Пока со мной разбирались, уже практически все прошли таможню и меня с великим сожалением таможенники вынуждены были отпустить вместе с монетами. Формально они были неправы, но и отпускать не хотелось.

Глянув на них орлом, поспешил в сторону выхода.

Наконец, я, с двумя чемоданами, большим и меньшим в руках, шагнул по трапу вниз, на корму «Адмирала Нахимова». Трап-сходня под ногами немного гулял — корабль немного… на воде, плюс еще глухо добавляла вибрации судовая установка. Внизу у борта дежурили стюарды в светло-бежевых пиджаках, с улыбками, чуть натянутыми, но всё же приветливыми.

— Добро пожаловать, товарищ! — один из них подхватил мой чемодан. Глянув на посадочный талон, добавил: — Ваша каюта на нижней палубе, номер 208. Вот туда, по коридору направо, потом вниз по лестнице.

Холл приятно удивил, он казался почти европейским. Мягкие кресла в нишах вдоль стен, зелёные ковры, светлые панели. Небольшой киоск с газетами, касса, стойка информации, возле которой стояла Инна. Увидив меня, она оглядываясь, шепнула:

— Это что, у нас что-то построили без авоськи, гвоздей и мата?

Я улыбнулся. Очень хорошо, что корабль уже начинал ей нравиться.

— Если быть объективным, то в свое время его построили немцы.

— Гэдэровцы?

— Нет.

Инна широко открыла глаза: — Фэргэшники?

— Нет…

— А кто?

— Гитлеровцы. В смысле немцы из Третьего Рейха.

— Вот это да-а… — Ее удивлению не было предела.

За этим разговором мы доперли наши вещи до нужной каюты.

Каюта, к всеобщему нашему удивлению оказалась больше, чем мы ожидали. Не люкс, конечно, но вполне по-человечески: два аккуратных спальных места, между ними столик с закрепленным латунным светильником. У почти полноценного окна — плотные шторы, за которыми угадывалась прогулочная палуба.

В узкой прихожей, оборудован встроенный шкаф, внутри него аккуратно развешены спасательные жилеты и полотенца в полиэтилене. Напротив — дверь в крошечный санузел: умывальник с холодной водой, зеркало, крючки для полотенец. Над зеркалом кто-то уже прилепил жвачку.

Когда я вышел на палубу подышать после размещения свежим воздухом, заметил ещё несколько «туристов» в одинаковых тёмных куртках и скучных кепках. Один курил, другой молча смотрел на воду, третий — читал «Советский спорт» вверх ногами. Было ясно: никто особенно не играл в гражданских.

В час ночи в каюте тренькнул динамик, и голосом диктора из середины семидесятых сообщил:

— Товарищи пассажиры, оба наших ресторана приглашают вас на шведский стол. Приятного аппетита!

— А может, это и правда туристический рейс? — фыркнула Инна, застёгивая ремешок на туфле.

Свой ресторан мы нашли сразу, он находился на средней палубе, ближе к корме. Обстановка — скатерти, высокие спинки стульев, буфет с фруктами и бутылками лимонада, официантки в белых фартуках. Через все помещение был установлен стол с безалкогольными напитками и легкими закусками.

Пока мы выбирали между бутербродами с колбасой и шпротами, я невольно отметил: корабль только снаружи казался небольшим, даже тесным, и только попав во внутренние помещения, убедился, что внутри всё было устроено с каким-то почти западным размахом. Даже тарелки были не эмалированные, а настоящие — фарфоровые, с тонким золотистым ободком и надписью «ЧМП».

Мимо неслышно сновали официанты с минеральной водой и готовыми закусками. В зале пахло рыбой, специями, и даже жареным луком. Инна расправила салфетку и посмотрела на меня с такой миной, будто это она выбрала этот лайнер в «Интуристе».

Недалеко от нас расположились трое мужчин лет сорока, явно не моряки, но и не туристы. Один из них — лысеющий, с лицом прапорщика — негромко бурчал:

— Я тебе говорю, если в Лас-Пальмасе будут местные, лучше вообще рот не открывай. А то скажешь что-нибудь про «учения», потом будут тянуть с нас жилы.

Второй хмыкнул:

— Что ты переживаешь? Все туристы как туристы. Особенно мы.

