Пройдя мимо него внутрь дома, генерал ощутил как ему в нос ударил концентрированный запах бумаги и табака.

На первом этаже уже ожидали трое. Один в очках, с руками штабного аналитика. Второй — связист. Третий был кубинец, в форме без знаков различия. Все молчали, пока генерал не подошел вплотную.

Первый протянул руку:

— Товарищ генерал, объект к передаче готов. Документация — по списку, ключи, сейфы, журналы — всё в порядке. Можете лично проверить.

— Проверим, — сказал Филипп Иванович спокойно, — но сначала пройдемте, в кабинет, разговор есть Роман Сергеевич.

Он кивнул, провёл меня в небольшой кабинет. Не его, уже мой, но запах — ещё его: табак «Космос», влажная тропическая бумага и старая кожаная обивка кресла. Пахло отставкой, и не только ей.

Сели. Он, напряженно прямо, генерал немного наискось, наблюдая.

— Сколько вы здесь отслужили, товарищ полковник?

— Двадцать восемь месяцев, — отозвался сразу. — Из них двадцать два — в должности начальника. Раньше был заместителем.

— И вдруг, передача дел…

Он молчал, его взгляд, неожиданно стал чуть твёрже. Филипп Иванович тем временем налил воды в стакан, чай здесь не пользовался популярностью — только пыль в пакетиках, а кофе был кислый. А вода была кубинская, своя.

— Мне всё-таки интересно, — осторожно начал Измайлов. — Не потому что хочу вас уязвить. Просто хочу понять, за какую именно шахматную доску меня посадили. Почему вы уходите?

Он пожал плечами.

— Официальная формулировка — «по состоянию здоровья». Давление, сердце. Медкомиссия в Гаване всё оформила.

— А неофициальная?

Он помолчал. Потом сказал, почти шепотом:

— Вы ж сами понимаете, Филипп Иванович, здесь всё на ушах, американцы вон, напротив. Кто-то что-то где-то перехватил не вовремя, не так доложил, начальству это категорически не понравилось. В итоге всё списали на меня, хотя я вам по совести скажу — у нас на объекте утечек не было. Тут либо информация ушла из Москвы, либо у кубинцев кто-то поработал… Других вариантов нет.

Генерал слушал и кивал, всё это было очень похоже на правду. А вполне может, и на тщательно выученный им текст. В таких местах, как это, правда редко ходит сама по себе, без сопровождения.

Когда он ушел, оставив Измайлову толстую папку со схемами шифрованных каналов, журналами прослушек и штатным расписанием, генерал остался один.

После еще одного просмотра всей документации, он обратил свое внимание на свободные вакансии медсанчасти — фельдшера и его помощника, он же санинструктор. Вот и сделаем первый запрос на Инну и ее мужа Костю, принял решение Филипп Иванович. «Надеюсь моего веса хватит что бы им быстро оформили выезд.»

Он открыл окно. Жаркий ветер лениво шевелил бумажные занавески, большая редкость в учреждении с грифом «совершенно секретно», обычно на окнах делали сетку из рыболовной лески, с установленным размером ячейки. Куба, она такая, даже разведка здесь дышит более свободно чем в Союзе.

Генерал стоял и напряженно думал: кто «съел» Гречишкина, и самое главное зачем? И в новом свете, перед ним предстало его назначение сюда…

Теоретически — могли кубинцы. Слишком много он знал, и скорее всего слишком мало понимал в текущей обстановке. Мог и ляпнуть языком не то, и не тем. Или, вполне возможно, кто-то в Москве, прикрыв своё упущение, ткнул пальцем в полковника: мол, плохо сработал. А может, и просто перешёл дорогу не тому, кто сидел ближе к сердцу Лубянки. В конторе ведь как часто бывает. не важно, виноват ли ты, важно, удобно ли тебя снять. Что ж, теперь его очередь побыть на этой сковородке.

Оставалось только не повторить ошибок предшественника, и понять, где заканчивается реальная служба, и начинается чья-то игра.

Первой проверкой стал пост №12 — центр оперативного радиоперехвата длинноволнового диапазона. Местные называли его «аквариумом», не только из-за стеклянных стен, но и потому, что внутри всегда царила тишина, нарушаемая лишь равномерным писком аппаратуры. Стояли американские приёмники Collins, советские «Гелиосы», несколько японских кассетных устройств для записи каналов, всё сопряжено через переходники, через адаптированные блоки питания. Парни крутили ручки настройки, шептались между собой, вели журнал.

