Шкурки песца были мной отобраны с большим пристрастием — каждая из одной партии, с одинаковым оттенком, без пятен и проплешин. Помог Исаак — человек с нужными связями. Взамен лишь пожал плечами и сказал:

— Главное, чтоб девочка сияла. Остальное — дело наживное.

Швейная машинка, как будто понимая смысл, заурчала тише.

Шубка получилась лёгкой, словно облако, и настолько нежной, что даже мех на воротнике казался живым. Подкладка — шелковая, вышитая вручную. Для туфель замшу пришлось предварительно обработать — сделать её устойчивой к зимней сырости, но так, что бы она не потеряла мягкости. Подошва — на микроклиновой платформе, скрытая, с изящным изгибом. Украшения на ремешке были вытравлены лазером «Мухи» по эскизу, вдохновлённому старинными балетными пуантами.

К обеду Инна зашла в мастерскую и увидела туфлю, стоящую на бархатной подушке.

— Господи… Это не туфли. Это… это…

— Что это, душа моя?

— Это необыкновенное признание в любви. — Она развернула лицо к свету. — Обещание, что будет весна. И даже если её не будет — мы её себе сами сошьем!

Пальцы ласково провели по пушистому воротнику шубки. Инна улыбнулась:

— Эта свадьба про то, что у каждого из нас теперь есть кто-то, кто понимает с полуслова. Даже если ничего ещё не сказано.

Снег за окном усилился, но в комнате было тепло. Всё необходимое для одного из самых важных дней уже было почти готово.

Оставалось дождаться только самого дня.

В берлоге стоял аромат собственноручно приготовленного швейного клея и чуть обугленного текстолита. На вешалке — полуприталенная основа будущего пиджака из итальянской шерсти, добытой через того же Исаака. Свет от настольной лампы отсекал остальное пространство, превратив комнату в мастерскую с одной целью — собрать костюм, в котором не будет ни одного случайного стежка.

Инна встала на колени и, держа в руках портновский сантиметр, строго приказала:

— Замри. Ни дышать, ни чесаться. А лучше вообще не шевелись, как пациент под анестезией!

Сантиметр обвился вокруг груди, плавно скользнул к талии, остановился на бёдрах. Инна записывала цифры в блокнот, прищурившись. Я же мгновенно их запоминал и передавл «Другу», который на их основе, а также еще кучи параметров делал чертеж выкройки.

— Талия чуть меньше, чем казалось. — Голос был задумчивым. — Значит, подкладку пиджака можно делать плотной, без дополнительного облегания.

Медленно поднявшись, она обошла с другой стороны. Сантиметр лег на плечи, скользнул вниз по рукаву.

— Плечо правое чуть ниже, чем левое. Ты разве не замечал?

— По ощущениям всё симметрично. Но, возможно, эффект от штанги. — Ответ прозвучал негромко, но с интересом.

Инна закатила глаза:

— Всё мужчины одинаковые. Пока в зеркало не ткнёшь — не поверят.

Затем она переключилась на длину рукава и шаговый шов. В процессе пришлось присесть на корточки и с важным видом приподнять край ткани.

— Здесь всё хорошо. Но ткань возьми с запасом — под пояс и шлицу. Хочется, чтоб ты выглядел как агент 007 из британского фильма, а не как завхоз на дне рождения в райкоме.

На полу разложился эскиз: графитовый пиджак, двубортный, без лацканов, но с потайными швами и зауженными плечами. К нему — светлая сорочка с двойным воротником и галстук в мелкую диагональную полоску. Брюки — чуть зауженные, с лёгкой складкой и скрытой застёжкой.

— Подумать только, — проговорила она, — в СССР, в 1982 году, шить такой костюм… И не в Большом театре, а в технической кладовке.

Ткань легла на стол в отблеске вечернего света. Песцовая шубка висела рядом. Атмосфера казалась не просто предсвадебной — она была почти священной.

Инна подошла ближе, положила ладонь на грудь будущего костюма и прошептала:

— Ты даже не представляешь, насколько это всё важно. И даже не потому, что свадьба. А потому что это — мы. Вот здесь, сейчас. И всё, что будет потом, — началось отсюда.

