горожан или крестьян и продолжали ждать приказа, и до сих пор продолжают… — Пеппе, всё-таки, не удерживается и утирает рукавом рубахи слёзы. Я в темноте их не вижу, но уверена, он плачет, и невольно начинаю шмыгать в унисон с ним…

Рассвет застаёт нас на лесной опушке, я помню эту узкую дорожку вдоль леса, когда Костик свернул на неё специально, чтобы не мозолить глаза на дороге, идущей через селения. Значит, мы уже в Обероне.

Колетт окончательно выбилась из сил, и мы наконец делаем привал. Пеппе выпрягает взмыленную лошадёнку из повозки, отправляет её и Орго на вольный выпас, привязав недалеко от привала и напоив.

Я в это время проверяю Костика. Простынка давно опала ему на спину и, пропитавшись в крови, превратилась в жёсткую кобуру. Осторожно смачиваю её сверху водой и отделяю от раны,

— Потерпи, милый, иначе потом вообще будет не отодрать, — боль нечеловеческая должно быть, а он, как лежал ничком, так и застыл. Меня прошивает нехорошая догадка: я отравила Костю Жюстининым зельем! Перепоила лишнего! — Берти, — легонько трогаю за руку, она тёплая, нахожу пульс и вся ухожу в осязание, сначала ничего не чувствую, потом всё же: тук-тук, тук-тук, — слабо, еле заметно, но понимаю, жив! Как бы хотелось обнять его сейчас, прижаться, но не беспокою, да и ширина повозки непозволительно мала. Любимый мой, только не умирай, только выживи!

Заменив простыню на свежую, немного успокаиваюсь и опускаюсь на траву. Наступает момент, когда после немыслимого нервного напряжения, вдруг силы оставляют, меня будто осушили до дна, лежу и гляжу в синее небо, такое же яркое, как Костины глаза, и от этой пронзительной синевы резь… до слёз, они скатываются в уголки глаз, а дальше по вискам вниз в траву, и я их сдержать не пытаюсь…

Пеппе очень устал, шутка ли, старик всю ночь напролёт правил лошадью, выбирал дорогу побезопасней и в то же время такую, чтобы мы не сбились с пути. Я, конечно, понимаю теперь, что в команде Джакопо случайных людей нет, но всё же, годы берут своё. Сейчас он бессильно опустился в тенёчке и, опершись спиной на широкий гладкий ствол, немного задремал. Но и тут скорее всего, не крепко, понимая свою ответственность.

А мне не сидится и не лежится. Мотыляюсь вокруг повозки, прислушиваюсь, приглядываюсь, дышит ли моё сокровище. Как загляну, сердце кровью обливается. Да не дай бог муха залетит под покров, только этого не хватало! Трогаю лоб, горит, конечно! И в воздухе пекло. Время идёт, обширная рана на Костиной спине без обработки и антибиотиков на жаре начнёт воспаляться ещё быстрее, обязательно примешается инфекция, а это чревато. Нам нужно как можно скорее оказаться в больнице. Нормальной российской больнице, а если конкретнее, в той самой, где я всё ещё работаю.

Прокрутив в голове идею: направить Пеппе верхом к Тео, чтобы пригнал на замену Колетт лошадь посвежее, огорчаюсь, поняв, что пока они до сюда доберутся, свежести в ней останется не больше, чем в нашей, а времени потеряно будет много, да ещё и мысль о возможной слежке убивает всё желание соваться в дом на холме. Прихожу к выводу, что ехать туда вообще незачем.

Потеряв к полудню остатки терпения, тормошу старика,

— Пеппе, план меняется, ты знаешь дорогу на перекрёсток? — очнувшись от дрёмы, он не сразу понимает, что я имею в виду,

— Перекрёсток?

— Мы не поедем к Тео, мне нужно поскорее забрать Берти отсюда, ему необходима серьёзная помощь, — и я ещё подумаю, верну ли вам его обратно, живодёры! Но это я не про моего спутника, само собой.

— Точной дороги не знаю, только до ключевого озера, — он понял, о чём я, — это же государственная тайна.

— Главное, попасть к озеру, дальше я сама, — значит это райское место с персиками, ключевое. План созрел, и я как на иголках, — когда тронемся в путь?

— Пойду запрягать, — он всё понял.

— Спасибо, Пеппе!

До ключевого озера мы добрались к закату, надо бы сделать привал, Колетт окончательно выбилась из сил, но я понимаю, что если мы сейчас остановимся, то грот в кромешной темноте мне не найти, а значит, ещё одна ночь. Целая потерянная ночь на спасение любимого. Поэтому умоляю,

— Пеппе, осталось совсем чуть-чуть, напои лошадей и гоним дальше! — старик не спорит, лишь качает головой в глубоком сомнении, но выполнив задание, снова подгоняет Колетт.

Где-то через час пути мы у вожделенного портала! Оберон накрыла ночная тьма. Она густа и непроглядна, как будто мы под огромным цилиндром факира: чёрный бархат и тишина. Но я уже сориентировалась, а это главное! Отдаю последние наказы,

— Когда мы уйдём, дай передышку животным и отправляйся в дом на холме, расскажи сыну об отце, он должен знать, что принсипале погиб, как герой, возможно, захочет похоронить нормально. Орго — его конь, а Колетт отгони к Жюстин, или оставь у Матео, пускай сам вернёт. Про нас скажешь всё, как есть, и что Дадиан забрала наследника.

— Вы вернёте его, Наисветлейшая? Как же Абекур без будущего… — перебиваю,

— Если сочту, что Абекур безопасен для него. И вообще, сначала надо, чтобы он просто выжил! — старик в недоумении,

— Простите, Всемогущая, но почему такие трудности, ведь всё в Ваших руках, было бы желание!

— Не спрашивай, Пеппе, не такая уж я и Всемогущая, что делаю, только то и могу, — он лишь удручённо кивает, а мне не до разговоров, — зажги несколько факелов, поможешь укрепить их в гроте. Потом перетащим Берти. Найди верёвку, а если нет, сними узду с Орго, привяжешь его ко мне и поможешь втащить в портал. Потом, сделаешь, что велела. О гроте никому!

— Клянусь, Наисветлейшая! — Пеппе исполнен достоинства и понимания, какая великая миссия на него возложена, и я верю, что не проболтается.

Страшно ли мне войти в портал? Да! Но я боюсь не болтанки и гула, меня холодит от ужаса, что потеряю в воронке Костю. Его под тяжестью собственного веса вытолкнет, а меня нет, тогда он там так и умрёт в моём холодном доме без помощи. Поэтому все мысли заняты тем, как его прикрутить, чтобы не покалечить ещё больше изрезанную спину, но в то же время, не потерять.

Он очень тяжёлый и ни капли нам с Пеппе не помогает. Попытки хотя бы немного его расшевелить оказываются тщетны. Не знаю, где мы со стариком находим силы, чтобы дотащить его до грота, а потом, сбивая ноги о камни, до нужной расщелины в скале. Хорошо, что есть хотя бы какой-то свет от факелов, а так, не знаю, что бы у нас получилось. Ничего толковее, чем связать поднятые вверх Костины руки в запястьях и накинуть петлёй мне на шею, придумать не удалось. Последние три шага перед порталом, практически тащу его на себе, потому что третьим Пеппе в расщелину не пролезть.