Полковник побледнел, а я, выдержав паузу, добавил:

— Если хотите, могу дать копию. Или, наоборот, стереть, чтобы не травмироваться. Как вменяемый человек, я за ваше душевное здоровье.

Он сглотнул и сделал шаг в сторону, но я остановил его лёгким касанием локтя:

— Не бойтесь. Это видео не попало еще ни в вашу структуру, ни к конкурентам, ни в партийные органы. Пока. Но, как говорится, у каждого есть шанс на ремиссию.

И, глядя ему прямо в глаза, я достал из внутреннего кармана видеокассету в футляре, в бумажном пакете который используют при морской болезни. Подмигнул:

— Вот здесь ваша позорная отставка и уголовное дело.

Полковник ничего не сказал. Просто взял кассету, развернулся и быстро ушёл. А я повернулся к стенду с расписанием фильмов, насвистывая «Песенку о тревожной молодости». Настроение улучшилось.

Полковник поймал меня у выхода с палубы буквально через пару часов. Был он в гавайской рубашке и шортах, но выглядел, как всегда, будто собрался участвовать в выборах — серьёзен, напряжён, глаза бегают.

— Константин Васильевич? — начал он.

Я кивнул.

— Прогуляемся? Пять минут. Просто поговорить.

Он повёл меня за палубный барьер, туда, где сушились спасательные жилеты и не было никого, кроме случайной чайки, которая зачем-то дремала, уткнувшись своим клювом в свои же перья.

— Послушай…те — начал он. — Я перегнул. Случилось, ну… по-человечески. Пойми…те — длительный рейс, женщина рядом, стресс…

— Я понимаю, как мужик. Всё понимаю… Так что вы хотите?

— Ну, скажем так, не хотелось бы, чтобы… это всё куда-то ушло.

Он достал из внутреннего кармана плотный конверт. Не открывая, протянул мне.

— Просто… чтобы загладить. По-мужски.

Я взял конверт, открыл. Там были аккуратно сложенные купюры — сотенные банкноты с Франклином. Рядом вложена была даже визитка — «Экспортно-импортное управление», с его рукой дописано: «Михаил».

Я захлопнул конверт, не говоря ни слова, а потом медленно, нарочито аккуратно сунул его в ближайшую мусорную урну, словно избавлялся от использованного бинта.

— Это ты сейчас что сделал? — сдавленно спросил он.

— Лечение продолжается, — ответил я. — Ещё несколько сеансов, и вас можно будет выпускать в общество. А лучше — в отпуск.

Он покраснел, что-то прорычал под нос, вытащил из урны пакет и пошёл прочь, но на полпути резко свернул и постучал в дверь корабельного медкабинета. Я зашёл за ним через минуту.

Инна стояла у умывальника, в руках держала стетоскоп, но замерла, глядя на него.

— Мне… — Полковник замялся. — Мне надо извиниться. Перед вами.

Он смотрел в пол. Голос у него был тихий и чужой. — Повёл себя недостойно. Не по-офицерски.

Инна смотрела на него холодно.

— Извинения приняты, — сухо сказала она. — Но вы ведь знаете: мораль — это не штука, которую чинят после поломки. Она или есть, или нет.

Он кивнул, не поднимая глаз.

— Я запомню. Спасибо.

И вышел.

Я посмотрел на Инну. Она глубоко вздохнула и прошептала:

— Вот уж не думала, что ты и психолог.

— Я вообще универсальный, — усмехнулся я. — Где надо — подлатаю, где надо — ампутирую. В следующий раз, если что, так и сделаю.

— Расскажешь как?

— Есть методы у Кости Сапрыкина! — Произнес я шепелявым голосом героя Садальского.

Мы шли в Атлантике курсом на запад уже почти двенадцать часов, когда пришло сообщение от генерала Измайлова с просьбой проследить за британской подлодкой.

Она, покинула порт Санта-Крус сутки назад, шла, как я подозревал, примерно параллельным курсом где-то впереди.

Я отдал команду дрону на проведение разведки практически ночью.

Маскировочное поле было активировано, дрон самостоятельно перешел в беззвучный, «глайдерный» режим — питание шло от накопленной через фотоэлементы солнечной энергии. Реактор был отключён, крылья разложены. Всё как обычно при таких действиях… только теперь вокруг, на тысячи миль океан, а это очень серьёзно.