В ответ — тишина, густая, теплая. Мы молча продолжили вымерять длину воротника. Где-то в углу лампа замигала от ослабшего контакта, но никто из нас не обратил на это внимания. Работа кипела. И каждый стежок знал, зачем он здесь.

На следующий день в моей комнате пахло чернилами и свежим картоном. На столе — пачка белоснежных конвертов, листы плотной бумаги с лёгким рельефом и бутылочка клея с кривым носиком. Инна аккуратно обводила лиловым фломастером узор по краю будущего приглашения, стараясь не дышать на ещё влажный виток.

— Сколько их нужно? — спросила, не отрываясь от бумаги.

— Всего двадцать пять, включая персонал ресторана и дядю из Жлобина, который обещал приехать с женой.

Инна на секунду замерла, затем обернулась:

— А свидетель кто будет?

— С этим сложнее,армейский другсержант Петренко Саша еще служил, и вряд ли его отпустят на свадьбу.Щеглов, конечно, тоже подходящий — проверенный, умный, с чувством юмора. Но он где-то под Львовом на учениях. Обещал быть, но до конца не уверен.

Инна надула губы:

— Жених без шафера — как пирог без начинки.

— А у тебя кто подружкой будет?

— Думала звать Лену из меда, но она теперь в Полоцке. Может, Аню с соседнего подъезда?

— Она тебе нравится?

— Не то чтобы близкая подруга, но доброжелательная, аккуратная. И, главное, живёт через дорогу. Если что — быстро сбегает за чем угодно.

На этих словах в дверь раздался вежливый, почти церемониальный стук. Инна отложила ручку, расправила блузку и пошла открывать.

На пороге стоял ювелир — тот самый пожилой мастер с моноклем и аккуратно подстриженной бородкой. В руках — коробочка, обтянутая тканью цвета пыльной розы.

— Примите результат нашей совместной фантазии, — произнёс он с лёгким поклоном, входя в комнату.

Коробочку Инна развернула медленно, оттягивая момент. Внутри, на фоне бархата, покоились два платиновых кольца. Поверхность — матовая, но с утопленным глянцевым узором, напоминающим две переплетённые ветви. Камень был на своем месте, красиво и богато дополняя кольцо невесты. Внутри гравировка: имя и дата, выведенные древнеславянским шрифтом.

— Огранка получилась необычной, несмотря на то, что практический не отличается от «принцессы». Никак не могу придумать ей название…

— «Инфанта»… — Слово вырвалось помимо моей воли.

— Очень к месту молодой человек!

Инна надела кольцо, замерла, посмотрела на руку с каким-то новым, неуловимым выражением.

— Оно лёгкое. И в то же время — будто часть меня.

Ювелир согласно закивал:

— Именно этого эффекта добивался.

Затем повернулся к Косте:

— Простите за вторжение в творчество. Но возникла идея: если уж у вас такой стиль — не хотите дополнить его комплектом? Серьги в том же мотиве и кулон с цепочкой?

Инна оживилась:

— Серьги — это прекрасно. Но кулон… хотелось бы не просто украшение. А нечто со смыслом. Что-то, что носится ближе к сердцу.

Ювелир достал из портфеля блокнот и мягкий карандаш:

— Тогда прошу — покажите, что у вас в голове. А я уже из этого сделаю в металле.

На листе медленно, штрих за штрихом проявлялся эскиз украшения, непривычных очертаний. Что-то между стилизованным древом жизни и знаком бесконечности. Инна сидела рядом, затаив дыхание. В итоге эскиз получился точным, почти математически выверенным, но при этом живым, как будто у него билось собственное сердце.

Ювелир прищурился:

— Это будет самая интересная моя работа за последние лет десять. Вернусь через неделю.

Когда дверь за мастером закрылась, в комнате повисла тишина. На столе в коробочке кольца сияли мягким светом. Инна осторожно прикоснулась к ним, словно проверяя — не сон ли всё это.

— Похоже, начинаем жить не только по любви, но и по искусству, — прошептала она.

В ответ — лёгкое касание руки, которое было красноречивее любых слов.

На столе лежали аккуратно разложенные приглашения. Плотный белый картон с серебристой рамкой и фигурной надписью «Приглашение на бракосочетание». Рядом — список гостей, написанный от руки каллиграфическим почерком Инны.