Инна перехватила мой взгляд и едва заметно кивнула. Мы оба всё поняли.

— Ну, если нас и будут везти на какую-то секретную базу, — сказала она, — то пусть хотя бы кормят не хуже чем здесь.

— С чего, ты это взяла, дорогая?

— Костя! Я что полная дура, по твоему?

По пути обратно в каюту мы прошли мимо группы из пяти-шести человек, обсуждавших, где можно будет «при случае» сдать доллары. Один из них, с обветренным лицом и мосолистыми руками, сказал:

— Только тихо. Нам ещё до Гаваны дожить надо без приключений. Ты помнишь, что было с теми в Марселе?

Последовал небольшой гул. Я с женой ускорил шаг.

Нам не спалось, и мы решили прогуляться по всем открытым палубам. Наконец, мы остановились на корме, разглядывая воду за бортом, где к нашему великому удивлению рассмотрели скопище мелких медуз вокруг корпуса корабля. Минут через десять забурлила вода под кормой, раскидывая в разные стороны это самое медузоидное поколе́ние, и корабль стал потихоньку отваливать от причала. Совершив какие положено манёвры, он стал выходить за пределы порта, а через пятнадцать минут мы вернулись в каюту.

Всё! Все страхи, что что-то сорвётся, в последний момент где-то что-то не сладится, остались позади. Мы плывём на Кубу, мы плывём в новый, яркий мир! За это и выпили по чуть-чуть и завалились спать. Но не сразу…

Проснулся по давней привычке в шесть утра и сразу же выскочил на палубу. Инну будить не стал — пусть еще поспит моя девочка. Было светло и солнечно от только что поднявшегося из-за горизонта солнца, а голубое и чистое небо предвещало отличную погоду. Но самое главное — МОРЕ. Ласковое и синее. Огромное море во все стороны, без малейших признаков суши.

Свежий, прохладный утренний ветер приятно трепал волосы и пах чем-то терпким и солёным, как будто сразу несколькими стихиями — солнцем, водой и дальними берегами.

Не спеша обошёл все палубы, постоял на корме, с удовольствием глядя на широкий кильватерный след.

Пена за кормой ложилась ровной полосой, плавно изгибаясь вдоль курса, и завораживала своей однообразной, но мощной игрой волн. Где-то в глубине этой белой струи мерещилось продолжение корабля — будто бы он тянул за собой длинный шлейф воспоминаний и снов.

Потом я перешёл на нос и, перегнувшись через борт, стал смотреть вниз на белый пенный бурун от разбивавшейся волны. Мне даже показалось, что там в какой-то момент выскочил из воды дельфин.

Я замер, вглядываясь, но больше ничего не увидел — только блеск воды и тонкую радугу в мельчайших брызгах. Наверное, показалось. Или это просто море подмигнуло мне своим озорным глазом.

Первые сутки наш корабль шёл строго на юг, пройдя практически всё Чёрное море.

Погода стояла отличная — ровный штиль, лёгкая зыбь и тёплый ветер, напоённый весной. Мы почти не чувствовали качки, только тихий гул судна и ритмичное покачивание пола под ногами напоминали, что под нами километры воды.

Где-то в полночь мы должны зайти в пролив Босфор, на обоих берегах которого расположился Стамбул.

На палубе собралась целая группа — стояли молча, кто с фотоаппаратом, кто с чайной кружкой в руках. Я с женой поднялся к ним и мы остановились рядом с ними.

Стамбул сиял — огнями улиц, маяков, мостов и бесчисленных окон. Слева по борту — громада города, справа — тёмная громада Азии. А между всем этим — лента Босфора, узкая и полная таинства.

— Вон тот мост — Босфорский, — подсказал кто-то. — Его вон видно, как шлейф.

Я кивнул, не отрывая взгляда.

Под утро судно сбавило ход — спускали трап для лоцмана.

— Ну что, товарищ капитан, удачного вам плавания, — сказал турецкий лоцман по-русски с сильным акцентом.

Капитан пожал ему руку и передал неприметный свёрток.

— Как договаривались. «Столичная».

Лоцман засмеялся, прижал свёрток к груди и ловко спустился на катер, который тут же отвалил, оставив за собой пузырящуюся волну.

В Мраморном море, часов в десять утра ко мне подошла Инна.