Начальник смены, майор Галанин, был типичный «слушатель», худой, сутулый, с сигаретой в желтоватых пальцах. Заговорил шепотом, будто боялся, что его перехватят собственные антенны.

— У нас три основных зоны: Флорида, все побережье Карибов и Порт-Рико. Самое горячее — зона Гуантанамо, ее слушаем по ночам, когда эфир чище. Работают на 11,25 МГц, позывной «Цикада». Сигнал флуктуирует, но мы привыкли.

Генерал кивнул. Подошёл к терминалу, где шёл поток точек и тире — радиотелеграф.

— Это сейчас?

— Субмарины, скорее всего. Мы пока не определили, их или британские. Наш кубинец утверждает, что слышал «Томас Джефферсон», но у него с английским… как у нас с марсианским.

Измайлов прошёлся дальше, парой слов перекинулся с дежурной стенографисткой. Молодая девчонка, аккуратно заплетённая косичка, с серьёзным лицом и очень острым взглядом. Фамилия — Шереметова. Оказалась, дочка нашего резидента в Венесуэле. Привезли ко мне «на практику». Приятный бонус, и умная, и проверенная.

Во втором корпусе Филипп Иванович проверил так называемую «сейфовую зону», сектор дешифровки и аналитики. Здесь пахло пылью, холодным металлом и кубинским ромом. Начальник сектора, капитан Берегов, толстяк с нервным подёргиванием глаза, разговаривал быстро, но по делу.

— Передача сигнала с северного купола через кабель №4, мы туда вставили новый фильтр по вашей инструкции из Москвы. Перешли на фазовую фильтрацию, теперь утечек меньше, но пульсация усилилась. Работать можно, но предельно аккуратно.

Генерал посмотрел на схему. Обычные технические тонкости, но мелкие ошибки здесь стоили не только карьер, но порой и жизни.

К полудню он составил себе картину: центр работал, но расслабился. Люди физически вымотаны и уставшие. Слишком долго без смены, без свежей крови, вот и начали плыть. Смена командования пришлась на его взгляд произошла вовремя.

Май 1982 года.

Варшава.

Я читал книгу, когда услышал виброзвонок коммуникатора. Отложив ее, поднялся, лениво потянулся и подошел к стационарному телефону. Этот прием прикрытия был мной придуман что бы не метаться с глупым видом по квартире. А так все чинно-благородно, я просто разговариваю по телефону.

Постепенно уже привык к тому, что генерал Измайлов регулярно выходит со мной на связь. Вот и сейчас, подойдя к аппарату, и сняв трубку, произнес:

— Алло…

— Здравствуй, Костя, — голос Филиппа Ивановича был, как всегда, спокоен и вкрадчив, но в нём слышалась тёплая улыбка. — Ну что, молодой-женатый как ваша жизнь? Поздравляю, передай Инне мои наилучшие пожелания.

— Спасибо, Филипп Иванович, — я усмехнулся. — У нас тут тихо и спокойно. Пожалуй первый раз за последнее время. «Солидарность» резко поутихла, и намного меньше баламутит народ.

— Это хорошо. Отдохни немного… но недолго. Мне надо с тобой поговорить. И с Инной тоже. Есть дело — серьёзное, но, надеюсь, вам оно понравится.

— Слушаю внимательно, — Я мгновенно собрался. Тон Измайлова изменился, стал чуть строже.

— Есть в вас острая нужда, здесь на Кубе. Условия хорошие, а вот с медицинским обеспечением у меня беда.

У меня сложилось очень стойкое ощущение, что последняя фраза была сказана не для меня. Хоть вызов и сам разговор шел через коммуникатор, но кто мешал генералу делать вид, что он говорит по телефону?

— Рядом с вами кто-то есть?

— Да… Мне нужны такие, как ты с Инной. Специалисты, которые смогут оказать медпомощь в любой ситуации. И лучше, если это будет семейная пара. Понимаешь, к чему я?

— Да. Понимаю.

— Отлично. Тогда так. Не срочно, но и не откладывай. Через пару дней вас обоих вызовут сам понимаешь куда. Заполните анкету, пройдете проверку и вас направят на медкомиссию. После этого билеты в зубы и в Москву на самолет. Ясно?