«Помощник» обнаружил через сеть зондов цель, рассчитал ее скорость и положение и передал все это «Другу», который в свою очередь задал маршрут дрону и выпустил его с кормовой части судна, который взмыл в небо как птица и растворился в темноте.

Минут через сорок он завис над подлодкой, и я включил запись. Всё происходящее писалось и одновременно транслировалось мне и Измайлову в режиме реального времени.

Антенна субмарины вдруг начала поворачиваться своей тарелкой в небо. И сразу «Помощник» сообщил о том, что подлодкой осуществлен сеанс связи, пакет перехвачен и расшифрован.

Один из люков был приоткрыт, а на палубе замелькали тени. Кто-то выкатил цилиндрический объект и подсоединил к нему кабель. Секунд через двадцать цилиндр дернулся и исчез в волнах.

— Зонд? — тихо пробормотал я. — Или торпеда? Не похоже, ни на то, ни на то.

Через пару минут всё затихло, люк захлопнулся, и корабль ушёл под воду. Дрон ещё немного повис над волнами и по моей команде лег на обратный курс, скользя по тёмному небу почти беззвучно.

А видео в самом высоком качестве, со звуком уже было отправлено Измайлову. Он отреагировал быстро — буквально через полчаса прислал короткое сообщение:

«Сравним с нашими перехватами. Молодец. Жду следующего доклада. И.»

Я выскользнул в коридор и тихонько прикрыл дверь. Звездная ночь. Слабый гул двигателей, на их фоне слышен плеск волн. Я мысленно обращаюсь к «Другу»:

«Нужно расшифровать звуковую дорожку с последнего облета подлодки. Шумы фильтруем, голоса разбираем. Если попадётся технический жаргон — расшифруй с пояснениями.»

«Принято. Предварительный результат: речь идёт о запуске подводного аппарата. Анализ завершится через семь минут.»

«Отправь копию Измайлову, пусть порадуется.»

«Сделаю.»

Я потёр шею. Когда я выходил сюда, Инна уже спала — раскинулась на койке в позе морской звезды, не обращая внимания на качку.

А сейчас мне пора на занятие.

В кормовой кают-компании, по совместительству — клубе по интересам, расположились за столом вразнобой несколько офицера, пара солдат и Саша Щеглов. Телевизор «Юность», переделанный мной же, подключён к видеомагнитофону и дополнительному громкоговорителю. На экране — Терехова и Боярский.

Курсант, вскочил и театрально взмахнув блокнотом, произнес:

— ¡Atención, camaradas! Сегодня у нас — «El Perro del Hortelano», художественный фильм советского производства, испанизированный методом обратного перевода!

Все присутствующие оживляются.

— Учим фразы. Повторяйте за мной:

«No quiero que comas, pero tampoco que coman otros…»

— Ну ты скажи, как по-нашему… — тянет офицер в бушлате.

— «Не хочу, чтобы ел ты… но и чтобы другие ели — тоже не хочу!»

— Ага, настоящая жена.

Все смеются.

Я присаживаюсь к столу, и наливаю себе чай из термоса. Щеглов кивает:

— Костя, вы вовремя. Сейчас будет сцена у фонтана. Там шикарный диалог. Слушаем внимательно.

На экране Терехова спускается по лестнице в парке к Боярскому, тот сидит рядом с Джигарханяном. Звучит реплика:

— Теодоро здесь?

Курсант останавливает запись.

— Кто скажет, как это звучит по-испански?

— Типа: «¿Está Teodoro aquí?» — пробует один из сержантов.

— Правильно! Теперь по ролям!

Начинается импровизированный дубляж. Инна появляется на пороге, зевает и усаживается рядом со мной.

— Что тут у вас?

— Испанский по Тереховой. Обратный перевод.

— А где Зорро?

— На следующей неделе, если достанут фильм, то мы перегоним его на свою видеокассету.

Инна улыбается и берёт мой чай. С экрана вновь звучит музыка, все уже вовсю повторяют фразы, кто-то даже старается копировать интонации.

Курсант довольно трет руки:

— Если так пойдёт и дальше, к Гаване мы «Собаку на сене» сыграем на испанском вживую. С костюмами!