Вторая волна штурма разразилась у посольства Западной Германии. Люди перекрыли вход, попытались отцепить герб с фасада. Через несколько минут загорелась одна из машин с дипломатическими номерами. Внутри здания кто-то выстрелил в пса-охранника, и глухой вой начал растекаться по близлежащим улицам.

— Они знали! Перевозили это в своих мешках! — кричал парень в пыльной куртке, с забинтованной рукой. — Они соучастники!

Посольство Испании и Италии постигла та же участь. У входов дымились корзины с бумагами, кто-то выволакивал наружу флаги. Над балконом посольства Италии кто-то повесил огромный транспарант с надписью: «Ваш Бог умер вместе с нашей верой».

В офисах «Солидарности» по всей Варшаве происходили аналогичные сцены. Люди, верившие в справедливость, теперь чувствовали себя преданными. Штаб в районе Жолибож был захвачен особенно быстро. Толпа вломилась внутрь, разрывая на куски документы, закидывая краской портреты лидеров движения.

— Сопротивляются они! А снимали наших детей! — Прокричала старая женщина в чёрном платке, размахивая связкой старых газет.

Милиция снова вмешивалась неохотно. Лишь около полуночи на улицы вывели усиленные отряды ЗОМО. Их задача была ясна: сдерживать, но не подавлять. Руководство страны уже поняло: кто сегодня поднимет дубинку на этих людей, завтра сам будет повешен на фонарном столбе.

Здание МИДа Польской Народной Республики дышало холодом. В приёмной пахло кожей и полиролью, и только треск электромеханической пишущей машинки нарушал натянутую тишину. С самого раннего утра к зданию один за другим подъезжали автомобили с дипломатическими номерами.

В первую очередь пожаловались представители ФРГ и Италии. Два представительных дипломата, с одинаковыми портфелями и одинаково сдержанными лицами, были немногословны, но одинаковы и категоричны:

— Это недопустимо. Нарушение Венской конвенции, атака на дипломатические миссии, отсутствие надлежащей охраны — всё это будет доведено до сведения ООН.

Польский замминистра, сухощавый мужчина с серыми глазами, выдержал паузу, потом спокойно, но жестко ответил:

— Напоминаем, что в стране действует военное положение. Все права и свободы, включая неприкосновенность частной собственности, передвижения и свободы собраний, ограничены постановлением Государственного Совета. Настоятельно советуем дипломатам соблюдать уважительный нейтралитет и не вмешиваться во внутренние дела ПНР.

Последовал жесткий обмен нотами. Текст польской ноты был опубликован в полдень в «Trybuna Ludu»(Народная трибуна), с заголовком: «Bez ingerencji!(Дословно: Никаких помех! Но по смыслу больше подходит: „Никакого вмешательства!“)». Газеты социалистических стран перепечатали его практически без изменений.

В это же время в здании ЦК ПОРП проходило экстренное заседание. Первый секретарь выглядел уставшим, но собранным.

— Ситуация сложная, — говорил он, глядя на окружение. — Но она работает на нас. Общество в ярости, и сегодня это, народное возмущение не против нас. Да, последствия могут быть. Но если действовать аккуратно, этот шторм может снести ненужных.

Представитель МВД добавил:

— Есть веские основания полагать, что среди западных дипломатов имеются прямые курьеры этой сети. Уже собраны оперативные материалы. Приказ отдан — никого не выпускать без проверки, не взирая на дипломатический статус.

Почти сразу после окончания заседания поступило срочное сообщение из международного аэропорта Окенце.

Два дипломата — один из посольства Италии, другой из ФРГ — попытались экстренно вылететь из Варшавы на чартерном рейсе. Документы были оформлены через третью страну.

Но, когда они, сопровождаемые охраной, шли по взлетной полосе к небольшому реактивному самолёту, оба одновременно остановились, пошатнулись, схватились за грудь и рухнули на бетон.

Охрана бросилась к ним. Врачи из дежурной бригады аэропорта диагностировали тяжёлое соматическое нарушение — учащённый пульс, потерю ориентации, глубокую вегетативную дисфункцию.

На поверхности кожи в районе шеи, охраной дипломатов были обнаружены едва заметные микропроколы. Доставлены в ту же больницу, где ранее оказался Бруно Штольц, так как оба оказались нетранспортабельны, впав в пограничное состояние сознания.

Местные врачи развели руками. Анализы ничего внятного не дали.

Позже в телеэфир просочилась утечка: журналист одного из западных агентств, находившийся на полосе, успел сделать пару фотографий момента падения. Эти снимки начали циркулировать по посольствам.

А на виртуальном экране нейроинтерфейса мигали соответствующим цветом: «Объект-2» и «Объект-3» — нейтрализованы. Местоположение — стабильно. Сознание — подавлено'.

— Сработали чисто, — сообщил «Друг». — Побочных следов нет. Могут быть спокойно обследованы и… использованы. Как Штольц.

Кабинет генерала Измайлова напоминал бронекорпус штурмовика ИЛ-2. Тесно и надежно. Половину стены занимала подробная карта Восточной Европы за серыми шторками, в углу затихарился телефон прямой связи с шефом «семерки». За окном глубокая ночь, в которой не было звёзд.

По нервам крепко ударил телефонный звонок спецсвязи:

Из трубки четко донёсся голос подчиненного:

— Лейтенант Иванихин. Есть результаты.

Генерал поправил очки и откинулся в кресле.

— Слушаю лейтенант…

— Объект установлен. Агент инопланетян находится в Варшаве.

Молчание длилось почти минуту. Потом генерал подался вперёд, сдвинув брови:

— Повтори ещё раз. Ты сейчас серьёзно?

— Повторяю дословно: инопланетный агент найден. Уверенность — девяносто пять процентов.

Измайлов сдержанно усмехнулся, прищурившись:

— А где остальные пять? В бутылке водки, которую ты распивал с местным ксендзом?

— Пять процентов — допустимая погрешность. Статистическая. Всё проверено и подтверждено тройной проверкой.

Генерал встал, потянулся, будто пытаясь сбросить накапливавшееся напряжение:

— Предположим, это правда. Что предлагаешь?

— Задержать объект. И этапировать в Москву. Срочно. Желательно — сегодня ночью. Есть план.

Ответ заставил генерала замереть, повернуться к карте и, не мигая, представить перед собой лицо лейтенанта:

— Ты с ума сошёл. Это Варшава. Не пригород Саратова. Там сейчас натовцы каждый второй подъезд пасут. Эвакуация объекта без крайней нужды, это показать им свою подгорелую жопу!

— Если упустим — второго шанса не будет, — спокойно ответил Иванихин. — Объект уже догадывается, что за ним наблюдают.

Генерал выругался сквозь зубы, потом сделал резкий шаг к столу:

— Всё. Сиди ровно на месте. К объекту — ни на шаг. Даже к забору его не подходи. Завтра первым рейсом вылетаю в Варшаву.

— Понял, — коротко ответил лейтенант.

Измайлов закончил разговор, положил трубку и на несколько секунд замер в темноте. Потом глубоко выдохнул:

— Нашёл, блин, инопланетянина на мою голову…

Солнце едва успело стать в зенит над горизонтом, когда на аэродроме Окенце приземлился рейс из Москвы. Самолёт коснулся полосы мягко, почти по-кошачьи, и через несколько минут у трапа показалась массивная фигура в сером пальто и модной фетровой шляпе. Внизу у трапа его уже ждал лейтенант Иванихин в чёрном пальто с поднятым воротником.

Генерал ступил на бетон, сделал несколько шагов и протянул руку, коротко кивнув:

— Поехали.

У «Волги», лейтенант открыл Филиппу Ивановичу заднюю дверь. Первым делом генерал спросил:

— Машина не наша?

— Нет, товарищ генерал. Выделена посольством.

Тот задержался на полсекунды, оглядел авто с холодным интересом, словно видел в ней больше, чем просто транспорт.

— Прослушка?

— Проверка не проводилась. Техники не успевали, только по приезду смогут провести свои мероприятия.

Генерал только хмыкнул.

— Тогда разговор отложим.

Машина тронулась. Через широкое лобовое стекло открывался заснеженный город. Улицы Варшавы, несмотря на полуденное время, казались чуть притихшими. Генерал молчал, уставившись на покосившийся балкон одного из довоенных домов, потом на бронзовую статую варшавской сирены, торчащую над заиндевевшим фонтаном.